Часть 2
Перевернутый мир
В безвременье рассвет.
Когда солнце приподнимается над краем далекого леса, из темноты выходят двое.
Высокая девушка и маленькая девочка. Королева Тиа и девочка- Смерть.
Они, словно дети, взявшись за руки, по кошачьи мягко ступая, идут навстречу восходу.
- Какой плотный сегодня туман!- возмутилась королева.
- Он всегда такой...- безучастно ответила Смерть.
- Мокро и холодно! Мои волосы опять заплелись в мелкие кольца, не расчесать!
- Они у тебя цвета восходящего солнца. Посмотри - огнеподобные.
- А у тебя – платиновые. Как у стариков... Не могу смотреть в твои глаза. Будто прыгаю со скалы... Голубой цвет перетекает в синий, как это небо.
- Красиво, правда? – голос девочки глохнет в тумане.
- Да, не очень... Надоело! – королева степенно кивает, – Здесь всегда красиво. И одиноко. Нереальная тишина! Ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков, и возни полевых мышей.
- Потому что здесь нет, и не будет ни птиц, ни кузнечиков, ни мышей.
Туман поглощает все голоса и очертания. Сначала исчезает девочка. Сливаются с золотом лучей огнеподобные кудри, и только усталые глаза девушки – королевы не желают исчезать, словно капли росы сине – голубого утра.
Где-то в далеком прошлом Единого мира.
До самого горизонта, куда не оглянись – желтые барханы ослепляющего песка, который не вынуть из-под изнуренных век. Ни капли воды...
Раскаленный воздух нехотя остывал, словно не желая расставаться с живым огнем неуемной Неспящей звезды.
- Мир умирает... Последняя Битва истощила меня, и нет сил вернуть мой Мир к жизни. Уцелевших людей подберут Бессмертные, может быть – и животных. Хватит ли у них кораблей?...
Словно в ответом на ее вопрос, на горизонте стартовали первые корабли Бессмертных. Позади только черные руины и радиационные бури, превратившие все живое в прах.
- Когда-то меня ласкали волны моего Океана. Пляж стал пустыней, вода отравлена. Когда-нибудь вернутся ли на эту планету?! Нет надежды...
Рыжеволосая королева в последний раз окинула взглядом сожженное пространство. Битва не прошла бесследно для планеты. Скоро она сорвется со своей оси, и будет беспорядочно кувыркаться, пока не покроется льдами и вечной тьмой. Разрушен купол Бессмертных, основа всего живого на планете. Как не прискорбно, но, ни Создателям, ни Завоевателям здесь уже делать и делить нечего. Вечность поглотит всех участников Последней битвы, и победителей и побежденных.
Глава 1
Под Землей, как и в безвременье, бывает туман.
Такой вязкий, тягучий. И сейчас он стелится там внизу, у самого фундамента отеля Института Высшей магии. А я смотрю на туман с четвертого этажа. Я смотрю на объятый тишиной влажный парк, который почти совершенно утонул в белой пелене.
Я попала в Лабрин в середине лета. Впрочем, в Перевернутом мире всегда лето. Это очень странный мир. Совершенно фантастический. И теперь я знаю, почему он перевернутый.
В Большом мире, из которого меня так внезапно забрали, существует теория, не очень популярная среди ученых традиционалистов – это теория полой Земли. Кратко суть ее заключается в том, что внутри Земли существуют обширная полость с атмосферой, водой и маленькой внутренней звездой. Легенды Большого мира по-разному описали внутренний мир Земли. Шамбала, Агхарта, Христианский Ад. Но действительность несколько иная, чем ее представляли человеческие фантазии. Когда я еще жила в Большом мире, мне попалась одна статья. Вот отрывок из нее: «В 1818 году американский инженер Джон Кливз Симмс обратился к американскому конгрессу с просьбой профинансировать экспедицию по поиску прохода внутрь земли, 15 апреля 1818 года члены конгресса США, директора университетов и некоторые крупные ученые получили такое послание: «Всему миру. Я заявляю, что земля полая и обитаема внутри. Она состоит из нескольких твердых концентрических сфер, помещенных одна в другую, и имеет у полюсов отверстия от 12 до 16°…Мне нужно сто смелых спутников, чтобы выступить из Сибири в конце лета с северными оленями на санях… Я обещаю, что мы найдем теплые и богатые земли, изобилующие полезными ископаемыми и животными, а может быть, и людьми… Берусь доказать истинность сего высказывания и готов исследовать внутренность Земли, если мне помогут в этом предприятии. Клив Саймс, бывший капитан от инфантерии». Деньги ему, конечно же, не выделили, и даже не стали вникать в его теорию, хотя затем у него появилось множество последователей».
А Джон, между тем, оказался ой как прав. Концентрические сферы существуют. Большинство из них называют закрытыми зонами Перевернутого мира. А центральная, последняя сфера, та самая, где светит второе солнце и есть мир, в котором находится город посвященных Лабрин. Впрочем, здесь же находится и Шамбала. Это тоже город. Мир богов состоит из маленьких симпатичных городков, утоновших в зелени лесов. Чистый мир, пьянящий насыщенный кислородом воздух. Такое ощущение, что этот мир никогда не знал цивилизации, а между тем, здесь обитает цивилизация, которую человечеству трудно себе представить. Но об этом я расскажу позже…. Об этом я буду рассказывать на протяжении всего своего повествования.
Итак, я оказалась в мире вечного света. Сначала мне было безумно трудно привыкнуть к тому, что день никогда не заканчивается. И чтобы наступила в комнате ночь, ее нужно делать с помощью плотных штор. В первые дни пребывания в Лабрине меня преследовало стойкое дежавю. Будто бы я уже жила в мире вечного света, где звезда никогда не заходила за горизонт. Впрочем, в Перевернутом мире нет горизонта. Здесь даль теряется в тумане. В Перевернутом мире много тумана. Вечный парниковый эффект.
В белой пелене утопают леса, реки и красноватые холмы. Туман перемешается, живет своей особенной жизнью и порой кажется мне неведомым существом, похожим на гигантского спрута. Здесь в Лабрине и в его окрестностях невероятно красиво. Цвета намного ярче, воздух прозрачней. И если бы не туман, то мне кажется, я смогла бы разглядеть гигантскую вогнутую сферу. Увидеть, как я видела ее во сне. Но явь отличатся от сна. В яви ты не можешь видеть все сразу. Ты видишь только часть громадного целого. Но даже эта часть производит на тебя потрясающее впечатление.
Итак, я оказалась в Лабрине в середине лета. Меня поселили в отеле Института Высшей магии. Выделили уютный отдельный номер. В нем широкая кровать, шкаф с забытыми кем-то вещами, на потолке интересная лампа с абажуром из искуственных цветов, веселые в бабочках занавески под тяжелыми плотными темно синими шторами, небольшой письменный стол с резными выдвигающимися ящичками. Из окна открывается вид на вход в парк Института. С высоты четвертого этажа можно разглядеть выложенную серым камнем дорожку, ведущую к мраморному фонтану, печально склонившие головы черные статуи и густые лиственные деревья парка. Здесь так спокойно и тихо. Не слышно шума машин. Они шныряют там, на улицах города. А Институт и его отель находятся в некотором отдалении от магистралей Лабрина. В свой первый «вечер», когда стрелки на часах указали на цифру девять, я, плотно задернув шторы и погрузив комнату во мрак, размышляла о своей судьбе. А она у меня несколько странная с самого появления на свет.
Я не знаю своих биологических родителей. Они погибли в железнодорожной катастрофе. Может показаться странным, но я помню эту катастрофу, хотя когда она случилась, мне было две недели от роду. Мне часто снились во сне искареженные вагоны. И мерзкий скрежет металла. И крики
- Кто живой есть?
- Нет, тут только трупы!
Трупы… Обгоревшие, раздавленные, разрезанные трупы. Обезображенные лица. Почему я помню их? Я ведь не могу этого помнить. Я не должна этого видеть.
- Здесь ребенок! Смотри, здесь младенец!
И я чувствую, как чьи-то руки аккуратно поднимают меня вверх. А я задыхаюсь. Я не могу душать смрадом горелого мяса.
- Господи, как же она могла здесь выжить? А где ее родители?
- Наверное, вот… Затолкали дитя под лавку и…
Потом я видела кусок неизвестного перрона. Люди бегали туда-сюда, люди куда-то спешили. Развороченные вагоны убирали с путей. И каждый раз передо мной появлялось лицо Карлеуса Деланэ. Лицо Привратника миров и моего учителя.
Я выросла в приемной семье. Мою мать звали Мила, а отца Брайан. Мила была хорошей доброй. А Брайан много пил и частенько поднимал на мою приемную маму руку. Когда мне исполнилось 18, Мила умерла от рака. Мне тогда казалось, что я потеряла весь смысл своего существования. Тогда я не знала, о том, что не родная их дочь, но мне было очень тяжело оставаться с Брайаном. Невыносимый и раньше, он стал просто чудовищем, зверем, который вымещал на мне злобу. Он проклинал меня и Милу. Меня за то, что я не могу дать ему нужных денег. Милу за то, что все свои сбережения она вложила в мое образование. «Деньги на тебя все пошли, сука!» - кричал Брайан.
Время после смерти Милы самое проклятое в моей жизни. Я не хочу вспоминать о нем, но все равно вспоминаю. И в свой первый «день» в Лабрине я вспомнила как никогда ярко и отчетливо. Ее мертвое лицо. Синие тонкие губы. Разъяренная морда Брайана. Его рев в ушах.
- Папа, за что ты меня так ненавидишь? – спросила я. – Может я тебе не родная.
- Может, - буркнул он и отвернулся. – Я не знаю, родная ты мне или нет. Но ты всегда, всегда изводила ее. Изводила свою мать. Может ты и не родная…
- Я изводила маму? Да это ты все время издевался над ней! Ты ее… Это из-за тебя она умерла!
- Она умерла от рака.
- А ты довела ее! Я не уверен, что ты наша дочь!
А потом Карлеус рассказал мне.… Но рассказал он мне только здесь, в Лабрине. Мила подменила мною своего мертворожденного ребенка. Подменила, потому что не хотела терять Брайана, которого она любила. Она взяла меня, чтобы удержать его. Мила хотела доказать ему, что она полноценная женщина, что она нужна ему, необходима!
Когда я узнала обо всем.… Когда Карлеус Дэлане рассказал мне.… В общем, я долго не верила. Но то, что я не дочь Брайана объяснило все. Его отношение ко мне, его презрение и ненависть к Миле. Я чувствовала отчуждение того, кого считала своим отцом. Он всегда вел себя не как мой отец. У меня было ощущение, что он с радостью бы избавился от меня. Навсегда. В конце концов, мне пришлось уйти из своего дома на квартиру. Я не могла больше жить с ним. Я не знала тогда еще, что Брайан не мой отец. Но он так обрадовался моему уходу. Он так ликовал. И единственное, что омрачало его радость, так это мысль о том, что я могу претендовать на дом Милы, который она завещала мне.
Мои воспоминания о родителях отрывочные, разорванные, как старые ненужные фотокарточки приходили помимо моей воли.
Вот мой разговор с Милой пятнадцатилетней давности:
- Мама давай поедем на поезде! Мне так понравилось ездить на поезде…
- Ты никогда не ездила на поезде, - отведя взгляд в сторону, отвечала Мила.
- Но я помню небо в вагонном окне. Такое голубое, яркое, в белых пятнах облаков! Мама, я помню это!
- Нельзя вспомнить то, чего не было… Тебе привиделось… Не было поезда, не было неба, не было облаков.
Я помню…. Небольшой отрезок времени до той страшной катастрофы. В том времени небо с облаками опускалось на меня, как пушистое одеяло. Мои первые воспоминания. Неясные, смутные, словно сон…
После откровения Карлеуса мне больно, оказалось, осознать, что я стала разменной монетой в чужой игре. И не важно, что заложником болезненной, извращенной страсти стал ребенок. Я была ребенком с искаверканным детством. Ребенком, который жалел свою приемную мать Милу и плакал по ночам от бессилия, когда понимал, что ничем не может помочь. Ребенок этот рос и учился на многое закрывать глаза. Я научилась выключать на время боль, загонять ее в закоулки своей души. Но боль не уходила, она годами копилась, делая меня отверженной. Брайан ненавидел меня. Я была упреком в его несостоявшейся жизни. Он думал, что его жизнь не состоялась из-за меня и Милы.
Истина из уст Карлеуса Деланэ обрушилась на меня как удар кулаком в лоб. Истину нелегко осознать. Еще труднее пережить.
В свой первый «вечер» в Лабрине я долго вытягивала из памяти забытое. А потом стала почему-то вспомнить сны. Детские далекие сны….
Мне, было, тогда, кажется, лет пять….
Темные коридоры, озаренные мерцанием бра, уводили в бесконечную даль. Маленьким детям мир взрослых кажется таким огромным! Я увидела дверь.… Она была приоткрыта, словно ждала кого-то. И я с замершим сердцем вошла в нее. Это была странная комната. Сверху лился рассеянный свет, вырывая из темноты витрину, на которой утопали в алом и черном бархате драгоценные камни и украшения из черного, желтого и белого золота. Были здесь и великолепные камни, от которых трудно отвести взгляд. Я увидела семь камней, лежащих неровным полукругом, с изумрудом в центре. Рядом - диадема с ослепительными самоцветами и кольцо, камень, который мастер искусно вставил в оправу с переплетёнными телами двух змей. Драгоценности завораживали, и мне с трудом удалось оторвать от них взгляд, и уйти из комнаты в полуосвещенный коридор.
В Школе Рун шел новогодний карнавал. «Чего бы такого сотворить?» – думала я, теребя кромку школьного бального платья. Праздник был откровенно скучен и уныл.… Почему-то все вокруг казались мне таким мерзким. Эти разряженные дамы и кавалеры, эти размалеванные лица… Происходящее виделось таким ненастоящим, что думалось - откроешь глаза где-то в другом мире и поймешь – все сон. Сейчас бы убежать отсюда в поле, где даже зимой шелестит на теплом ветру трава, и несет темные воды в глубину мрачного леса узенькая речка, а где-то рядом - заброшенное кладбище с полуразрушенными могильниками – ушедшими в землю древними камнями, на которых с трудом можно было разобрать надписи. Как давно я не бывала там, на краю болот и сумеречного леса, не вдыхала запаха свежей земли и можжевеловых веток... Там было хоть и немного страшно, но спокойно.
А здесь… Я презрительно снизу вверх посмотрела на сидящую рядом мадемуазель. Нарумяненное и напудренное лицо походило на кукольное, его надменное выражение не менялось, как будто она была не на празднике, а вышла из витрины магазина фарфоровых игрушек. Терпеть это стало невозможно. Я ухмыльнулась и достала из лифа своего пышного платья спрятанную заранее зажигалку. Вспыхнул голубоватый огонек, запахло паленой синтетикой, дама истошно заорала.… Кто-то подхватил меня на руки. У дверей, придерживая тяжелую занавесь, темноволосый молодой человек сурово грозил пальцем. В его фиалковых глазах отражался алый шелк кулис на сцене…
Почему я вспомнила это попав в город посвященных? Не знаю. У меня было странное чувство смешения реальностей. Смещения реальностей и моего собственного сознания. Я не верила до конца в то, что со мной вообще произошло. Я не верила, что попала в Лабрин. И отель Института Высшей магии казался мне иллюзией. И Карлеус все еще был персонажем из сна.
- Если разбить зеркало – отражение исчезнет, - сказал мне Привратник, провожая меня в мой номер.
- Мои сны о Перевернутом мире…
- Были лишь отражением этого мира. Хэуин ты прошла в отражении лишь часть своего пути, и этот путь привел тебя в мир, о котором грезит человечество многие века. В мир самых смелых человеческих фантазий и предположений. В мир древних помнящих все богов.
- А другие из Большого мира уже приходили сюда?
- Да, много раз, - улыбнулся Карлеус. – Но большинство погибли, пытаясь отыскать путь.
- А те, кто учится в Институте они откуда?
- Большинство из самого Перевернутого мира. Но есть те, которых мы взяли, как и тебя, из мира Большого.
- Зачем? Что такого особенного в этом вашем Институте? Почему избрали меня?
- Учебный год начинается через месяц. Тебе дано время освоится. А когда начнется учебный год – ты все поймешь сама, Хэуин. Приятного времяпровождения. Лабрин удивительный город. И очень красивый. И я думаю, ты не откажешься гулять по его улицам со мной…
Я смотрела в фиалковые глаза Привратника миров и думала о том, что это так невероятно встретить наяву того, кого ты столько лет видела во снах. Ты видела его так часто, что знаешь каждую морщинку на его лице. Знаешь все его улыбки. И тембр его голоса привычно щекочет твой слух. Да, отражения больше нет. Есть одна объединенная реальность. И мне еще предстоит эту реальность познать…