- Знаешь, почему я не люблю театр? – Васисуалий стряхнул зонт и снял калоши, - Жизнь гораздо богаче. А постановка, даже самая гениальная, суть профессиональное лицедейство, а чаще – студенческий капустник. Только не возражай и не говорили, что на ужин ленивые голубцы. У меня от них изжога, как, впрочем, и от сегодняшнего спектакля. Если хочешь посмеяться и поплакать, надень шапку-невидимку и притаись за кулисами. И не запирай дверь – Базедушка еще не вошел. Он на улице, с извозчиком торгуется.
- Обижаешь, барин. Тут и на осьмушку овса не хватит, - у кобылы верхняя губа капризно подрагивала, обнажая неровные прокуренные зубы, - А мне еще проституток с Тверской развозить.
- Брешешь. С чего бы это им разъезжаться?
- Митинг там, нонешней ночью. Днем нельзя – мешают.
- Вот они и добавят.
Пассажир оставался непреклонен. Выданный на проезд двугривенный мух умудрился разменять на ходу, в трактире «У дяди ВаНи». Заведение славилось не столько своеобразной орфографией, сколько феноменальной скоростью обслуживания. Клиент не успевал рта перекрестить, как его – мертвецки пьяного – выбрасывали на улицу. Благодаря этому Хозяин мог держать низкие цены, и в помещение было всегда проветрено.
- и явилось ему счастье в образе несчастья, и сказала гостья: «Ты от меня никогда не избавишься. Будешь скрываться и скучать одновременно. Любить и ненавидеть».
- Зря ты так, - кот закончил протирать усы краем портьеры, - Обет безбрачия еще не повод для уныния и воздержания. Спелое яблоко зачастую с червяком, а плоскостопие – возможность откосить от армии. Не делай брови домиком, а сделай лучше праздник. В мире так много достойного внимания: подсадил старуху в трамвай, он в депо, пропустил вперед барышню, а там…
- Околотошный сказывал, войны не будет. Уж больно не хочется в санитарную телегу впрягаться. Страсть как покойников боюсь. Кабы еще на гражданке, в катафалк - это куда ни шло. Тут тебе и музыка и чаевые…
- Не должно. Эрцгерцог жив-живехонек, цены на зерно устойчивые. Либералы, правда, воду мутят, да все больше по углам – на улицу нос не кажут.
- А народ?
- А что «народ»? Народ ждет их на улице.
- Ты, уважаемый, дай знать, когда они встретятся – сто лет в цирке не была.
- Советы легко давать, потому как возвращать необязательно. Муторно мне, Василий, ох как муторно. Поверишь, утром просыпаюсь и не пойму: жив я или нет.
- Отчего же не поверю? Старик прав - женщины у тебя давно не было.
- Верно: бабы, девки - были, а вот «женщины»…
- Слышь, касатик! Может барышню какую? Я мигом обернусь – рысью, - кобыла привстала с нагретой обочины.
- Нынче без надобности, не в расположении. Ты бы лучше у дяди Вани в кредит попросила.
- Он скорее в морду даст, чем в кредит.
- Н-да, озлобился народ, ожидаючи. Не ровен час пойдет навстречу…
- Женщины быстро теряют интерес ко всему, что нельзя съесть, надеть либо, за что нельзя выйти замуж.
Замуж… От первой свадьбы у Петровича сохранилось в памяти лишь розовое платье невесты из парижского бутика, от второй – цыганское варьете:
- В монастырь ли податься? Или на рыбалку…
- Не поможет. И там и там скука смертная: клюет редко, да и улов по большей части сомнителен.
- В чем же тогда спасение?
- В Красоте.
- Знаю, знаю. «В человеке должно быть красиво все: дети, любовницы, собаки».
- Мерси, что помнишь. Однако не придирайся к словам – будь выше. Тем более ты хорошо знаешь, что я тогда подразумевал. Красота, мой друг, в новизне ощущений. Самый распрекрасный пруд без притока свежей водицы обречен превратиться в зловонное болото. Не успеешь и глазом моргнуть, как прежние русалки покажутся кикиморами, а белые лебеди – гадкими лысухами*. Спасение придет со стороны. Его принесет свежий ветер перемен. Да, жертвы будут. Зато выжившие обретут. Поставь чайник. Зябко…
Дверь оставалась открытой. В квартире хозяйничал сквозняк. Он бесцеремонно лазил по ящикам письменного стола, листал семейные альбомы, заглядывал в дымоход.
Возница потерялся между известным трактиром и стихийным митингом.
Кот и хозяин – между вчера и завтра.
И только хмельной дрозофил не терзался сомнениями. Он обнял кобылу за потертую шею и читал ей стихи: все, которые помнил, и, даже, те – которые не написал.
*весьма невзрачная порода диких уток
07.10.14