Предательница

               
   Машка не помнит – когда в их доме появился Тузик. Кажется,  он был с ней всегда: в ее дошкольном шатании по деревне, вечерних играх на поляне, походах в лес за ягодой. В 7 лет она пошла в школу – он провожал ее до порога и, каким-то собачьим чутьем угадывая, что уроки заканчиваются, ждал ее в школьном дворе.
    Пес он был беспородный, самый обычный, но Машка любила его без памяти, и он отвечал ей взаимностью. В дом его не пускали и жил он во дворе, как и положено дворняжке.
     Машка играла с ним в догонялки на поляне напротив дома. Впрочем, Тузик и не собирался ее обгонять, а просто несся сбоку, охваченный чувством единения со своей хозяйкой. От него вечно пахло улицей, да и от Машки тоже. Вечером, забывая помыть руки, она, забегала домой, отламывала от буханки  хрустящую корочку  хлеба, и, посыпав ее крупной солью, снова бежала  на улицу, - встречать из стада корову. Тузик  прыгал рядом с ней, выпрашивая  свежий хлебушек.
      - Тузик, - мы так Милке ничего не оставим, - отбивалась от него Машка…
       Так пронеслись несколько лет их счастливого и безмятежного детства.
        Но у взрослых женатых людей иногда есть плохая привычка – расставаться… и в этот круг расставания попали Машка и Тузик.
        Родители Машки расстались и теперь каждый «тянул на себя одеяло», - как говорила соседка тетя Валя.
         Машка представляла себе это так: отец с матерью держат  с двух сторон одеяло, каждый тянет его в свою сторону,  а на нем сидит Машка   и ждет – чья возьмет… Эта картина напоминала ей процесс  выхлопывания домотканых половиков, которые она с сестрами отрясала  от пыли во время субботней приборки в доме. Машка становилась с одного конца половика, кто-нибудь из сестер – с другой и, взявшись за его концы, они старались «вытрясти из него всю душу». Затем половик переворачивали и опять трясли.
         Машка не знала – как долго отец с матерью будут тянуть это одеяло, но ее уже начало потряхивать при мысли, что каждый из них сейчас найдет себе «новую любовь», как говорила та же тетя Валя, а про нее, Машку, все забудут.
            Она рассказывала об этих своих страхах Тузику, а от тети Вали смывалась, как только та начинала заводить эту пластинку…
             Спустя год после развода, матери вздумалось поселиться в более теплых краях, куда уже уехали некоторые из их односельчан, и она исподволь начала готовить отца к тому, что заберет Машку с собой.
         - Ну подумай, Мить, говорила она отцу, - там же юг, солнце, арбузы. А в этой тайге - что ребенок видит – клюкву да морошку…
         И отец сдался.
         Мать, съездив на разведку в Ставрополье, и присмотрев там дом по сходной цене, вернулась с «чемоданным настроением» и, заказав контейнер, начала готовиться к отъезду. Надо было успеть к  школе.
         Машке не очень хотелось уезжать из привычного места - от отца, старших сестер, подружек, но мать с таким жаром обрисовывала ей вишневые сады и арбузные поля, что Машке они стали сниться ночами. Ей, как и матери, захотелось поселиться в этих чудесных краях…
         - Мам, давай Тузика возьмем!
         - Да куда его в самолет – ему намордник надо, справку, - морока одна, - отбивалась мать.
         - Ну и что – он нам дом будет охранять…
         -Нет. Отцу он нужнее, - отрезала мать, - мы его зимой приедем проведать.
         Машка не посмела перечить.
         Да на новом месте все было по-другому…
         Машка тосковала по Тузику, у отца в письмах спрашивала – как он там. Отец отвечал, что все нормально. Тузик подружился с соседской девочкой и теперь бегает за ней…
          В гости к отцу они приехали в тот же год – на зимние каникулы. Было уже темно. Деревянные ворота закрыты. Они постучались. За воротами залаяла собака.
         - Тузик, Тузик, - позвала Машка. – Это мы. Что ты лаешь?
         По ту сторону двери раздалось радостное повизгивание, Тузик стал царапать дверь, будто стараясь пролезть побыстрее в какой-то невидимый глазу лаз.
          Отец вышел из сеней, отворил дверь и Тузик набросился на Машку, облизывая ее лицо.
          - Узнал, - одобрительно сказал отец.
          - Дак и полгода еще не прошло, - откликнулась мать.
          После завтрака Машка спешила на улицу с санками. Там ждал ее верный Тузик. С ним и его новой подружкой  – соседской девчонкой Светкой – они шли на снежную  горку, находившуюся в конце их улицы. Машка иногда с ревностью следила, как Тузик метался между ней и Светкой, звонким лаем подбадривая каждую из них при подъеме в гору.
         - Любишь кататься – люби и саночки возить, - высказывала, проходя мимо них в магазин, всем известную истину вездесущая  тетя Валя.
         - Вишь-ко, скучал по тебе. Теперь вот новая любовь у него образовалась, - говорила она Машке, кивая в Светкину сторону.
         - Много любви не бывает, - брякнула ей в сердцах Машка, повторив фразу, которую слышала где-то накануне.
         - Вишь-ко…-Только и смогла сказать тетя Валя, провожая взглядом съезжавшую с горки Машку.
          Расставание было мучительным.
          Накануне вечером Машка, обняв Тузика, плакала над ним во дворе, объясняя, что отец с матерью опять не разрешили ей забрать его с собой в теплые края.
         Встретились они только через два года. Машка приехала к отцу летом. Радостно ворвалась среди дня в ворота. Тузик лежал на крыльце и на Машкин приезд никак не отреагировал.
         - Тузик, Тузик, - тормошила его Машка. – Ты что – забыл меня?
         Тузик щурился на нее карими глазами – из них текли слезы.
         - Да приболел он что-то, Маш, не тискай ты его, - остудил ее пыл отец.
         Весь август Машка пробыла у отца. Каждый день она пыталась возродить в Тузике память о себе, об их веселом, таком счастливом прошлом. Но Тузик только тяжело дышал, периодически вяло пытаясь махать хвостом, почти ничего не ел.
        - Ох, Машка, и баская же ты девка выросла, - нахваливала ее тетя Валя.- От кавалеров поди, отбоя нет.
        - Да ну их – не интересно  мне с ними, - отмахивалась от нее Машка, у которой была одна забота – вылечить Тузика.
        Уговорив ветеринара, жившего на соседней улице, осмотреть собаку, она привела его к Тузику.
         Ветеринар посмотрел на него, на Машку, зачем-то заглянул  Тузику в пасть, пощупал его живот, и сказал, не глядя Машке в глаза:
         - Ох, девонька, от старости еще никто лекарства не придумал.
         - Да разве же он старый?
         - Старый, конечно. Собачий век недолог, детонька…
         Когда Машка уезжала – Тузик спал, вытянувшись на крыльце во весь свой собачий рост. Она не стала его будить. Машке даже пришлось переступить через его хвост.
         - Примета плохая, – подумала она.
         Письмо о том, что Тузик умер к вечеру, в день ее отъезда, пришло от отца неделю спустя.
          Машка заплакала, почувствовав себя предательницей.
          -  Если бы я сразу забрала его с собой – он был бы жив, – думала она. Здесь юг, тепло. Ему было бы хорошо, он постарел бы позже…- Я всегда бы была рядом с ним.
          Но второе Машкино «я» говорило другое:
          - Но тогда  отец бы скучал по нему, оставшись один в доме. А так приходил он с работы – Тузик его встречал, отец с ним разговаривал… Живая душа с ним рядом была. Чувство вины перед отцом за то, что он  остался один, в холодных краях, росло внутри Машки…
          Она чувствовала себя предательницей.
          -  Господи, но почему не бывает так, чтобы всем было хорошо? – Спрашивала Машка у святого лика Николая-угодника, изображенного на иконе, которую мать привезла с собой из их прежнего дома.
            Лик молчал, глядя на Машку все понимающими и все прощающими глазами.