Ещё многие спали после поздних танцев, когда погруженная декорациями арба рысцой катила по Тшибешевскому шоссе. Дул северо-восточный холодный ветер. Мороз крепчал. В придорожной канаве образовался толстый лёд, на котором мог удержаться взрослый человек. Кое-где по мёрзлой траве на пастбищах паслись коровы и лошади.
- Корм экономят, - произнёс Красюк – Я свою корову уже месяц держу в коровнике. Декабрь на исходе, а они ещё пасут. Пользы мало от этого, а скотина перемерзает.
- Да! – согласился Роман Барабаш.
- Ты чем сейчас занимаешься? – спросил Красюк у парня.
- Отцу по хозяйству помогаю. Помогать то и нечего особо. Нет дел серьёзных.
- С этим делом у нас плоховато. У вас нет хорошей лошади. Можно было бы в лес ездить, в Звежинь на лесопилку возить баланс. Старая лошадка ваша и воза пустого не тянет. Зря харч переводит. Ей, наверное, лет двадцать пять.
- А ты своим возишь? – спросил Роман.
- Всё собираюсь, да некогда. В эту общественную работу втянулся, что и отдыхать некогда. О себе подумать некогда.
- За то почёт и уважение!
- Да! – уныло согласился Красюк – В ложке воды утопили бы. Ладно, хоть свои товарищи поддерживают. Позавчера меня не было дома. Приезжаю с дел, а жена и говорит, что корову со двора увели. Расспрашиваю жену, а оказывается по указанию войта Матушевского. Пришли двое демобилизованных, и свели бурёнку. Я сажусь на велосипед, и в гмину. Войт ещё был там. Спрашиваю, почему не своими коровами распоряжается? У тебя, говорит, одна корова на дворе, да и та за свои деньги куплена. А это, говорю что? Под нос ему сунул его бумагу. Кто писал, чья подпись? Говорю ему, чтобы свою корову отдал. У него аж три. Награбил у народа. Говорю ему, что бы у Мельников забрал, у Полтыки полный двор скотины. Говорю ему, чтобы сейчас же корову назад доставил, а то не посмотрю, что войт гмины. Тут подошёл новый сторож с гмины, а корову ему поставили. Он не знал, и пошёл выпускать корову. Вот как меня любят, Роман, здешние старые заправилы. На каждом шагу стараются ущипнуть.
- Борьба! Что поделаешь? Мы или они! На фронте легче было. Там ты неприятеля видишь. Здесь надо остерегаться со всех сторон, кто знает, какую штуку тебе состроят, какую подлость. Опозорят, запачкают, оговорят, наклевещут подлые заплечники капиталистов.
Некоторое время молчали.
- Да, тяжело, - сказал Красюк, меняя разговор – Как думаешь, Роман, в Тшебешеве у нас получится с представлением?
- Там я не волнуюсь, - ответил Роман – Я сомневаюсь на счёт Дрезденко. Как бы там нам тухлых яиц не накидали. Это же гнездо осиное, которое рабочий класс разворошил. Вот они и повылезали из дупла. Все купцы и спекулянты, а в прошлые года все были помещиками или управляющими, а то и проходимцами. Как с ними бурмистр ладит?
- Да! – уныло ответил Красюк – Ничего! Мы хоть их подразним, пусть жужжат. Это нам на руку, пусть боятся, нас ужалить не смогут – жало коротко. Себя, зато выдадут, это точно.
Лошадь пошла медленно шагом, как будто прислушиваясь, поворачивала голову на зад, то одним то другим ухом.
- Что, сивак, прислушиваешься? – ласково спросил Красюк – Слушай, слушай! Ты у меня мудрец. Заговорил бы ты человеческим языком, то много горькой правды сказал человеку. Сказал бы: «Я раб, а вы господа!». Так оно видно построено в этом мире печали и воздыхания. Прошедшее горькое и страшное, а будущее загадочное и грозное. Не скажет ни мудрец, ни глупец, что будет завтра. Все живём надеждой на лучшее. Даже преступник, который стоит на краю у могилы,
не теряет надежды на жизнь. Чудес нет, а совпадение и случай бывает…
- О! Хо-хо! – после паузы, вздохнул Красюк, дёрнув вожжи – Пошёл! Сивак давай вперёд! Дел ещё уйма, успеть бы со всем справиться.
Сивый, слушая хозяина, побежал лёгкой рысцой.
- Послушный! – сказал Роман.
- Голос мой понимает. Мы с ним как родня. В дороге часто с одной булки хлеб кушаем, с одного ведёрка воду пьём. Правда, Сивка?
Сивый слегка заржал, мотнул головой, подбросил задом, прибавляя шагу.
- Не балуй! – прикрикнул Красюк.
- Да! Лошадь прекрасная! – похвалил Роман – Лучше поискать ещё.
- Я его ни разу не ударил, всё с ним с лаской. А какой он несчастный был, когда я его сменял. Промывал ему раны, обкручиваю марлей, мажу. Он стоит не шелохнется, вспотеет весь, очень умный. Вот ты мне можешь не поверить, но спроси у кузнеца про него. Один раз его я подковал, а ноги сам поднимал под подкову. Сам в кузню теперь ходит. Придёт, встанет и ждёт, пока кузнец его не осмотрит. Вывел я его поить один раз. Он попил, и правую переднюю ногу поднимает, показывает. Подкова лопнула. Марш, говорю в кузницу, а сам за табаком пошёл. Пошёл он с задней калитки от помпы в сторону кладбища. Думаю, пошёл пастись. Пока вышел из дому, его и след простыл. Пошёл в сторону пастбища, на кладбище. Нет нигде. Опять вернулся я, в сарай заглянул – нет его! Думаю, пошёл в лес в гору, на озеро пастись. У почтальона дома след вижу, значит точно в лес по улице, где Подлаба живёт. Пошёл я по улице догонять. Прохожу около кузницы, а Бронек уже поломанную подкову снял и копыто чистит. Улыбается. Говорит, что сам пришёл и ногу поднял. Они там разобрались. Теперь я с ним не хожу. Я теперь только расчёт произвожу и всё. Ну мудрец и всё!
- Гладкий он такой, что и яблоки на нём, как блестят.
- Всегда такой! - с гордостью сказал Красюк – У меня для него специальное меню. Сена и бурака сколько хочет. При этом завтрак, обед, ужин, как положено. И не важно, работает или нет. Если утром овёс, то на обед получает мочёное жито, а на ужин хлеб с перегоном или молочком. Так с малыми переменами каждый день. Экономный он к тому же, много не ест. Балованный. Любит, чтобы чистили его утром. Бывает неохота, занят, а он топает, ржёт, ноздри стянет, ушами вертит. Что делать? Идёшь, чистишь. Не я его приучаю, а он меня. Подстилку любит мягкую, сухую. Раз подстелил ему солому, что осталась за сараем. Да она немного замокла, подморозилась. Слышу – ржёт и ржёт. Пошёл посмотреть, открыл сарай, а сам смотрю под ноги и свет включил. Думал, лиса может, забралась. Он всю солому копытами в проход перекидал, а она немного и подтухла. Понял я, в чём дело. Принёс сухой соломы я, а он и притих, успокоился. Лошадь любит обходительность и чистоту. Ещё перегружать нельзя. Я люблю быструю езду, но не особо, меру знаю. Тогда лошадь хозяина понимает, знает и любит. Если разгонимся мы 5-6 километров, то потом с километр шажком пройдём. Отдыхает.
- Рассказывали, что ты раз в Гожов доехал за два часа тридцать минут. Правда? – поинтересовался Роман.
- Да. Было один раз. Только не в Гожов, а обратно. Товары брал для «Згоды». Пообедали с заведующим магазина, который на часы глядел и на поезде собирался прибыть. Говорит мне, что сам подъедет через два с половиной часа, а я, мол, позже. Товар по дороге надо было ему завезти, разгрузить. Ну, я ему сказал пока, до встречи. Разошлись. Он на станцию, а я на воз. Только пешком и ехали в гору по стрелецкой улице, а там сивый, как тронул рысцой. Я его удерживал и так, и эдак. Но бежит и бежит, не слушает. Думаю, что пусть, раз хочется ему. И что же? Подъехал к магазину ,а там и до станции рукой подать. Гляжу, поезд пассажирский стоит на переезде. Явился заведующий, на меня глаза таращит. Я ему и говорю, что, мол, глаза вытаращил. Сгружай свои кастрюли! Он как закричит, что этого не может быть, что он пьян или во сне ему видится. Я ему и говорю, что всё с ним в порядке, а просто мы вовремя приехали. Он покачал головой и сказал, что впервые видит такую прыть, слыхать, слышал, но вот и увидел. Я ему сказал, что могу и за час сорок до Гожова доехать, только не станет у меня лошадки такой. Хочешь такую, говорю, плати три цены. Мне тогда давали охотники за лошадь сто двадцать пять тысяч. Но мне он и самому нужен был.
- Ну и что согласился заведующий на цену? – спросил Роман.
- Я бы и не отдал. Уж больно сивого уважаю. Вон ушами перебирает, будто слышит, ну и барбос.
- А ветерок то прошибает, - после некоторого молчания сказал Роман.
- На похолодание идёт, - ответил Красюк – Макинтоши у нас с тобой худые. Давай слезем пройдёмся, согреемся.
Остановив лошадь, Красюк с Романом слезли.
- Закурим? – спросил Красюк парня, подавая листок папиросной бумаги.
- Не курю, – ответил Роман.
- Я и забыл, что ты не куришь. У меня привычка такая всем предлагать. Знакомых курящих больше. Угощаю всех. Благо теперь табака у меня на десять лет хватит. Четыре тачки остатков с поля привёз. Да так брал листьями. Насушил. Кури сколько душе угодно.
- В следующем году больше садить табак не дадут.
- Будут сигареты продавать, а я их не покупаю. Вот табаку запас уже. Крепкий как спирт, домешиваю корешков, только после этого пальцы от дыма желтеют. Коптишь и коптишь – дурная привычка.
Дорога пошла меж площадей сенокосов и пашен, которые были брошены.
- Богатые места, - сказал Красюк – Для скотоводства даже очень. Здесь бы скотину развести, да эти поля в порядок привести. За два лета вон что наделалось.
- Да, - ответил Роман – Думаю, что в будущем всё наладится. Рядом захватили всё, а после промеров и не ясно, чьё будет. И хозяйствуют не правильно, без севооборотов. Лишь бы сено, а остальное не важно.
- Нехорошо, - сказал Красюк, всматриваясь в даль, где впереди показался велосипедист – Франек кажется.
- Он! – добавил Роман – Я его давно заметил.
- Куда он, волк, ездил?
- Почему волк? – полюбопытствовал парень.
- Не нравится он мне что-то, - ответил Красюк – Хоть и сосед, а людей сторонится. Знаешь Роман, я наблюдал за ним пару случаев, теперь подозреваю его.
- Интересно! Что же ты заподозрил?
- Был один простой случай. Кто-то спросил меня, где живёт Лучак. Я направил человека. С под моего каштана хорошо двор Франека просматривается. Вижу, что за воротами делается. Только я с ним сам попрощался. Мы собирались фундамент делать под паровую машину на мельнице. Он должен был отдыхать, когда я уходил. Стою я наблюдаю, как незнакомец найдёт указанный двор. Зашёл к ним на двор, а у крыльца сестра Франека появилась. Я думал, что Франек сейчас выйдет, но незнакомец развернулся обратно и идёт. У меня бинокль есть, как раз жена вышла с биноклем корову посмотреть на кладбище. Я взял его, направил на дом Франека, провожу по окнам. Замечаю Франека, который стоит сбоку окна и выглядывает украдкой на улицу. Мне это показалось подозрительным. Сначала я думал, что человек узнал что надо, и будить Франека не стал. И всё же не вытерпел я, вскочил на велосипед и догнал незнакомца за кузницей…
- Что видели Франека? – спросил Красюк незнакомца.
- Нет, не видел, зато с женой его говорил.
Красюк был в недоумении, так как это была сестра Франека.
- А вы давно её знаете? – спросил Красюк, слезая с велосипеда.
- Да с самой Познани, - отвечал незнакомец, странно взглянув на Красюка – Вместе работали там, а я у них на квартире стоял. Жаль, что он погиб…
- Я и подумал, что за чертовщина какая-то, - продолжал рассказывать Красюк – Старого знакомого не пустили в дом, а он искал их. Сам Франек за окном хоронится. Брата он должен был знать. Начали мучить меня разные догадки. Может она что-то скрывает, стыдится. Подумал я, что тут тёмное дело, а главное смысла не понять. Я сел на велосипед, попрощался и поехал вперёд незнакомца, чтобы не вызвать подозрений. Около гмины я завернул, и дал круг до дома своего. А второй случай был летом. Вишня тогда уродилась на славу. Я предложил Франеку вишню отвезти в Гожов и продать. Он согласился. На заре я к нему зашёл, а он и отвечает, что зубы болят, а у самого повязка на голове. Позвал Зенека, и решили ехать. Выезжали пока, открывал ворота и гляжу в гору, а там наш Франек. Он выбежал из дому за сарай без всякой повязки. Осмотрелся Франек и побежал в гору к кустам вишняка, спрятался там и выглядывает на дорогу. Я посмотрел на улицу, а там два наших милиционера идут. Что за чертовня? Стою задумался и наблюдаю, а тут Зенек уже сигнал даёт, мол ехать. Я ему махнул, чтобы молчал и подошёл. Зенек понял, что я что-то приметил. Попросил я Зенека за лорнетом сходить, что на этажерке лежал. Милиционеры, наверное, по Огродовой шли на охоту на озеро. Там утка есть, козы одичалые, кабан ночью забегает. Прошли стражи порядка дом железнодорожника (брата почтальона). Тут Зенек принёс лорнет. Навёл я на кусты. Франек наблюдает за милиционерами. Те ушли в гору за разрушенный дом. Франек спустился с горы. Что-то это да значит, раз людей и милиции хоронится. Говорю я Зенеку, чтобы он мелким шагом ехал, а я догоню, но сначала к Франеку наведаюсь.
Продолжение следует...