Фото: http://www.ntv.ru/novosti/459337/
Рыжему вынесли приговор. Шансы на спасение были мизерные.
Он почуял неладное, когда выпивоха Тихон раздавал пайку сокамерникам Рыжего… А ему же ничегошеньки не принесли... По началу, Рыжий обиделся и поднял, было, шум, но его внезапно остановил странный взгляд Тихона – холодный, пронзительно холодный... А ещё Тихон вдруг как-то странно смутился, отвернулся и забормотал что-то непонятное, совершая правой рукой странные размашистые движения ото лба к животу и от плеча к плечу. Так бормотал и размахивал рукой только большой Чёрный Человек, там – на воле, очень-очень давно, в далёком детстве. Когда Рыжий ещё бегал за братьями и устраивал с ними первые шутливые драки. Но Чёрный Человек ещё размахивал какой-то дымящейся штукой, от которой братья смешно чихали. А такая же шустрая, как и Рыжий, его родная сестрёнка – всё пыталась поймать раскачивавшийся пахучий предмет. Только Чёрный Человек огрел её своей штуковиной и наподдал под зад ногой в тяжёлом начищенном до блеска сапоге. Сестрёнка долго и безутешно поскуливала на заднем дворе. А потом пришла мать и загнала всех домой.
Мама. Она была такая тёплая и мягкая, хоть и худая. От неё исходил самый приятный на свете запах – запах молока. Мать отчаянно защищала своих детей от всяческих проходимцев. Но от гнева Чёрного Человека не спасла. Братья и сестрёнка пропали уже на следующий день. А Рыжий был заперт в сарай и совершил свой первый в жизни побег.
Как же давно это было, но вдруг явственно вспомнилось. Особенно этот сладко-горький запах дыма… Э-э-э, да это Тихон запалил что-то в углу. Запах из детства!..
Два киллера – Сиплый и Холера блаженно улыбаясь, расположились на лавочке. Летнее солнце пекло их бритые головы. Аванс – заблаговременно получен и благополучно пропит. Лепота! Сиплый достал папиросу, выдул из неё табак, сноровисто зарядил «косячок» татуированными пальцами. Молча раскурил, крепко затянулся терпким сладковатым дымом, ухмыльнулся чему-то и передал «косяк» Холере. Холера чересчур сильно затянулся и закашлялся.
– Хы-хы-хы! Жадность фраера сгубила! – залился смехом Сиплый.
– Не сипи под руку, Сиплый! – огрызнулся Холера.
А затем они совершенно безмолвно докуривали «косяк», ухмыляясь заходящему летнему солнцу.
– А чевой-то наш сегодняшний «клиент» накосячил? – наконец выдавил Холера.
– Виру сделал из ихнего кичмана, да шесть баранов каких-то на глухаря расписал. Да только зашухарили его, повязали. Не фартовый для него денёк выдался.
– Авторитетный мокрушник, значится…
– Да уж не как ты, фраерок… Он – совсем как я. Щенком – бакланил. Потом – три ходки. Ни одну до звонка не досидел – ноги делал…
– Ну, что ж. Нам пора.
– Да уж, пора. Шевели помидорами, Холера.
За Рыжим пришли на вечерней зорьке. От негодяев пахло смертью. Стало невыносимо жутко. До одури! На голову накинули пыльный мешок, тошно пахнущий рыбой, шею сдавили удавкой, - чтоб не рыпался, и поволокли на двор. Выйдя во двор, убийцы навалились на Рыжего и стали его связывать. Только что-то не так у них пошло. В пылу сопротивления Рыжий вдруг почуял, что удавка ослабла, и вцепился одному из душегубов в руку зубами. Тот дико взвыл и ослабил хватку. Рыжий рванулся изо всех сил, скинул путы, сбил с ног второго убийцу и побежал. Но бежать было некуда – со всех сторон был глухой забор с колючей проволокой. "Гиблое место! Ой, гиблое"…
Рыжий твёрдо решил не сдаваться! Он кружил вокруг своей тюрьмы, периодически нападая на преследователей. Их и без того непрезентабельные одеяния быстро превратились в совершенно непотребные лохмотья. Как два голодных дервиша носились душегубы за Рыжим, неся от него всё более ощутимый урон с каждым кругом. Холера влетел в бак со зловонными отходами и окончательно деморализовался. Сиплый уже хрипел, но упёрто продолжал преследование. Дважды ему почти удавалось настичь беглеца, но прокушенная рука дважды его подводила. В пылу погони возле огромной кучи строительного мусора матёрый уголовник наткнулся причинным местом на арматуру, истошно воя, оступился и с размаху воткнулся головой в груду отбитой штукатурки.
– Чего окопался, как фриц в траншее? – орал на него Холера.
– У-е-утухни, ушлёпок! – простонал Сиплый, выбарахтываясь из мусорной кучи.
Рыжий же, в очередной раз, оторвался от преследователей, забежал за угол и шустро нырнул под какой-то сарайчик. Две пары ног протопали мимо. "Фраера!"
Тихон заметил неуместную суету во дворе и высунулся в форточку зарешёченного окна.
– Вот рукопомойники! Алкаши, утырки проклятые! Ничего поручить нельзя! – пробормотал Тихон. – Всё самому придётся делать.
Тихон открыл сейф, отчаянно гремя связкой ключей, достал малокалиберную винтовку, торопливо запихал в карман коробку с патронами и засеменил к выходу.
Душегубы в наступающих сумерках суетливо прочёсывали двор. И тут услышали властный и настойчивый стук в ворота узилища.
– Никак кум, пожаловал. А мы так облажались! – заныл вконец запыхавшийся Холера.
– Это всё ты, пахорукий! Какого хрена верёвку отпустил? – напустился на него Сиплый.
– А ты чего возился? Перо в бочину – и амба! А ещё блатной! – язвительно огрызался Холера.
Тихон, с совершенно нехарактерной для его почтенных седин прытью проскакал к воротам. Начальство пожаловало очень некстати, и Тихон морально готовился испытать всю «прелесть» начальственного гнева.
Рыжий тоже услышал громкий стук в ворота. «Кто-то на подмогу прибыл», - мелькнула отчаянная мысль. "Найдут! Хотя…
Шанс! Ей богу – шанс!"
Габариты у Начальника были таковы, что протискиваться в узкую калитку ему было затруднительно. К тому же в предыдущий раз он зацепился импортным кожаным плащом за какой-то недозакрученный по российской привычке саморез. А посему стучал в ворота.
– Тихон! Твою дивизию! Открывай ворота! – блажил Начальник.
– Сию минуту! Сей момент! Уже открываю! – суетился над тяжёлыми замками и запорами Тихон.
– Тихон! Ты какого члена освещение до сих пор не включил! Лишенец! – Начальник вплывал в открытые ворота, как баржа под железнодорожный мост, оглашая окрестности визгливым, как старая корабельная сирена голосом.
«Пора!», – подумал беглец и рыжей молнией метнулся в открытые ворота, не забыв уронить наземь и неповоротливое визгливое чудовище.
Свобода! Воздух врывался в лёгкие. Замелькали спасительные заросли городского парка. Осталось только перебежать через залитый светом перекрёсток…
И тут раздался громкий хлопок, маленькая свинцовая оса ужалила промеж рёбер. Рыжий упал, попытался приподняться… Оглушительный рёв автомобильного гудка, и, свет пропал. Рыжий провалился в жаркую тьму с резким запахом палёной резины и выхлопных газов…
– Всё! Кранты Рыжему! Валим отсюда – мы на пороге грандиозного шухера! – прохрипел Сиплый.
– Ага! Щас мусора да репортёры нагрянут, а твоя-то рожа в розыске числится, не ровен час – срисует кто из ментов тебя в ящике – снова закроют, – отозвался Холера.
Колоритная парочка скрылась в подворотне. Начальник визжал и брызгал слюной ещё полчаса пока совсем не охрип. А Тихон, понурив голову, «обтекал» от всех эпитетов, ниспосланных на него разъярённым шефом, закрыл ворота и поплёлся в дежурку. Ночная мгла запустила свои щупальца во все неосвещённые улицы и переулки. Тихон заперся в дежурке, плеснул в алюминиевую кружку неразбавленного медицинского спирта, залпом выпил, выдохнул и занюхал выпивку рукавом телогрейки. Покряхтел по-стариковски, задумался.
«Вот ведь какой шебутной пёс был, этот Рыжий. И овец, как волк погрыз, и на свободу, как волк рвался. Совершенно не собачьи повадки! Чудны твои дела, господи!», – пробормотал Тихон, осеняя себя крестным знамением. Из угла дежурки на него с укоризной взирал святой Николай Угодник.
«К боговой матери уволюсь из этого гадюшника и в деревню уеду. Завтра же заявление отнесу!», – подумал Тихон. Тяжёлые мысли заполнили его разум. Но ничего изменить было уже нельзя.
Приговор приведён в исполнение…
07.10.2014г. Д.М.