Я пуста, словно выжатый лимон. У меня уже нет сил сдерживаться. Мой возраст и опыт позволили продержаться чуть дольше, чем обычно. Но как только стало всё хорошо, нервы не выдержали. Даже обычная терапия, вроде крика в подушку и вымещения злости на груше, не помогла.
Я стояла на подоконнике во весь рост, держась дрожащими руками за косяки и шумно вдыхая полной грудью ночной воздух. Внизу было темно и тихо: окно выходило на заброшенный пустырь. Так что сейчас были только мы одни: я и маленькие дыры в полу небес, через которые проникал свет рая. А это могло означать только одно: даже мироздание прохудилось, что уж говорить о нашем проклятом мире.
Безумно хотелось закричать, завыть на невидимую луну (она всегда приходила ко мне ближе к середине ночи), затопать и сбросить все это существование к чертям, но я только и могла, что глубоко и прерывисто дышать, утирая набегающие слезы. Все привыкли сжиматься в комок, когда страдают. Я же наслаждалась мои обширным горем, я стояла, подпираемая им, и мои слезы скатывались в мир.
Внезапно рядом мелькнула тень. Я устало повернула голову туда. Держась за какие-то невидимые выступы, на стене висел незнакомец, опираясь одной ногой на мой внешний балкон. Он спокойно и даже как-то равнодушно смотрел на меня. Длинные тёмные волосы слегка колыхались на ветру и будто вводили в транс. На нем была облегающая рубашка, штаны и жилет, и всё это - несмотря на летнюю теплынь. Привыкшая к постоянному движению, я уже не могла, как раньше, долго бездвижно смотреть на него или отвернуться и о чем-то задуматься. Поэтому я, прислонившись спиной к стене, сказала:
-Доброй ночи.
Незнакомец снисходительно улыбнулся, но промолчал. Он даже не подумал размять или переменить руку. Так и застыл, будто статуя. Мне бы его спокойствие.
-Может, вы хотите что-нибудь послушать? - спросила я, стараясь смотреть в сторону, а не на парня. - Раз уж вы здесь, то слушайте. Мне приходится постоянно вертеться. И по постоянному принуждению. А знаете, что бывает от принуждения? Трение. Когда деталь в машине стирается, её обычно выбрасывают. Она, конечно, может ещё послужить металлоломом или грузилом для удочки, но чаще всего остается гнить в земле. А она хотела быть прекрасной деталью, знаете ли. Хотела крутиться без усилия, жить в обществе других прекрасных деталей и знать, что без неё машина Мироздания рухнет.
-Ты устала, - сказал бархатный голос. Я сначала даже не поняла, что это говорит незнакомец.
Неуловимо он оказался рядом со мной. Всё вокруг померкло, будто припали к дыркам звезд любопытные глаза. Парень убрал мешающиеся волосы с моего лица и мягко прикоснулся к моим губам. Я прикрыла глаза. Теплые губы прошлись по обеим щекам и запечатлели поцелуй в нос. Потом сильные руки вдруг обвили тело и прижали к мягкой жилетке. Я не чувствовала тепла его тела, но чувствовала тепло его сердца.
-Если хочешь, - прошептал он мне на ухо, - я буду любить тебя до самой смерти.
-Я хочу навсегда, - еле слышно пробормотала я, утыкаясь носом в его плечо.
Короткий смешок отдался в его груди:
-Ты столько не проживешь.
-А ты?
-Быть может.
-Тогда хочу. По крайней мере ещё первые пятьдесят лет после моей смерти ты будешь меня помнить.
Он хотел что-то сказать, но только забавно потерся носом о мои волосы.
-Жизнь для тебя самое главное? - спросила я.
-Да, - он напрягся.
-И ты не устал от неё?
Короткий смешок и тишина в ответ. Наверное, его руки нагрелись о мое тело и я почти не чувствовала холода, только ощущение защищенности.
-Это ерунда, что все говорят о прожитых годах, - внезапно сказал он. - Жизнью невозможно надышаться. Груз прожитых лет давит только тогда, когда ты тащишь его за собой. Иногда не хватает целого века, чтобы насладиться одним человеком.
-Ты ведь говоришь не обо мне? - я немного надулась.
-О тебе, о ком же ещё? Ты - проявление жизни в самом её прекрасном виде. После смерти ты тоже будешь жить, почти такая же, но в другой форме. И тогда я снова приду к тебе. И снова буду любить до самой смерти. И далее, далее, далее…
-Давай сейчас.
-Какая же ты нетерпеливая, просто ужас, - вздохнул парень и легонько щелкнул меня по носу.
Разжав объятья, он скользнул в мою комнату и почти тут же вернулся обратно с гитарой, которая уже давно пылилась на стене. Пробежал пальцами по струнам, настроил и взял легкий аккорд.
Луна и пальцы дождя
Трогают душу мою, черную, сирую.
Как я жил и не знал про тебя,
Мою добрую, милую.
Растрепали вороны мокрые
По судьбу, про погибель беззвестную,
А Судьба кровавыми лохмами
Прикрывала душу болезную.
Приютила ты бродягу колючего,
Покрывала шкурой седою, серою,
Усмиряла тревогу злючую,
И ручным совсем меня сделала.
На твоей ладошке поместится
Вся душа моя от ногтей и до донышка.
Только в небо открылася лестница
И порхнула ты серою совушкой.
Я тебя не пустил, малолетнюю
По полям Аидовым маяться.
Закусил стремена столетние -
И возница под небом кается.
Обнимал тебя лапой когтистою,
Согревал своей шкурой серою.
Позвенела Судьба монистами -
И обоим крылья приделала.
Последние строки я уже не слышала и плакала почти в голос, на этот раз пряча лицо в колени. Парень аккуратно отложил гитару, взял меня на руки и отнес в кровать. Прикрыл одеялом и сел рядом. Я тут же высунула руку и схватила его за локоть:
-Не уходи.
-Я же обещал, - в темноте ярко блеснули ровные зубы. - До самой твоей смерти. Спи.
Он переплел свои пальцы с моими и застыл таким же неподвижным изваянием.
Я пуста.
Но я больше не одинока.
Я больше никогда не буду чувствовать боль.
Спасибо...