На таможне уже минут сорок шмонали по-серьезному. В воздухе стойко висел кислый запах пота и прелой овчины и еще чего-то чужого.
Досматривали пассажиров ночного рейса Термез – Москва, который два раза задерживался из-за грозового фронта на перевале, но, наконец, выпущенного и прорвавшегося в столицу под утро.
Воробьев напряженно вглядывался в загорелые лица. Хотелось курить и выйти на воздух.
На эту работку он попал совершено случайно. Подвернулся своему участковому, у которого проходил подготовку перед командировкой и был по-сути мальчиком на побегушках. На участке показали крохотную фотку с удостоверения и наказали встретить и разместить в гостинице нашего человека. Хохма была в том, что Вася – так звали героя, не знал даже, встретят ли его в центре, и кто будет встречать.
Взяв машину на автобазе и загодя приехав во Домодедово, Воробей был вынужден коротать ночь в окружении мрачных усатых и бородатых личностей, встречавших, как и он, этот ночной рейс. Рейс же переносили и переносили и все уже примелькались и скурили по ходу все свои и чужие сигареты. Через несколько мучительных часов самолет, наконец, приземлился, но пассажиры все не появлялись, а когда появились с вещами, то начался этот жестокий шмон. Искали, понятно, дурь, которую и встречали колоритные личности в кожаных куртках.
Один из кожанок, видя напряжение на лице русского, приблизившись, интимно прошептал: "Кого встречаишь?"
- Брата встречаю,- объявил Воробьев. Личность отвалила. Досмотр кипел. Халаты и тулупы расстегивались, смуглые лица разрумянились. Восточные женщины рвались в туалет, их не пускали. Шмонаемые роптали тихо, кожанные уже в полный голос. Градус нарастал.
Воробъев понимал, что как никогда близок к провалу. Он никого тут не узнавал. Почти наугад в отчаянии он пробормотал бородачу из прилетевших: «Вася, узнавай брата...». Борода сразу включился, развернувшись, сгреб Воробья в охапку и весело заорал: «Коля! Брат!». Смуглые пацаны облегченно зацокали: «Це-це-це, брата не узнал?».
Потом они плавно катили по предрассветной Москве, в охотку докуривая водительские сигареты почти без слов, изредка смущенно переглядываясь и улыбаясь. Настроение Васи, который только из-за речки и для которого все закончилось, передалось и Воробьеву. Расстались у гостиницы в тихом переулке.
Больше они не встречались. На следующий день вроде мелькнул какой-то рослый загорелый на третьем или четвертом этаже. Или похожий. Воробьев еще улыбнулся: «Брат», но быстро переключился на текучку.