Послеобеденное солнце уже начало стремительное падение к горизонту. Машина, чувствуя дорогу к дому, резво катила через город обратно, к своей единственной и любимой трассе. Впереди призывно засиял огнями ещё один большой супермаркет. Останавливаться после всего пережитого не хотелось, но отдохнувшая и с интересом смотрящая в окошко Анна сидела рядом со мной, а в далёком доме, кроме пельменей, свежеубранной картошки и овощей с огорода, не было ничего, хоть чуть подходящего для нашего роскошного загородного ужина. Уже не хотелось думать, что ждёт нас там, в моём доме. Что будет, то будет. Но желудок всё чаще намекал о том, что давно подошло время сытного обеда. Да и Машка с Дашкой, две вечно голодные кошки алкаша-соседа, полакав с утра молока, проводили меня в город честными и невыносимо истосковавшимися по Вискасу кошачьими глазами. Я решительно загнал джип на магазинную стоянку.
-- Ань, пошли в магазин, поесть купим.
Анна мгновенно убрала наушники и, не сказав ни единого слова, послушно выскочила на улицу.
Осознание, что двигаясь с тележкой от стеллажа к стеллажу, мы уже начали готовиться к нашему общему и очень недвусмысленному вечеру, заставило волноваться обоих.
-- Из молочного что будешь - снежок, йогурт, кефир? Выбирай.
-- Мне всё равно... Лучше кефир. Можно?
Я вдруг увидел, как судорожно и мучительно Анна сглотнула голодный комок. Господи, она же с самого утра ничего не ела. Я, здоровый мужик, уже хочу есть, а она - маленькая, худенькая девчонка, весь день получала вместо еды лишь брань и мат. Я заторопился в колбасный ряд. Надо обязательно взять тонкую палочку душистой сырокопчёной колбаски, мяса в нарезке, хлеб, сыр, кусочек красной рыбки, непременно сладкого к чаю... И, наконец, самое главное - большую, запечатанную коробку пакетиков Вискаса для Машки с Дашкой.
-- А у Вас кошка есть? -- Анна посмотрела на меня искренне удивлённо
-- Да, целых две...
-- Ух, ты... Классно... А мне не разрешили котёнка завести.
Попутно, уже двигаясь к кассе и проходя сквозь алкоголь, рука решительно сняла с полки бутылку полюбившейся в последнее время "Лезгинки", так, на всякий случай, мало ли.
Странно, набирая еду вместе с молчаливо безучастной Анной, я то и дело ловил себя на мысли, что в моей одинокой жизни вновь начал появляться приятный, интересный смысл думать и заботится не только о кошках, но и о настоящем живом человеке. Что мне, как воздуха, не хватало именно этого - просто, заботиться о ком-то, не думая о себе и о том, что этот кто-то думает сейчас обо мне.
Проворно выкладывая в четыре руки на ленту небольшую горку пёстрых упаковок, мы неожиданно и почти одновременно упёрлись взглядами в полку с презервативами. Анна, закусив губу, словно испугавшись и даже покраснев, отвела в сторону опустившийся до пола взгляд. После недолгого, мучительного замешательства, руки вдруг решительно поднялись, схватили меня за куртку, губы почти прижались к уху, обдав его горячим, волнующимся дыханием, и едва слышно шепнули:
-- Купите, пожалуйста...
Хотелось тут же ответить "Анна, не волнуйся и не бойся, ничего такого не будет", но руки, повинуясь робкой, стеснительной просьбе, сняли и положили прямо сверху продуктов коробочку самых крайних с надписью "классические". Немолодая, толстая кассирша без всяких эмоций прогнала её первой через сканер и откинула к бортику. Анна мгновенно схватила коробку, тут же спрятав в карман курточки. Сердце ёкнуло чем-то простым и забыто отеческим. Господи, какая же она ещё маленькая, глупая девочка. Что же я творю своим молчанием и неразъяснением ей своего возвышенного, душеспасительного благородства? Но нужно ли было впустую сотрясать воздух словами, когда мы оба знали, что уже совсем скоро нам придётся ночевать вдвоём, в одном доме, под одной крышей? И слово "ночевать" не могло означать здесь ничего другого, кроме того, чему необходимы эти пёстрые коробочки.
Из пакетов по всему салону разносился острый запах еды, есть хотелось невыносимо, да и Анна, вдыхая хлебно-копчёный аромат, уже постоянно сглатывала голодные слюнки. Впереди замаячил светофор и поворот к знакомому кафе с великолепной кухней, в которое я частенько захаживал вкусно поесть и хоть как-то скоротать холостяцкое одиночество. Но сегодня была суббота, день свадеб, и, наверняка, все столики во всех залах уже заняты. Но желание посидеть именно в этом кафе именно с Анной захлестнуло вдруг со всей седеющей головой.
Я, не спрашивая Анну, свернул с проспекта и встал у больших дверей со стильной, в зеленоватых оттенках, вывеской "Лайм".
-- Ань, есть хочется жутко. Пойдём, попробуем пообедать? Ты как?
-- Пойдёмте...
И к радости, и к удивлению в кафе оказался один свободный столик, и даже не на проходе, а в самом уютном уголке, в стороне от бесконечно снующих посетителей и официанток. Аня робела и смущалась, словно пришла в дорогое кафе впервые в жизни. Молодая, на вид немногим старше Анны, официантка принесла два большущих меню. Анна неловко полистала его и тут же закрыла, уставившись на обложку и стараясь даже не глядеть по сторонам. Стало невыносимо жалко её, но уходить совсем не хотелось. Уютный, без окон подвал, праздный шум, негромкая музыка, всеобщая радость приятно отвлекли от измучивших за день мыслей.
-- Что будешь есть?
-- Мне всё равно. Вы сами закажите...
-- Ты никогда не была здесь?
-- Была... Один раз... Девчонка из класса на День рождения приглашала. Она прямо в этом доме живёт, на шестом этаже...
В ожидании простого заказа - по порции фирменного жаркого из куриной грудки, салата, свежего фирменного сока и чая с кусочком торта, я, почти не таясь, разглядывал Анну, впервые сидящую передо мной без курточки, в тёмной, тоненькой водолазке. Обтянутую воротничком, высокую шею, худые девичьи плечи, на которые падали распущенные волосы, тонкие, изящные руки, небольшие, выпирающие под обтягивающим эластиком острые грудки. На тонком пальце с детским, коротко подстриженным и не накрашенным ноготком блеснуло вдруг совсем тоненькое, маленьким ажурным завитком, золотое колечко. Завиток был настолько тонок, что когда-то уже сломался и теперь его край выделялся желтоватым золотым припоем. Нутро шевелилось и волновалось, но уносилось почему-то в недавнее прошлое, в счастливое отцовство, когда дочери было семнадцать, и она вот также, с не накрашенными ногтями, целыми днями готовилась к экзаменам и поступлению в институт.
Запиваемая зеленоватым напитком "Фрэш-лайм", еда поглощалась двумя изголодавшимися посетителями кафе стремительно и безостановочно, наполняя уставшие тела и души свежей, живительной силой. Показалось, что за всё время нашего короткого, наполненного бурными событиями знакомства я первый раз увидел Анну улыбающейся. Вот так, по-детски просто, почти счастливо, открыто, доверчиво и пронзительно беззащитно. Захотелось взять её руку, лежащую на столе, обхватить сильной ладонью, успокоить, защитить и никогда больше не выпускать из своей руки.
Молоденькая официантка, получившая вместе с оплаченным чеком более, чем щедрые чаевые, откровенно завистливо улыбнулась, прощаясь с нами на выходе из зала.
Солнце опустилось за горизонт, на улице начало заметно темнеть.
Весело урча могучим мотором, джип вырвался из тёмных объятий страшного города и стремительно понёс нас на запад, догоняя уже угасшую, кроваво-красную полоску заката.
==========================================================
Анна. В дне первом... часть 4: http://www.proza.ru/2014/10/13/1393