“Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся,
и языки умолкнут, и знание упразднится”.
(Первое Послание к Коринфянам святого апостола Павла,13:1)
Занятная штука жизнь. Задумал написать рассказ: подготовил материал, все по полочкам для себя разложил, завязку, пролог и эпилог придумал, сел - и ... написал совсем про другое.
Странная штука вдохновение, никогда не знаешь: чего выкинет. Все соседка...
Вот вы, уважаемый читатель, знаете своих соседей? А я же многих знаю лишь по голосу. Живу в многоэтажке, слышимость то прекрасная. Вот, в квартире внизу прикрепили как-то на стену боксерскую грушу, да так, что каждый удар по ней соседу (то есть мне) как бы по голове: тук-стук, бум-бам. Ходил, просил потише.
- А мы что? Мы ничего.
И снова: тум-дум, бум-бом. И все равно им, что ребенок спит или время позднее.
Ну, этих то я в принципе быстро урезонил: разобрал ламинат, проложил плитку, чтоб перекрытие не пробило. Замах … и удар кувалдой в пол.
Только один, как говорят: “достаточно одной таблетки”. И соседи снизу враз стали вежливыми и тихими.
Но время шло, и вскоре сосед съехал, и поселилась женщина с двумя детьми.
Казалось бы, хорошо? Да? Я тоже сначала так думал.
Но как она относилась к своим детям?!
Угрозы, крики, матерная брань, истерики, удары, наказания. Сначала думал: может это няня так над чужими детьми издевается, но оказалось: нет - родная мать.
А детки то совсем малюточки, с такими ясными, испуганными глазками.
Пробовал поговорить с ней.
Как там учил священник: "не говори в лоб, говори вверх".
А как тут скажешь? Пытаюсь, а получается что-то пресно - банальное: "будьте с ними поласковей" или "все-таки это дети".
А снизу снова: плач, приказы, наказания.
Где-нибудь, например, в Финляндии, у нее давно отобрали бы детей, а саму засадили лет на много. Но ведь и у нас уже тоже есть ювенальная юстиция.
Заявить на нее в полицию? Но кто сказал, что детям будет лучше в детском доме? Да и кто я вообще такой, чтобы лишать детей родной матери?
Двери не открывает, на стук по батарее отвечает еще большим стуком.
Но как-то вспомнилось вдруг из юности: в школе у нас были рядом кабинеты физики и музыки.
И так бывало: берешь мозговым штурмом какое-нибудь уравнение, а за стеной на грани слышимости: "Лунная соната" Бетховена, застенчивый луч весеннего солнца в окно, и ощущение такое: как будто, проходя, коснулся чего-то глубокого, чистого, светлого.
А ну-ка, а что если…
Включаю музыкальный центр и негромко, чтобы не вызывать раздражения, в разгар её истерики, ставлю бессмертную музыку.
Ария Баха, скрипичные концерты Моцарта, "Времена года" Вивальди. Конечно духовная музыка, конечно "Всенощная" Рахманинова.
Классику не занудную, чтобы понятна была далекому от нее человеку, но обязательно добрую и чистую.
И удивительно: меньше стало этажом ниже скандалов, реже стали плакать
детки.
А тут столкнулись вчера мы с ней на первом этаже у лифта, встретились глазами, я промолчал, и она не проронила ни слова, но что-то незримое мелькнуло во взгляде, и я понял, что мой музыкальный центр накручивал мне счетчик, быть может, не напрасно.