раз, два, три записки следователя

Уткин Александр Карленович
Наташку изнасиловали первый раз в деревне, от скуки. Она была смешной семиклассницей приехавшей погостить.
Она приехала, как и все городские, в узких обтягивающих джинсах и топике, под которым смешно и еще нелепо топорщились маленькие подростковые груди. Через пару дней вечером на озере, после купания, она попробовала местного поселкового крепленого вина. Потом они курили, и парни, провожая и смеясь, сначала в шутку, потом уже входя в раж – толкнули ее в стог сена. Долго там валялись, смеялись, очередная бутылка с вином переходила изо рта в рот; и вот уже кто-то сначала несмело потом уже более настойчиво: вначале мимоходом, как бы случайно коснулся ее груди спрятанной под футболкой. Потом уже более уверенно и настойчиво стал добираться до ее тела, бесцеремонно задирая ткань. Наташка пыталась вырваться, молча сопела, убирая чужие руки, пыталась отвернуть лицо, когда перепачканные сиреневым вином губы тянулись к ней. Точку поставил Артем, сказав ей: Будешь рыпаться, порвем одежду и опозорим, пустив голой по деревне. Ее насиловали всемером, посмеиваясь и покуривая в ожидании своей очереди. Заставили даже 13-и летнего Пашку, который просто увязался с ними на озеро. «Давай, Паштет, попробуй» - смеясь, они подвели его к измятой девчонке. Пашке не очень хотелось, но потерять фасон перед старшими было нельзя. Он неловко поелозил на ней, и когда парни отвлеклись; сразу встал, и, изображая удовольствие, стал застегивать джинсы. «Ну, ты, скорострел, малолетний» - поржали пацаны. Наташке дали возможность одеться и дали еще выпить вина. Она молча сидела и ждала пока все уйдут. «Да, ладно, не тушуйся, городская»,- сказал Артем,-«Мы болтать не будем, живи спокойно».

Второй раз ее изнасиловали после выпускного. Та искра женственности, которая поселилась в ней в то лето, прорастала томностью во взгляде, искрилась в походке и чем-то тем неуловимым, что-то на уровне запахов; что влечет к себе, совершенно непонятно и необъяснимо. Ее ощупывали на теплоходе, когда она прижавшись к борту подставляло свое лицо ветру и каплям; ее невзначай прижимали в танце; ну, в общем, все как всегда бывает на таких праздниках. Возвращаясь обратно и проходя мимо школы, кто-то предложил зайти. Парни затащили ее в класс и суетливо, перемежая страх с вожделением, пытались изобразить что-то похожее на половой акт. Они скорее бравировали друг перед другом, чем получали хоть какое- то удовольствие. Когда они отпустили ее, возникла неловкая и нелепая пауза. Что-то надо было делать, и никто из парней не знал и не понимал что. Наташка встала, вытерла размазанные губы и глядя из подлобья сказала: «Кто будет трепаться – засажу».

Она поступила в школу милиции. На втором курсе на практике, когда в областном РУВД замначальника обсуждая с ней нюансы прохождения практики крепко обнял и потянулся к ней красными губами, на которых блестели следы от мясной нарезки и капли «Campari». Она крепко прижалась к нему, и дотянувшись до его кобуры вытащила табельный «макаров», и выстрелила ему сзади. Слава богу, она не попала в позвоночник, а просто прострелила ему зад. Пуля, по одной понятной ей траектории прошла сбоку вниз, наискосок. Не попав в бедро, но зацепив гениталии. После чего инвалид-майор забыл на всю оставшуюся жизнь об использовании своего агрегата в чем-то другом, кроме как в мирных целях. Скандала не было. В объяснительной, которую майор писал в больнице, он указал, о том, что просто неудачно сел на кобуру.

Наташка закончила школу, работает дознавателем.