Этот сладкий сок, проистекающий промеж колеи времени и снов, напоминал ей о встречах с самым злостным и коммерчески подкупным юношей.
Мой рот каждый раз переполнен был частотою гнусных фраз, как только стоило увидеть ее нежный стан среди потомков бесчестия. Бледно-голубые бедра, то и дело проворно , скользящие в тугой черной до колен юбке, напоминали о том теплом вечере, и агонией переполненной ночи. Я бы и сейчас прижал бы ее губы к своей тонкой и сухой шеи, лишь бы почувствовать аромат ее волос, резкость ее движений, и подобную пирамидам египетских фараонов грудь.
Я каждый вечер представлял, как мои длинные пальцы проворно щекочут нервные окончания девы туманной красоты. Но теперь это не имело столь большего значения, чем, если бы я коснулся своими грязными руками рта небесного ангела.
Она по-прежнему смотрела вдаль, будто ждала чего-то особенного. Хоть, и каждый раз убеждала всех вокруг, что особенности кроятся в ее согласие, между смертельной схваткой эмоций и чувственной, даже немного набожной, любви. Его я считал придурковатым, да и на лице его морщинистый нос, мне напоминал о завядшем цветке вдоль длинных троп. Зато она, она была готова пасть к его кривым маленьким ножкам, и целовать эти странные стопы.
Нас изначально разделял возраст. Я был груб, а она была слаба. А потом еще и он. Так не во время, вернувшись из своей долгой поездки, он вдруг резко стал мягкотелым и бестактным, что позволял себе, даже совершать звонки посреди беспробудной ночи. Я, понимаю, ее рвение ответить ему. Они были ближе друг к другу, чем я мог себе того позволить. Хоть и тело мое касалось этих призрачных надежд, врываясь в мир яркой принцессы, душа все равно лежала на пути к самообладанию.
Возле того самого окна мы проводили минуты мертвой тишины. Она стояла нервно докуривая сигарету, а я прижимал ее и без того тонкой тростью, талию.
Мне вновь захотелось ее приобнять. Только вот теперь ее взгляд еще более тусклее, а сердце билось так, что даже мыши в подполье встрепенулись.
- я пришла сказать – ее средний палец вздрогнул, и рука проскользнула вниз живота - я пришла сказать, что сегодня мы прощаемся.
- Может, тогда, останемся любовниками? – переспросил я.
-Любовниками?? – рассмеялась она – тогда, я сделаю все сама – в ее голосе, мне показалась, холодная мертвецкая досада.
Она спустила ниже свои хрупкие пальчики, и принялась тихо постанывать. Я долго наблюдал со спины, как эта мрачная, фактически призрачная, вульгарная дева, извивалась в собственных объятиях. После, она, слегка, наклонившись, утонула в скверной и прохладной ночи.
Мне трудно забыть тот запах рваной резины и багровой крови.
Вся жизнь перестала быть, и были той не описать в одной прозе. Как бы хотелось вернуть ее уточенный и звонкий смех в свое одиночество, но пальцы пропускают воду через сечения свои. Боль стихнет, только вот, зарубцевать обесточенные, а иногда и обездоленные врата духовной ласки не сможет даже самая дорогая утеха.
Так навсегда, я потерял свою музу.