А зачем плохо класть

Ян Подорожный
ФОТО из ИНТЕРНЕТА

Угнездившаяся в нас, очевидно, навечно привычка высматривать, где и что плохо лежит, часто приносит массу самых ярких жизненных ощущений. Даёт множество нюансов, маленьких радостей, ощущения того, что недаром, вот, коптим небо в этом бренном мире. Правда, случаются время от времени ожидаемые в глубине душе неприятности. В виде приводов в органы правопорядка, неправедные судилища, слишком большие срока (для попавшихся из особо невезучих, отмечу), навязчивых ощущений неправедности своих поступков, избиений на месте.

Последнее, как говорится, исполняется, не отходя от кассы. Но подобные мелкие неудобства редко останавливают нас. При виде ценной вещи, наивно и беззащитно лежащей в отдалённом от чьих-то глаз месте, руки непроизвольно тянутся к ней. Процесс хватания происходит быстро и решительно. Вырвать обратно этот предмет из ваших рук уже, практически, невозможно.

На автобазе Военторга, где я шоферил в конце пятидесятых, работал один водила. Уже забылась его фамилия, а вот звали коллегу нередким для тех времён именем Афанасий. Хорошо запомнилось следующее, связанное с Афоней. Мы, обычно, развозили по торговым точкам Киевского гарнизона разнообразные товары народного потребления. Промышленные и продовольственные. Все проблемы в пункте доставки решал экспедитор. Но и водители нередко заходили за компанию в магазин или столовую. Через некоторое время на нас начали коситься кладовщики, и даже директора.


Ларчик открылся просто. Пытливоглазые работники торговли приметили, что, после того, как Афанасий совершал свой очередной «рейс» по внутренностям торговой точки, отмечалась некоторая недостача тех же самых товаров народного потребления. Самое обидное, что никак не удавалось схватить его за руку. «Ну, просто Вольф Мессинг какой-то, - жаловался один завмаг моему экспедитору, Григорию Рувимовичу Быку, - знаю, что он тырит, жду, смотрю во все глаза, и ничего. Дубль пусто. Вышел с невинными глазами, а с полки две палки колбасы, как корова языком слизала».

Мне, честно говоря, и в голову не могло придти, что широко известный психолог и маг ко всем своим достоинствам страдал слабостью на руки. Но завмаг говорил настолько убедительно, что поневоле верилось. Или Алик Гольдберг, возивший на пикапчике «Москвич-408» (в народе пикап назывался «пирожок»), кондитерские изделия.

Коллега нередко угощал нас разными сладостями при заезде с линии. Некоторые водилы вкушали шаровое угощение не без содрогания. «Ты бы чего-нибудь солёного привёз бы. А то пирожные под «Московскую» в горло не лезут. Тошнит», - жаловались некоторые. «На сладкие вина переходите, - дружески советовал Алик, - и жёны уважать начнут, и желудок надолго сохраните». Маловероятно, что он оплачивал из своего кармана названные угощения. Но вызывал несомненное уважение факт товарищеского распределения привезенного в гараж.


Из воспоминаний босоного детства. Мы, мало воспитанные пацаны, перенесшие все радости войны, потерявшие отцов и детские иллюзии, развлекали себя трудно перевариваемыми забавами. Маломальское проявление доброты высмеивалось. Никто не пытался даже показать жалость, любовь к кому-то. Засмеют, передразнивать начнут. А кому в детстве, да и в почтенном возрасте, понравится подобное?

И шутили мы, нередко, очень жестоко, как любят в наше время говорить: негуманно. Припомнилась одна «хохмочка», связанная с неуёмным желанием присвоить себе чужое. На углу улиц Нижний Вал и Межигорской, как помнят старые киевляне, в частности, жители Подола, располагался продмаг. Народное название «Бабский». Там, как хорошо запомнилось мне, продавала газированную воду на разлив одноногая, полная женщина. Любители сладкого постоянно околачивались поблизости. Мы среди первых, естественно.

И вот один из приколов. Самый деятельный из нас, не страдающий врождённой брезгливостью, поместил в кошелёк для денег, продукты, как говорят яйцеголовые, отходов человеческой деятельности. Затем кошелёк «плохо» положили возле кассира и начали наблюдение. Клюнули моментально. Солидная дама изящным движением сцапала вожделенный предмет и положила в карман пальто.

Мы затаили дыхание. На свою голову она решила, видимо, на ощупь проверить содержимое. Выражение лица дамы тут же окислилось. Наш коллектив залился радостным, идиотским смехом. А потом решили, что она всё же свистнула чужую вещь. «Бог правду видит, - сказал кто-то из самых умных и справедливых среди нас, - другой раз подумает». Не уверен: был ли он не прав


Перманентно посещающий места не столь отдалённые сосед, Додик, вообще не представлял свою жизнь на какой-то работе. «Пусть лошадь работает, - заявлял он, - она выносливая». Додик считался «щипачём» весьма высокой квалификации. Щипачами называли воров-карманников. У него имелась, из-за вечных шрамов и синяков на лице, которые наставляли неудачно им обворованные горожане и сельский люд, кличка «Поцарапанный».

Додик обладал весьма дружелюбным нравом. Собаки и кошки бегали за ним стадами и поодиночке. Для совсем мелкой пацанвы в кармане у Дода находились усыпанные крошками и табаком, (кто тогда придавал значения таким пустякам?) леденцы, подушечки, карамельки. И на подковырки соседей Додик реагировал абсолютно невозмутимо.

Дедушка Изя Шаевич, глубокий шестидесятилетний старец, встретив Дода, всегда задавал один и тот же вопрос. «Скажите, Давид, а как Вашу кличку будут говорить все сокращённо? Что? Ничего не слышу»? Додик не обижался. Из отсидок, благодаря своему покладистому характеру, возвращался, как правило, досрочно.

«Я, - объяснял он соседям, - очень правильно веду себя в зоне. И с урками, и с «мужиками», и с начальством. И меня оно, начальство, помнит. В «Лукьяновке», (так называли городскую тюрьму, расположенную в одноимённом городском районе - авт.) начальник сразу же, как только меня заведут, тут же предлагает, чтобы я помог в выпуске стенгазеты «На свободу за чистой совестью».

«А! Кого я вижу? - радуется начальник, - Давид Лейзерзон собственной персоной! Ну, иди, рисуй. Уже заждались». Создавалось впечатление, что без Дода выпустить в тюрьме стенгазету не представлялось возможности вообще. Именно Додику принадлежит крылатая фраза, приведенная в заголовке.

И ещё он утверждал, что хороший человек плохо ничего не положит. А плохого и наказать можно. Только на пользу пойдёт. По карманам лазил всё свободное время, при этом старался не «садиться» на слишком бедных. Но однажды он, ни о чём плохом не думая, глубоко обидел начальника конвоя, сопровождавшего его в другое место отсидки.

Втёршись в доверие, как рассказывал пострадавший, подсудимый незаметно для меня снял с моей руки почти что новые часы «Победа» и вытащил сложенную в квадратик сторублёвку из моего же загашника в трусах. Видимо, от благоверной упрятать сотку удалось, а вот от постоянно ищущих рук Дода, не получилось. Но наш герой, несомненно, мог считаться, учитывая его отношение к детворе, современным Робин Гудом. Самое страшное, однако: ему подражали пацаны. Авторитет вольного стрелка был непререкаемым.


Забавный эпизод произошёл со мной во время армейской службы. Воровали в казарме автошколы, где пришлось изучать азы шофёрской профессии, безбожно. Плохо ли, хорошо ли лежала вещь, уводили незамедлительно. Как говорил мой сослуживец Валера Жуков: «Моим портянкам приделали совершенно быстрые ноги». Хоть плачь, хоть смейся. Почему-то больше всего раздражало воровство из персональной тумбочки обувной ваксы. О пряниках и махорке уже не говорю.

Гарнизон наш находился в самой глубинке дальневосточного Приморского края, селе Серафимовка. Ни о каких тротуарах, асфальтах и слыхом не слыхали. Пыль столбом в жару или грязь по уши в слякотную погоду. А нечищеные сапоги это путь к неприятностям от начальства. И я додумался прятать ваксу в…карманах своего безразмерного галифе.

Кончилось «хованщина» довольно неожиданно. На жаре, а к этому прибавить тепло от тела, вакса подтаяла, и выступила на галифе громадная чёрная клякса. Никакие стиральные вещества её не брали. Не то, что нынешние красители обуви, изготовленные на водной основе. Другую форму должны были выдать значительно позже. Так и служил с пятном на самом видном месте. Но зато казённое имущество ревностно сохранил от нечестных, липких рук, чем и доныне горжусь.

Имелся у меня в прошлые годы приятель. Или я у него находился в приятелях. Как пел Владимир Семёнович Высоцкий: «кандидат в доктора». Когда-то с моей половиной, будучи сокурсниками, институт лёгкой промышленности «на шпорах» (шпаргалках) одолели. С соответствующими познаниями химических наук. Парткличка, подвешенная ему родным сыном, «Феликс». В честь неугомонного борца с криминалом в народе, Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Будучи довольно честным человеком, в отношениях с друзьями и приятелями, Феликс повадился, заимел, как говорят политики среднего уровня, хобби уносить на память разнообразные вещи из столовых, ресторанов, гостиниц и прочих мест скопления народа. Из городов мира, посещаемых им, привозил на память камни, нередко выколупанные с мясом из прочных западных мостовых.

Правда, стулья и шкафы с диванами он не брал. Заметные предметы, да и не дотащишь на горбу домой. А если в поездке находишься? Что? В поезд или самолёт с диваном проситься. Но вот в отношении мелких предметов, просто держись! И супругу свою, Наталью, приобщил к трудному и высокому искусству клептоманства. Тащили всё, что попадёт под руку. Вилки, ложки, ножи, солонки перечницы, салфетки.

Однажды, впав в раж, Феликс отодрал со стенгазеты гостиницы «Беркут», в Закарпатье чеканку из меди. Мы обедали в ресторане отеля большой горнолыжной компанией. С детьми, подчеркну. Феликс, не отрываясь от приёма пищи, оглядывал цепким взором интерьер, время от времени задерживаясь на различных предметах убранства ресторана. В кармане уже позвякивали две чайные ложки из нержавейки и перечница.

Но вот взгляд кандидата наук задержался на злосчастной стенгазете. Сверху над газетой пристроили вычеканенного из меди медведя, завзято дующего в дудку. На фига нужен был ему этот музыкальный шедевр, ума не приложу. Лет через десять-пятнадцать обросший шерстью музыкант всплыл в дачном туалете Феликса и его супруги. Супруги, отмечу, другой уже. В посёлке Клавдиево под Киевом.

Что забавляло: Феликс нисколько не стеснялся своих, столь нестандартных, привычек. Более того, он явно гордился ими. При этом он любил посетовать, что мои коллеги-таксисты не чисты на руку, сдачу зажимают и, вообще. «А посуду таскать честно»? – горячился я. «Посуда государственная, - логично парировал образованный приятель, - у частного лица я не беру принципиально. А без лишней ложки или вилки наша держава не обеднеет. Наоборот – новый толчок в развитии металлургии получит». И что тут скажешь?
Ян Подорожный. 21-23.06.08.