- Ну, как?.. Теперь слышишь?.. - Подруга яростно переключала радиостанции на маленьком белом плеере. Я сидела перед ней, за партой, в наушниках и тщетно пыталась уловить что-нибудь еще, кроме популярных песен, которые крутили в эфире.
- Алин! Я, правда, не понимаю, чего ты от меня хочешь, что я должна услышать? - недоуменно скривилась я. - И откуда эта игрушка, раньше я никогда не видела у тебя плеера?..
Обиженно поджав губы, Алина дернула за провод, и маленькие наушники сами выскочили из моих ушей. Наматывая шнур на плеер, подруга небрежно отмахнулась:
- А, нашла вчера на лавочке в парке. Никого рядом не было, вот я и взяла его послушать. Песни там записаны, конечно, нафталиновые, из прошлого столетия, а вот радио он ловит прекрасно. Только вчера вечером, - голос ее внезапно опустился до шепота, она тревожно огляделась по сторонам и, убедившись, что нас никто не подслушивает, продолжила:
– Когда я уже лежала в постели и слушала «Европу плюс», трансляцию неожиданно прервал какой-то неприятный шум, похожий на металлический скрежет, а потом мужской голос отчетливо произнес: «Ради тебя…»... и снова скрежет… а после опять «Европа» запела…
- Ну, и что с того? – передернула я плечами. – Обычное дело - помехи в эфире.
- Помехи в эфире! - взвилась Алина, и я даже подпрыгнула от неожиданности. – Но позже ведь все в точности повторилось!.. Три раза мужик шептал: «Ради тебя…». А на четвертый, после шума, добавил: «… я изменю мир, только приди!..»
- Надо же, как романтично: «Ради тебя – я изменю мир»! – хихикнула я. – Вот бы мне кто-нибудь такое предложил!
Обиженный толчок в плечо заставил меня вздрогнуть.
- Это страшно, Кать! Очень страшно!
Пытаясь изобразить понимание, я закивала.
- Мне и самой все это сначала показалось забавным, - продолжала Алина. - Но потом ведь были еще слова и крики, которых я никогда не забуду. Мужчина шепотом повторял и повторял прекрасные слова о любви, и… (только не смейся!) у меня создалось впечатление, будто он адресовал их мне. Я даже услышала свое имя, но точно не уверена в этом… и потом скрежет… дикий крик какой-то женщины… было так жутко!.. а после – тишина!..
Глаза Алины наполнились слезами. Похоже, эфирные шумы действительно не на шутку испугали её.
- Да выбрось ты его к черту! – я потянулась было за плеером, но Алина, прижав свою игрушку к груди, отшатнулась назад и одарила меня таким взглядом, что у меня мурашки поползли по коже. На миг ее глаза даже как будто вспыхнули каким-то адовым пламенем.
- Отвали! – неприязненно бросила она и вылетела из класса.
Это был последний раз, когда Алина разговаривала со мной. В течение следующей недели я пыталась подойти к ней, заговорить, но она старательно избегала меня. Алина замкнулась в себе, очень похудела, перестала следить за собой. Грязные волосы торчали из-под ее заколки в разные стороны, джинсы и когда-то желтый свитер, похоже, не видели стирального порошка минимум полмесяца. Зато наушники всегда были на положенном месте, а белый плеер неизменно торчал из кармана брюк.
А вскоре Алина и вовсе перестала появляться в школе. Я заходила к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует, но ее мама не пустила меня на порог, сообщив только, что дочери нездоровится и ей нужен покой.
Помню, это был вторник, когда классная руководительница сообщила нам страшную новость. Ночью Алина забралась на самый верх разрушенной церкви и бросилась вниз.
Весь наш класс собрался на кладбище, чтобы проститься с Алиной. После похорон ее мама подошла ко мне и протянула маленький сверток, на котором было написано мое имя: «Катя». Я быстро развернула его, и на мою ладонь выпал маленький белый плеер, обмотанный проводом с наушниками. Мое сердце бешено заколотилось, я подняла голову, но рядом уже никого не было.
Я вставила наушники и нажала на кнопку. Зазвучала приятная французская песня, а буквально через секунду появились странные помехи, сменившиеся вдруг металлическим скрежетом, а потом: «Ради тебя – я изменю мир… Катя!..»