Неприятности начались со следующего утра. Сумка, в которой находились все учебники и тетради, была взята в поездку и оставлена неизвестно где. На первом же занятии ему вкатили двойку по той самой математике. А после урока его вызвали к директору. Валька вошёл в кабинет, и сердце ёкнуло: на столе стояла его сумка. Рядом с директором сидел стриженый наголо человек в вышитой крестиком рубашке. Он что-то записывал, поглядывая на сумку. Директор поднял на Вальку глаза. Левым глазом он смотрел вбок, слегка прищурившись, как бы говоря: «Ну, чего ты мне врать сейчас будешь? Только бесполезно, я-то знаю, в чём дело».
На самом деле директор ещё ничего не знал. Просто один глаз у него был стеклянный.
— Садись, Вязов, — директор кивнул на стул. Валька не сводил завороженного взгляда с сум¬ки. Нужно было что-то делать.
— Ян Павлович, — он набрал воздуху в легкие, — откуда у вас моя сумка?
— Откуда? — усмехнулся стриженый. — А это ты нам сейчас сам и расскажешь.
— А как же я вам это расскажу, если у меня её украли.
— Украли? —иронически зацокал языком тот.
— Украли, — с вызовом подтвердил Валька, отчаянно презирая себя за это враньё.
— Вязов, почему ты вчера не был в училище? — спросил директор, совсем прикрыв глаз.
— Ян Павлович, я…
—Стоп! — стриженый поднял руку, — так не пойдёт. Вопросы буду задавать я. Расскажи нам, Вязов, как ты провёл вчера день?
— А почему это я должен вам рассказывать?
— Вязов, — повысил голос Ян Павлович, — это товарищ лейтенант Сушко, он из милиции.
— Что ж ты молчишь? — товарищ Сушко пальцем провёл по замысловатым трещинам сумки. —Расскажи нам, как ты провёл вчерашний день?
— Как я провёл день? — Валька облизнул пересохшие губы. — Очень просто. Встал, пошёл в училище, то есть, поехал на автобусе. А когда вышел из этого автобуса, смотрю — сумки нет. Ну, я испугался, на занятия же надо и вообще... — Валька говорил и чувствовал, что он уже противен, отвратителен сам себе. Но, начав врать, понял, уже не остановится. — Найти её не смог. Походил по городу, зашёл домой поесть, и к другу. Мы с ним занимались. Спросите у него.
— А как же ты после занятий умудрился двойку по алгебре получить?
— Двойку? Очень просто. Тетради-то у меня не было. А там домашняя контрольная.
— Что ж, складно говоришь,— лейтенант вывернул пальцы так сильно, что они хрустнули. — Ну, а на какой подарок ты у мамы рубль брал?
— Про подарок я соврал.
— Соврал? А остальное, значит, правда?
— Я саженец хотел купить.
— Какой саженец?
— Чтоб посадить возле дома.
— Знаешь что, Вязов, — товарищ Сушко поднялся, — откровенного разговора, я вижу, у нас с тобой не получается. Я думал, ты парень честный, искренний... разрешите, Ян Павлович, я его с собой на часок прихвачу?
— С собой…— неуверенно произнес директор, — без присутствия педагога или родителей допрашивать ребёнка… это, как бы помягче выразиться, незаконно…
— Никуда я не поеду! — буквально заверещал вдруг Валька. — Я ничего не сделал! Меня недавно уже водили в милицию…меня сам капитан Тешабаев отпустил!
— Спокойнее, парень. Истерики мы всякие видывали! — прикрикнул на него Сушко. —Может, он зря тебя отпустил. Кстати, ему днями майора присвоили. Не слыхал? Молчишь… Значит, давненько вы встречались… — он помедлил, затем снял трубку и набрал номер.
— Здравия желаю, товарищ майор. Я по поводу угона мотоцикла... вы уже знаете? Мы в коляске сумку обнаружили. Обладатель сидит передо мной и уверяет, что потерял в автобусе. Ещё про саженцы какие-то рассказывает. Что? Сумку вернуть? Но... Слушаюсь. Так точно!— он положил трубку и ослабил ворот своей вышитой рубахи. — Что ж, Вязов, забирай свою сумку и будь свободен. Рахим Тешабаевич сказал, ты человек честный. И если бы что-то знал, непременно бы нам рассказал. Ведь так?
Валька, не поднимая головы, подошёл к столу и угрюмо спросил:
— Мне можно идти?
— Иди. А тебе не интересно, что произошло с твоей сумкой?
— Расскажите…
— Она непонятным образом очутилась в том самом угнанном мотоцикле. Мотоцикл использовали и бросили, предварительно щедро побрызгав одеколоном. Добавить к этому ничего не желаешь?
«Сказать всё, как было, сказать всё, как было!»— стучало у мальчишки в висках.
Но он отрицательно качнул головой, толкнул дверь и тихо прикрыл её за собой… Как же ему сейчас хотелось встретить Фикса!
* * *
Увиделись они только через два дня. Тот курил, опершись о барьер, отделяющий тротуар от улицы, с улыбочкой поглядывая вслед проходящим девушкам. Валька подкрался к нему сзади.
— Здорово!
Фикс мгновенно обернулся, сунув руку в карман.
— А, это ты… фу, чёрт, напугал! Здорово, Маляр. Соскучился я по тебе - конопатому.
— Гад ты, однако, кореш!
— Забавно, — Фикс холодно посмотрел на него. — Всё ещё в себя не можешь прийти после поездки, корешок?
— Ага. Между прочим, корешок, в мотоцикле, который ты угнал, осталась моя сумка. И в училище приходили из милиции. Лейтенант Сушко меня лично допрашивал.
— Врёшь! — лицо у Фикса посерело.
— Не вру. Глянь, как тебя от страха перекосило.
— Заложил?!
— Никого я не закладывал. Соврал, что сумку потерял в автобусе.
— Ну, Маляр, молоток, а я, было, подумал, расколол тебя лягавый, как орех. А тебе на ногу не наступишь, — лицо Фикса приобрело прежнее насмешливое выражение, — давай лапу.
— Пошёл ты знаешь куда...
— Могу и туда. Но ты не лезь в бутылку, почем зря. Думаешь, чей это мотоцикл был?
— Ну, чей? Чего ты мне ещё зальешь?
— А того фраера упитанного, который тебя в милицию волок. Я подумал, отомщу за друга, а ты меня же за это костеришь на весь белый свет. Ну и вали от меня!
— Ты бы хоть предупредил, что мотоцикл не твой.
— А я тебя предупреждал, что хозяин скоро тарахтелку свою заберёт, да ты здорово косой был. А теперь на меня прёшь, как на вокзальный буфет. Я на озере не лез на тебя с кулаками, смолчал, когда ты с Диночкой шуры-муры крутил.
— Ничего я с ней не крутил, не ври.
— А – а – а… чего ж тогда покраснел? Во-во! Пить, младенец, ты ещё не горазд. Ничего, наука не хитрая. Пойдём, за твоё партизанское молчание по стаканчику примем.
— Не буду пить, я вообще больше никогда пить не буду.
— Не пей, посидишь за компанию, Дина подойдет. Чего ты скис, кореш? Как они твой сад рушили, как в милицию волокли — это ничего. А я, по - твоему, значит, барахло. Ну и вали от меня на все четыре стороны.
При упоминании о саде у Вальки больно сжалось сердце, и он неуверенно пробормотал:
— Я вправду не помню, чтоб ты меня предупреждал про мотоцикл…
— Ладно, Фикс обиды не держит, идёшь со мной?
— Иду.
В кафе Фикс, заметив, как торопливо и жадно ест его приятель, потихоньку подвинул ему свою нетронутую тарелку. Валька благодарно кивнул. Фикс ещё раз внимательным взглядом окинул его одежонку.
— Отец бросил?! — почти утвердительно спросил он.
Валька поперхнулся, закашлялся и яростно мотнул головой. Фикс шлепнул его по спине.
— Глотни немного, — подвинул он к другу стакан.
Валька отодвинул стакан, резко выдохнул воздух и сипло произнёс:
— Погиб мой папка… в аварии погиб…
— Извини, — серьезно сказал Фикс, — а мой потихонечку слинял, гад! Все вещички приличные прихватил с собой и слинял. Я тоже бедовал вроде тебя. Спасибо, умные люди мозги вправили, на нужную дорожку поставили. С тех пор временами у меня в кармане приятно похрустывает.
Валька, насупившись, уставился в тарелку.
— Ну, а хахаль у твоей матушки есть?
— Чего?
— Ходит к вам в гости какой-нибудь дядя?
— Ходит, — простодушно сказал Валька, — дядя Миша.
— А какой навар с него?
— Говори по-человечески, — разозлился Валька.
— Можно и по-человечески, — нехорошо ухмыльнулся Фикс. — На гардеробчике твоём, как я понял, его визиты не отражаются. Ну, а матери подарочки он делает?
— Ты чего, перепил?! — побагровел Валька. — Чего несёшь?!
— На шару, значит, ходит, на халявочку… ай да, дядя Миша! — лицо Фикса перекосила такая гримаса ненависти, что Валька испугался.
А того прорвало.
— Ну и простодыры же вы . Вот к моей матушке дядечка заглядывал, так я с того попользовался. То костюмчик, то колёса, то котлы. Я поначалу-то за это на мать зуб имел. А как узнал, что на её зарплату только кошке прожить можно, отступился. Да и натура, Маляр, бабская такая, им хуже каторги век в одиночку коротать. Смазливый фраер им порой сына родного дороже. Все они одним миром мазаны – ы – ы!… — тихонько взвыл Фикс.
Валька осторожно тронул приятеля за плечо.
— Пойдём отсюда?
— Ничего, Маляр, — замутнённые глаза Фикса приобрели осмысленное выражение, — не впервой, прорвёмся… — и без перехода уронил, — пора и тебя к делу пристраивать. Но для начала одежонку тебе кое-какую справить не мешает, а то ходишь, как босяк.
Про одежду Валька пропустил, а дело его заинтересовало.
— Куда ты меня пристраивать собираешься? — грубовато спросил он.
— Есть занятие, — оживился Фикс. — На станциях товарняки с барахлом всяким порой без охраны чёрте сколько стоят. Вот мы и... — он сделал выразительный жест рукой. — А, бывает, охрана тоже нам помогает.
— Какая охрана, какие товарняки?
— Бестолочь ты, Маляр, ей богу, бестолочь. У государства до всего руки-то не доходят, понимаешь? Вот мы и помогаем ему, чтоб добро государственное зазря не залёживалось, а в дело шло. Я однажды товарняк один облегчал. Он, бедолага, полгода, всеми забытый, в одном тупичке простоял. Бери — не хочу. Так зачем добро в чужие руки отдавать? Мы ж за одну разгрузку имеем столько, что тебе во сне не приснится. Понял?
— Понял! Так это я и в училище от ребят слышал, что на вокзале подработать можно. И платят, вроде, по десятке на нос.
— Дуракам закон не писан, — усмехнулся Фикс. — Нашей бригаде за самоотверженный труд отваливают по потребностям. Так что готовься, Маляр! —он хлопнул Вальку по плечу. — Скоро наши трудовые будни превратятся в сплошные праздники.
Ч.7 http://www.proza.ru/2014/10/08/983