Глава 1. Девочка Еня

Александр Стешенко
                Если заглянуть в щелку,   
                то можно увидеть… другую жизнь.

       Девочка Еня лежала в кровати и никак не могла заснуть. Было слышно, как за стеной кашлял папа. Он тяжело болел. И уже давно. А врачи ничем не могли ему помочь. И потому Ене было грустно. Очень. И хотелось плакать. А спать не хотелось. Совсем.
       Они въехали в этот деревенский деревянный дом осенью, сразу, как только его достроили. Папа торопился закончить строительство до первых осенних холодов. Поэтому он много трудился и окончательно подорвал себе здоровье. А сейчас он сидел на кухне у кирпичной стенки печного обогревателя и пил травяной отвар. Он всегда вечером пил какой-нибудь отвар и топил печку. Папа откашливался, задыхался, и ему было очень тяжело. А Ене было очень грустно. И поэтому она не могла заснуть.
       Папа говорил, что если ты не можешь заснуть, то нужно думать о чем-нибудь хорошем. И тогда ты обязательно заснешь. И тебе приснятся хорошие сны. Обязательно приснятся. Поэтому когда папа укладывал Еню в кровать, он всегда говорил: «Спокойной ночи. Сладких снов». И Еня быстро засыпала. И ночь была спокойная. А сны сладкие. Так было почти всегда. Но только не сегодня. Сегодня папа кашлял сильнее обычного, и ему было очень тяжело. А Ене было очень грустно. И жалко. Папу. Ну, как ему помочь? Вот бы ученые придумали такое лекарство, чтобы папа выпил его и сразу выздоровел. И болезнь бы прошла. Навсегда.
       А сейчас папа пил травяной отвар. Наверное, из своей любимой зеленой кружки.  Когда папа не мог найти ее, он делал страшное лицо и говорил грозным голосом. Где-е моя-я зеле-еная кру-ужка? Кто-о взя-ял мою-ю зеле-еную кру-ужку? Того я съе-ем! А на самом деле это он просто шутил. И никого он есть не собирался. Никого папа и не съест вовсе. Ну, разве что бутерброд какой-нибудь. Или картошку жареную. А еще он блины любит. И Еня тоже блины любит. А когда мама печет блины, то они с папой их воруют из тарелки. Даже если блины очень горячие. Ворует в основном папа. Потому как горячо. А потом они с Еней убегают и громко хохочут. И папа шепчет Ене, что сейчас они будут делить «добычу» и отрывает Ене большой кусочек. А мама ругается и говорит, чтобы они не дурачились и не мешались под ногами. А они и не дурачатся вовсе. Просто они блинов хотят. И под ногами не мешаются. Они с папой всегда с боку подкрадываются.
       А на папиной зеленой кружке нарисована красивая картина. Не какая-нибудь там картинка простенькая. А целая картина! А на картине нарисованы деревья всякие. И зеленая лужайка. Ну, или полянка там. Или еще, какое поле. А на этом поле пасется стадо коровок. Ну и барашков там разных. Коровки и барашки коричневого цвета. Но они очень маленькие. Это потому что они далеко пасутся. А деревья большие. Потому что близко. И деревья зеленые. И лужок зеленый тоже. Наверное, поэтому папа и называет кружку зеленой. Это папина любимая кружка.
       И вот сейчас папа пил травяной отвар из своей любимой зеленой кружки. И топил печку. А от стенки, где была печка, шло тепло. И было так ласково и уютно. Особенно под большим одеялом с красивым узорчатым пододеяльником. Пододеяльник шила мама. А Еня наблюдала, как иголка швейной машинки ныряет в цветную материю и получается шов. Шов - это такая ниточная тропинка. А на этой тропинке видны короткие ниточные следы. Эти следы оставляет иголка, когда гуляет по поверхности ткани. Мама сделала иголкой много таких швов и соединила несколько кусочков материи. И получился пододеяльник. А папа сказал маме, что она рукодельница и поцеловал ее. А потом он поцеловал Еню. И все засмеялись. И всем было хорошо.
       И сейчас от печки шло тепло. И папа, наверное, подкладывал в топку дрова. А печка их «кушала». Папа говорил, что он «кормит» печку дровами. Значит она их «кушает». Сегодня папа хорошо «кормил» печку, потому что она довольно урчала своими дымоходами. И слышно было, как трещат дрова в печной топке. Наверное, топка – это печкин рот, в котором она и пережевывает то, чем ее «кормят». Ну, полешки там разные. Поэтому и было слышно, как эти полешки трещат, а печка жует их и довольно урчит дымоходами. Прямо как человек. Ну, или животное, какое. Например, кошечка. Если кошечка проголодается и ей дать покушать, она тоже будет радостно урчать. И мурлыкать.
       А дрова, которые печка «кушает», бывают сосновыми, березовыми и осиновыми. Лучше всех горят сосновые полешки. Потому что они смоляные, а смола мгновенно вспыхивает и очень хорошо горит. И шипит как масло на горячей сковородке. Как будто мама печет блины. А на самом деле это и не блины вовсе, а горят смоляные сосновые полешки. А может это и есть печкины блины, она же их «кушает». Сосновые дрова самые теплые. Чугунная плита от них очень сильно разогревается. Становится вся красной-красной, а в середине даже белой. Ну, яркой-яркой такой, как летнее жаркое солнце. И к печке даже не возможно подойти. Такая она горячая.
       Березовые дрова тоже хорошо горят. Потому что они с берестой. Береста это березовая кора. Только эта кора не такая как у других деревьев, а белая с черными полосками. Папа даже специально отдирал бересту от полешек, когда рубил дрова, чтобы потом ей растапливать печку. Папа сказал, что береста лучше всего подходит для растопки. Даже лучше всяких лучинок и щепочек. Ну и бумаги разной. Картонок там и газет.
       А осиновые …  ну, они тоже хорошо горят. Когда сухие. Да вообще то все дрова хорошо горят, если их просушить, как следует. Только осина тепла мало дает. Зато, папа говорил, она чистит дымоходы. А если летом печку топить, то лучше осиновыми дровами. Тогда будет не так жарко. Летом же и так тепло.
       А когда осиновые полешки догорают, то образуются головешки с ярко-красными угольками. И если папа поправляет эти угольки кочергой, то они начинают очень сильно искрить. Целый сноп красных звездочек разлетается! И надо быть очень осторожным. Ну, следить надо за угольками. А то может выскочить какой-нибудь из печи. И наделать делов. Загореться что-нибудь может от него. Да и вообще пожар случиться. А это, как говорит папа, не дай бог. А мама – не приведи господь.
       А полешки осиновые, если еще и очень сухие, когда горят, аж трещат. И в печи все грохочет. Видимо поэтому вся нечистая сила боится осины. Особенно осинового кола. А последнее полено, которое ложится в топку «четверговой» бани – всегда осиновое.

       Еня повернулась на спину, укрылась плотнее одеялом с красивым узорчатым пододеяльником и стала разглядывать потолок. Потолок был деревянным. Из строганых досок разной ширины. Некоторые доски были широкие. А некоторые – совсем узкие. Такие узкие, что если бы даже сложили рядом две из них, то они все равно оказались бы уже одной широкой доски. Вот такие были разные доски. И все эти доски были простроганы рубанком, а на их поверхности были видны неровные полоски от рубаночных ножей. Еня вспомнила, как летом папа выбирал подходящую доску,  рассматривая каждую прищуренным глазом, и клал ее на верстак. Потом он, улыбаясь и кряхтя, поплевывал на ладони рук, брался за рубанок и начинал им строгать выбранную доску. И летели желтые кудряшки сосновых стружек. И вкусно пахло смолой и хвойным лесом.
       А потом они с папой собирали эти стружки в мешок и несли его на чердак. А уже на чердаке высыпали их из мешка на потолок. Именно вот на этот потолок и высыпали. Папа говорил, что это для того, чтобы зимой в доме было тепло. Чтобы в комнате можно было согреться как под шубой. Только это была не обычная шуба, которую Еня носила зимой, а шуба, у которой вместо меха стружки. Получалась такая вот стружковая шуба для целого дома.
       А однажды, папа стругал очередную доску, и рубанок споткнулся о большой твердый сучок. Папа вскрикнул: «Ая, … ой!»  и в этот же момент нож у рубанка сломался. От него откололся маленький кусочек металла. И рубанок стал непригодным для дальнейшей работы. Нужно было поменять нож, либо настроить другой рубанок. Поэтому папа закончил стругать, и они с Еней пошли прибивать уже готовые доски.
       Папа сделал огромный длинный и неуклюжий стол, который почему-то назывался «леса». Он залез на эти леса и начал прибивать доски. Он очень старался, прибивая доски, и сильно прижимал их друг к другу. Это для того чтобы не было щелей между досками.
       А когда все доски прибили, мама покрасила их прозрачной светло-желтой краской. И стало очень красиво. Гладенькие светло-желтенькие досочки с темно-коричневыми кружочками сучков. И всюду вкусно пахло смолой и деревом. А дышать было легко и свободно. Папа сказал, что дерево это экологически чистый материал, и оно полезно для человека. Значит для Ени тоже. В смысле для здоровья молодого растущего организма. Так сказал папа.
       А назвали Еню таким именем, потому что папе, когда он был еще мальчиком, нравилась одна веселая песенка. В этой песенке пелось о том, как маленькая смешная Енька, ну Еня значит, никому не давала спать, а всех приглашала танцевать. И все большие и маленькие танцевали. Всю ночь. И всем было весело. А спать никто не хотел. Ну, может быть спали и не танцевали только невеселые люди. Злые там, всякие. А когда злые люди спят это всегда хорошо. Спать - это их единственное доброе дело. Потому что когда они спят, то и плохих дел не делают. А еще было бы хорошо, если бы все злые люди впали в спячку. Надолго. Ну, хотя бы на зиму. Как медведи в лесу. А люди добрые помогли бы им берлоги построить. Чтобы злые люди не шатались и не выдумывали нехорошие дела.

       Еня зевнула и открыла глаза. Оказывается она давно уже лежала с закрытыми глазами и, стараясь уснуть, думала о хорошем. Ну, там как они с папой и мамой весело жили. Потому что у них добрая семья. Так дед Иван сказал. А еще он сказал, что семья у них здоровая. Не понятно только почему он так сказал. Папа же болеет.
       Еня снова зевнула и посмотрела на потолок. А щелки между досками очень хорошо видны. Ну, те щелки, которые на потолке. Папа так старался, когда доски прибивал. Так доски сильно друг к другу прижимал. А щелки все равно остались. А теперь еще и больше стали. Это потому что доски до конца не просохли. А когда осенью начали топить печку, доски стали досыхать, а щелки стали увеличиваться. Интересно, доски уменьшаются, а щелки увеличиваются. И из маленьких щелочек вырастают большие. Почему так? А некоторые стали даже не щелочками вовсе. А огромными щелями.
       Вот здесь у стенки была маленькая щелка. Даже и незаметная совсем. А сейчас в нее можно уже целый палец просунуть. А вон там над столом, наверное, целая ладошка пройдет. Ну, если ее раскрытую, бочком просунуть. А интересно, на самом деле пройдет или нет?

       Еня встала и подошла к столу. Свет от луны через не зашторенное окно освещал всю комнату. И было сказочно таинственно. И немного жутко. Как-то мрачновато, что ли. Но Еня не боялась темноты. Ведь она уже большая девочка. А большие девочки, ну и взрослые там тети и дяди всякие не боятся темноты. Боятся только трусихи. А Еня не трусиха. Она смелая девочка. И она уже совсем большая.
       Еня включила настольную лампу, и ей стало совсем не страшно. Потом она стала разглядывать щель на потолке над столом. Видно было плохо. Это из-за тени, которую давала «шляпка» от настольной лампы. Тогда Еня повернула лампу светом к потолку. Это было не трудно сделать, потому что у лампы была гибкая ножка. А «шляпка» при этом повернулась к столу. Но она не отпала, потому что была крепко прикреплена к гибкой ножке.
       Но щель все равно было плохо видно. А главное не понятно: пройдет в нее ладошка или нет? Тогда Еня пододвинула табуретку и залезла на стол. Прямо вот так с ногами, взяла, и залезла. Хорошо, что мама не видела, а то стала бы ругаться. А папа если бы и увидел, то ругаться не стал. Он только бы посмеялся. Ну, или там как-нибудь пошутил. Он добрый. Хотя мама тоже добрая. Просто она не любит когда «бардак». А с ногами залазить на стол – это «бардак». Потому что за столом кушают. Ну, или там пишут чего-нибудь. Дети уроки разные. А взрослые, какую-нибудь «писанину». Письма там или квитанции об оплате чего-нибудь заполняют. А мама даже когда и квитанции заполняет, все равно вздыхает и ругается. Почему так? Разве заполнять квитанции это «бардак»?
       Со стола щель было видно уже очень хорошо. И было видно, что она не везде одинаковая. Ближе к окну она была намного шире. Но ведь все равно не понятно: а ладошка то пройдет или нет! Это потому что со стола Ене никак не дотянуться ладошкой до щели. Еня хоть уже и большая девочка, но не такая высокая как мама. Вот мама бы до щели дотянулась. Если бы на стол встала. 
       Тогда Еня слезла со стола и принесла вторую табуретку. Потом эту вторую табуретку она поставила на стол. Оказывается табуретка очень тяжелая! Особенно если ее поднимать на стол. А когда просто нести по комнате, то и не тяжело даже совсем. По комнате можно и десять таких табуреток пронести. А поднимать и одну тяжело. Почему так? Они же одинаковые. Может просто табуретка подниматься на стол не хочет? Потому что это «бардак»?
       Еня встала на первую табуретку и с нее залезла на стол. Потом вздохнула, наверное, уже немножко устала, и взгромоздилась на вторую табуретку. Ух, как высоко!  Но Еня не трусиха и поэтому она высоты не боится. Ну, может только самую малость. Папа говорил, когда они летом поднимались на чердак, что если становится страшно от высоты, то и не надо вниз смотреть. Совсем. Поэтому Еня и не будет смотреть вниз. И вообще она не для того так высоко поднималась, чтобы потом смотреть вниз. Да еще и бояться.
       Еня посмотрела вверх. А потолок то, как близко стал! Почти на самой голове лежит! Вот здорово! Она протянула руку вверх и потрогала ей потолочную доску. Гладенькая такая! Недаром папа так долго скреб ее рубанком. Столько стружек настругал! А вот и щель между досками. Еня попыталась просунуть в щель ладошку, и ладошка ушла туда целиком. Ух, ты! Еще даже место свободное осталось! Интересно, а если заглянуть туда? Ну, в эту щель. Наверное, там много пахучих сосновых стружек. Вот ведь рука нащупывает какие-то завитушки.
       Но оказывается, чтобы заглянуть в щель, высоты стола, табуретки и Ени недостаточно. Даже если их поставить друг на друга. Вот как высоко потолок располагается! Такой высокий дом папа построил! Вот папа бы, наверное, смог в эту щель заглянуть. Хотя у него тогда голова бы там застряла. Еня засмеялась, потому что представила, как папа заглянул в щель, а обратно голову вытащить не может. И вот висит папа у потолка и ногами дрыгает. Смешно как!
       Еня так смеялась, что даже чуть с табуретки не упала. Поэтому она спустилась с табуретки и досмеялась уже сидя на столе. А потом стала думать, что же еще поставить на табуретку, чтобы можно было в щель между досками заглянуть. Табуретку на табуретку не поставить. А если и удастся это сделать, то никак не залезть будет. Потому что все это развалится, и Еня упадет. Вот было бы хорошо сюда папины леса притащить.

       Еня надела кофточку с большими квадратными кармашками по бокам, которую вязала ей мама. Но за лесами не пошла. Потому как они очень большие. Больше табуретки. И, наверное, тяжелее табуретки. Да и неудобно их нести-то. Одной. Папа вон с мамой вдвоем их передвигал. А Ене кто поможет?  Нет, надо что-то другое придумать.
       Еня посмотрела вокруг и увидела в книжном шкафу толстые папины книги. Вот! Это в самый раз! И нести не тяжело и положить их можно друг на дружку. Как пирамидка получится. Ну, или кирпичная кладка. Папа, так с кирпичами делал, когда фундамент строил. Только он между кирпичами еще раствор раскладывал. А между книгами, наверное, можно без раствора обойтись. Хотя с раствором конечно лучше. Потому как крепче было бы. Но где сейчас, ночью раствор то этот взять? А потом кирпичи же не разбирают. А книги нужно будет обратно в шкаф сложить. А как Еня их в шкаф сложит, если они склеятся раствором то этим самым. Ну, друг с дружкой. Да и с табуреткой тоже. Нет. Уж лучше Еня как-нибудь без раствора построит эту книжную пирамидку.
       Еня открыла шкаф и выбрала самую толстую книгу. Ух, а тяжелая-то какая! Табуретка и то, наверное, легче была. Почему так? Табуретка же больше книги. Наверное, потому что в книге знаний много. Ну, мыслей там разных. Человеческих. Да и не только человеческих, но и других людей тоже. Ученых там, начальников всяких. А в табуретке ничего нет. Только дерево одно. Папа не зря столько книг насобирал. Вон целый шкаф огромный! Это сколько же знаний там располагается! И теперь все эти знания у папы в голове. Потому что он все эти книги прочитал. Интересно, а что у папы голова теперь такая же тяжелая как все эти книги? Нет, наверное. А то, как бы он ее носил?  Не поднять же было бы. Вон шкаф то этот книжный папа с мамой еле-еле вдвоем передвинули. Ну, когда перестановку небольшую в комнате делали. И то часть книг из шкафа пришлось убрать. А если бы не убрали, то и не передвинули бы вовсе. А как бы папа такую тяжелую голову носил. Ну, если бы только мама ему помогала придерживать. А одному никак. Это уж точно. Хотя может, папа просто еще не все книги прочитал? И часть знаний ему в голову не попала. Надо тогда папе завтра об этом сказать. Ну, чтобы все книги не читал. А то потом будет тяжело голову-то свою носить.

       Еня положила выбранную ей толстую книгу на стол и стала носить книги из шкафа. Только самые большие и толстые. А маленькие книги, ну те которые совсем тонкие, она брать не стала. Потому что от тонких книг толку нет никакого. Из них даже пирамидку не построить!
       После этого Еня залезла на стол и аккуратно разложила книги на табуретке. Вот теперь хорошо! Теперь-то она точно сможет заглянуть в щель между досками. Нужно же посмотреть, как там стружки лежат. Ну, которые они с папой летом насыпали. Все ли там в порядке.
       А какую пирамидку Еня сложила. Ровненькую-ровненькую. И как все здорово придумала! Еня умный ребенок. Так папа говорил.
       Теперь осталось только осторожненько подняться на табуретку с книжной пирамидкой. И тогда Еня заглянет в щель между досками. Непременно заглянет. Обязательно заглянет!

       И вот она уже карабкается на книжно-табуретную конструкцию. Ура! Еня стоит на самом верху! Ну не совсем правда стоит. Пока она еще только на корточках. Но с корточек-то подняться на ноги это и не трудно вовсе. Это вообще ерунда! Плевое дело. Ну, просто значит, как плюнуть. Плюнуть ведь не трудно же. Вот сейчас Еня медленно приподнимется. Медленно это для того чтобы головой об потолок не стукнуться. А то будет шишка. На макушке. Да и вообще упасть можно. И что, потом снова все это строить? Так ведь всю ночь можно провозиться! Да еще и на следующую останется.

       Еня медленно приподнялась, стараясь не смотреть вниз. Но выпрямиться ей не удалось. Потолок был уже близко. Тогда она нащупала рукой щель и вставила в нее ладошку. Утопив ладошку в щели, Еня ухватилась пальчиками за краешек доски. Затем она проделала то же самое второй рукой. После этого Еня медленно подтянулась к щели и … просунула голову в пустоту.


                (Продолжение следует)