Мой друг Кирилл Владимирович Успенский,
Я был в Дубравлаге на "тройке": в хозяйственном лагпункте при больнице лагерного объединения , между прочим оставившем у меня самые неприятные воспоминания, не смотря на великолепные "бытовые условия" и даже то, что подобралась компания из моих хороших друзей. Один из них и принёс известие о том, что в лагерь прибыл новый зек: какой-то малоизвестный ленинградский писатель, статья "наша" - 58-10 (вернее уже другая по "новому" колексу, но полностью соответствующая старой)., срок "детский" - три года. рассказывая о своём "деле", он не может сдержать слёз и говорит, что осуждён на основании показаний одного из своих лучших друзей - Севера Гансовского (вот этот-то был гораздо более известным тогда писателем-фантастом)., но что он (Успенский) готов ему всё простить и попрежнему считает его своим другом.
И Вы подождите безусловно осуждать Гансовского. То, что позднее мне стало известно о нём, безусловно свидетельствует о том, что ГБ просто поставило его перед выбором: или давай нужные нам показания или сам сядешь со всеми последствиями для твоей семьи. Как бы Вы повели себя при таком выборе? А детский срок Кирилла Владимировича доказывает, что Гансовский максимально смягчил свои показания. Имена настоящих доносчиков надёжно запрятаны в оперативных делах.
Признаю, что тогда я был изрядно заражён лагерным шовинизмом. Какой-то нытик-малосрочник! Никак не мог предположить, что мне предстоит знакомство с одним из самых замечательных и дорогих мне людей и что я сам буду вспоминать его трогательно внимательное бесконечно доброе отношение ко мне со слезами на глазах.
В лагере не принято говорить и спрашивать о родных и семье. Чтобы нечаянно не ""подставить". Практически ничего точного не знаю о детстве и родителях Кирилла Владимировича. Только одни предположения! Он прекрасно знал немецкий язык на уровне тех, кто провёл значительную часть своего детства в немецкоязычной стране. Поэтому предполагаю, что его родители были какими-то дипломатическими работниками. Ни в коем случае не иммигрантами! Тесть Кирилла Владимировича был каким-то видным советским деятелем и имел дачу в Зеленогорске. После лагеря Кирилл Владимирович жил там с женой и сыном. Я бывал на этой даче. Вполне добротный дом.
В общем добротный советский "истеблишмент". Не удивительно, что в войну Успенский не был послан сразу на фронт, а прошёл довольно длительное обучение в разведшколе высокого уровня. Не сомневаюсь, что из-за своего образования и особенно из-за знания немецкого ему просто было гарантировано уютное место где-нибудь в разведуправлении. Но Успенский просто рвался к активной деятельности. И добился своего. Ему стали поручать довольно серьёзные поручения на фронте и в прифронтовой зоне. И наконец дали настоящую задачу. Подпольщики в районе Днепрогэса cообщили, что немцы заполнили помещения плотины взрывчаткой и собираются её взорвать. Кирилла Владимировича забросили в немецкий тыл с задачей связаться с подпольщиками и передать им задание любой ценой предотвратить взрыв. Добравшись до места он выяснил, что все явки провалены и всё-таки он ухитрился найти уцелевших подпольщиков и выполнить своё поручение. И что было не менее трудно, успешно перешел обратно линию фронта.
Днепрогэс не был взорван! Впрочем Успенский так и остался не уверен. действительно ли немцы собирались его взорвать или подпольщики передали ложное сообщение, чтобы при подходе советских войск изобразить свою активнось. И вообще полностью разочаровался в деятельности всей советской разведки, увидев всю её "изнанку". Поэтому он охотно принял предложение рабртать штабным переводчиком в штабе одного из фронтов. С этим фронтом он дошёл до Вены и нарвался на трибунал! Он неосторожно спас от расстрела пьяным советским лейтенантом будущего секретаря Австрийской компартии (кажется Иоганна Копенига). Он всё сделал правильно: установил охрану у дома коммуниста и доложил о произошедшем начальству. Доклад дошёл до Москвы и оттуда пришло приказание немедленно доставить Копенига и других коммунистов в Москву для создания австрийской компартии. Что и было исполнено. естественно при этом сняли охрану у дома Копенига. А Советская Армия занималась своим любимым делом: мародёрством. группа солдат вступила в симпатичный домик и из врождённой стыдливости я не скажу Вам, что они там устроили, особенно по отношению к хозяйке и её симпатичной горничной. Запахло скандалом и местное командование поняло, что спасти их может только быстрое и энергичное расследование и наказание виновных. Ну мародёров конечно найти было нев озможно. Но кто снял охрану? Ну конечно тот, кто её поставил. Так Кирилл Владимирович попал под трибунал. Но, к счастью, у начальства ещё оставались остатки совести. Капитана Успенского срочно демобилизуют и таким образом он выходит из-под действия военной юстиции. Материалы расследования не передаются гражданским властям потому что секретность. Успенский с чистыми документами прибывает в Ленинград. Но работать ему негде, гражданской специальности у него нет. Он устраивается в охрану Публичной библиотеки. И однажды один из директоров видит потрясающую картину: вахтёр читает книгу. Нет, директора потрясло не то, что вахтёры оказывается умеют читать, а то что книга была на немецком языке! А библиотеке так нужны были интеллигенты, действительно знающие этот язык из-за массового поступления трофейной литературы. Так Кирилл Владимирович стал входить в советскую литературу. Печататься он стал под псевдонимом "косцинский"
Я не собираюсь рекламировать писателя Косцинского. Наоборот он слишком всерьёз воспринял совковые принципы советской литературы и поэтому его произведения довольно скучны. Но когда он просто рассказывал о событиях своей жизни, было видно какой это замечательный рассказчик, наблюдательный, остроумный и понимающий. И только сейчас понимаю какой это был великолепный человек. Действительно лихой разведчик, бесстрашный. при этом весёлый и неунывающий ни в каких обстоятельствах. Обожал шутки и розыгрыши, но они всегда были удивительно деликатными и не обидными. Только к себе он иногда относился просто беспощадно