***
В ночной редакции телеканала «112 Украина» ярко горели лампы, и толстый выпускающий редактор за большим монитором готовил к эфиру программу «Региональные ЧП». Один твит попался ему на глаза, он всмотрелся в него через очки и захохотал, созвал вокруг себя ассистентов и операторов и всем показал этот твит. На узенькой полоске было написано:
«Красный Луч, Донбасс. В районе появилась курица величиною с лошадь и лягается, как конь. Вместо хвоста у нее настоящие страусиные перья».
Операторы страшно хохотали.
- В мое время, - заговорил выпускающий, хихикая жирно, когда я работал на центральном, допивались до слонов. Это верно. А теперь, стало быть, до страусов.
Операторы хохотали.
- А ведь верно, страус, - заговорил ассистент. – Что же, ставить, Станислав Иваныч?
- Да что ты, сдурел, - ответил выпускающий. – Я удивляюсь, как секретарь пропустил, - просто пьяный твит.
- Попраздновали, это верно, - согласились операторы, и выпускающий убрал твит о страусе.
Поэтому «112 Украина» вышел на другой день, содержа, как обыкновенно массу интересного материала, но без каких бы то ни было намеков на краснолучского страуса.
Студент третьекурсник медучилища Эдик, регулярно смотрящий «112» по утрам в лаборатории, выключил телек, зевнув, изрек: ничего интересного, - и стал надевать белый халат. Через некоторое время в лаборатории у него загорелись горелки и заквакали лягушки. В кабинете же у доцента Файнгольда была кутерьма. Испуганный Игнатыч стоял, держа руки по швам.
- Понял… слушаю… - говорил он.
Файнгольд вложил листок в файл и отдал ему, говоря:
- Пойдешь в наш отдел животноводства, отдашь мой запрос, - пусть они его официально направят к этому Цыпу.., и скажешь им прямо, что он – свинья. Скажи, что я, доцент Файнгольд, так и сказал. И запрос мой отдай.
«Хорошенькое дело…» - подумал бедный Игнатыч и убрался с файлом.
Файнгольд бушевал.
- Это черт знает что такое, - скулил он, разгуливая по кабинету и потирая руки в перчатках, - это неслыханное издевательство надо мной и над всей палеонтологией. Эти проклятые куриные яйца везут грудами, а я два месяца не могу добиться необходимого. Словно до Австралии далеко! Вечная кутерьма. Вечное безобразие! – Он стал считать по пальцам: - Ловля… ну, десять дней самое большее, ну, хорошо, - пятнадцать… ну, хорошо, двадцать, и перелет день, потом из Бомбея в Берлин день…Из Берлина к нам пять часов…какое то неописуемое безобразие…
Он яростно набросился на айфон и стал куда-то звонить.
В кабинете у него было все готово для каких-то таинственных и опаснейших опытов, лежал скотч для заклейки дверей, лежали скафандры и несколько баллонов с этикеткою «Укрбытхим. Не прикасаться» и рисунком черепа со скрещенными костями.
Понадобилось по меньшей мере три часа, чтобы он успокоился и приступил к мелким работам. Так он и сделал. В училище он работал до одиннадцати часов вечера и поэтому ни о чем не знал, что творится за кремовыми стенами. Ни нелепый слух, пролетевший по городу, о каких-то птицах, ни странный твит в вечерней сети ему остались неизвестны, потому что студент Эдик был на футболе, на «Шахтере» и, стало быть, сообщить новость доценту было некому.
Файнгольд около полуночи приехал к себе на квартиру возле храма и лег спать, почитав еще на ночь статью в журнале «Палеонтологический вестник», полученном из Берлина. Он спал крепко.
Но не спал серый корпус киевского телецентра, где все гудело в студии редакции телеканала «112 Украина». В кабинете выпускающего происходила невероятная кутерьма и путаница. Он, совершенно бешеный, с красными глазами, метался, не зная, что делать, и посылая всех к чертовой матери. Ассистет ходил за ним и, дыша винным духом, говорил:
- Ну что же, Станислав Иваныч, не беда, пускай сегодня ночью делают экстренный выпуск. Не переделывать же сейчас все…
Ведущие и операторы не разошлись домой, а собрались в стаю и читали твиты, которые шли теперь всю ночь напролет, через каждые четверть часа, становясь все чудовищнее и страннее. Бейсболка Симона Забыймоскаля мелькала в ослепительном свете, заливавшем телестудию, и мегафонный ветеран Евромайдана хрипел и скрежетал, показываясь то здесь то там. По всем двадцати телефонам редакции звонили непрерывно, и было занято…
Осветители облепили мегафонного, и ветеран скрипел им:
- Авиацию с ракетами прийдется посылать.
- Не иначе, - отвечали осветители, - ведь это что ж такое.
Затем страшная матерная ругань перекатывалась в воздухе, и чей-то визгливый голос кричал:
- Этого Файнгольда посадить надо.
- При чем тут Файнгольд, - отвечали из гущи, - этого сукина сына с фермы – вот кого расстрелять.
- Охрану надо было поставить, - выкрикивал кто-то.
- Да, может быть, это вовсе и не яйца.
Все здание, казалось, тряслось и гудело от топота, криков и электроники. И создавалось такое впечатление, что серый неприглядный корпус полыхает электрическим пожаром.
Занявшийся день не остановил его. Напротив, только усилил. Машины одна за другой вкатывались во двор, и тут же выезжали вон. Весь Киев встал, встала вся многострадальная страна. И прильнула к экранам, экранчикам, айпадам, и мониторам. Твиты сыпались и экстренные выпуски сверлили сонные мозги, а те закипали изумлением и ужасом…
Дальше - (http://www.proza.ru/2014/10/06/433)