Мессия оппозиции

               

Понедельник у Эраста Соломоновича не задался сразу. На пешеходной зебре забрызгала какая-то дура блондинка. Салатовый шарфик её, развиваясь, помахал на прощанье Эрасту, и розовый кабриолет скрылся за Макдональдсом. «Ну стерва! - сокрушался Эраст Соломонович. ; Ну когда?! Ну когда уже мы заживём по-человечьи?! Когда научимся уважать друг друга?!»
Вопрос оставался открытым. На работе, в редакции, на глаза попался присланный каким-то хулиганом рассказ и окончательно расстроил Эраста Соломоновича: «Ну зачем ты, Беня, подсунул мне эту гадость?» И Эраст зачитал отрывочек: "Больше всего Владимир Ильич любил детей. Он малыми группами заманивал их к себе на дачу, обещая показать коммунизм, а там уже на раз откусывал ребятам головы". Вся редакция ржала неумолимо. «Ну что вы ржете?! ; усовещивал коллег Эраст. ; Это ж дегенерат чистой воды! А это: "Разверзнутые губы её, как свежая утренняя роза в каплях росы..." ; читал Эраст рукопись уже другого автора. ; Это про какие губы она, как вы думаете?! А вот, извольте: "Туго обтянутая плотью головка выглядывала из-под капюшона с застывшей белой каплей на губах." Это нигерийский странник-монах, между прочем; видимо, упившийся молока. А, как вам посыл?! Плотью! Какой это плотью?! А вот ещё сравненьице: «Как сладкий шоколадный батончик «Марс» со вздувшейся венкой глазури». Вот вам пожалуйста! Семнадцать лет, а такая порнография! Вот вам и закат постмодернизма! Молодежные таланты, етиха мать!»
«Да ладно тебе, старик», ; молвил друг Беня, высовываясь из-за стопок книг с газетами. Весёлая его небритая рожа всегда успокоительно действовала на Эраста. "Да ну вас!" ; махнул он рукой и в расстроенных чувствах уселся за стол. А посмотрел на кипу бумаг - и совсем раскис. Вдобавок, не выходил из головы вчерашний воскресный митинг: "Сколько, оказывается, добрых хороших людей, все готовы выйти на улицу и крикнуть "Миру мир", а мы тут целый день в конторе штаны просиживаем, давно бы уж подняли народ на восстание».
Как раз вошёл начальник: низкорослый, низколобый, лысый, и зубы прореженные: "Эй, кто там про вчерашний митинг пишет?!" ; "Я, Пал Николаич!" ; откликнулся Эраст. "Ну и чего сидишь?! Ходил же?" ; "А как же, конечно!" ; "Ну так пиши, чего ждёшь? Течки?! Двенадцатый час уже! Как там всё прошло, кстати?" ; "Нормально, голова только болит, Пал Николаич". ; "Опять в «Жан-Жаке» потом засидали?" ; "Ну а как же?! Все ж в восторженных чувствах!" ; "Понятно-понятно, чего там. Ладно, пиши давай! Пойдёт в первую полосу".
Ушёл начальник, выглянул Беня из-за кип: "Слушай, Эраст Соломонович, иди ты домой давай! А я статью твою сделаю, иди отдохни, смотреть на тебя противно!" ; "Я же, Беня, ходил специально, а ты нет, да и жалко отдавать мне её." ; "Да чего там ходить-то?! Впрочем, как хочешь, я предложил". ; "Ладно-ладно, Беня, чёрт с ним! Давай, согласен!.. Слушай, а шеф как же?!" ; " Иди, пока не передумал, а я придумаю что-нибудь. Скажу: ты вместо меня на презентацию в "Буквогад" поехал". ; "Точно, Беня! Слушай, главное, напиши, что полиция была в целом настроена позитивно". ; "Да не учи профессионала! Лучше магарыч завтра тащи". ; "Заметано, Бенюшка, бывай, друг!"
И Эраст Соломонович быстро выскользнул из офиса с сумкой под мышкой. На улице погода налаживалась: выглянуло солнышко и подсушило землю. "Черт с этой работой, нервы одни. Сделаю-ка я сюрприз Нинель, загляну в цветочный киоск", ; подумал Эраст и решил пройтись по Садовому кольцу пешочком. Но настроение тут же стало портиться. И в голову полезли грубые сравнения: "Из-за машин Бульварное кольцо смердело, как язва на теле Москвы ; помыслил Эраст образно. ; Или на теле шлюхи Москвы?» ; засомневался он, выбирая что лучше.
Разгуливая, Эраст часто крутил в голове роман, но никогда не записывал, потому что от написанного сразу разочаровывался и терял интерес. Ему просто было спокойно от того, что роман в его воображении существует. Хоть и обсосанный за долгие годы в голове, как косточка, роман на деле выходил одним цветастым проклятьем миру, в котором не было места свободной творческой личности; миру псов системы, квасных патриотов и жалких приспособленцев.
«Атмосфера мегаполиса накладывала ощущение приговорённости, неизбежности наказания... ; продолжил сочинять Эраст. ; Стоп, куда она его накладывала?!" - заработал в нём внутренний редактор.

У Макдональдса Эраст увидел сумасшедшего поэта, исступлённо читающего толпе дерзкие стихи. Но люди совсем не обращали на него внимания и заказывали себе в окошке котлеты. "Грустно, грустно жить, ; думал Эраст. ; Одно кругом кривлянье. "Я разбиваю Плэйстейшн четвёртую, ты умываешься, пошло оно к чёрту всё!" Что за рифмы?! "Жёлтая рыба течёт по полу, ты ненавидишь Френсиса Копполу". Дичь! Стихи и котлеты. Толпа и поэт. Куплю-ка я Нинель гладиолусов, давно не дарил их ей".
Нинель была девушка не простая: хоть и родом из дальнего провинциального городка, фокусы выкидывала те ещё. Эраст даже начал сомневаться в своих силах: не переоценил ли он себя, не молодой всё-таки, а завёл себе на голову молодуху ; бабёнку-поэтессу из Нижне-Уваторска.

Купив цветов, Эраст Соломонович поспешил в метро. Охранник на входе потребовал сунуть сумку в какой-то чёрный ящик с конвейерной лентой внутри. Отговорки были бесполезны; пришлось зажать букет между ног, доставая из сумки нетбук, который, как слышал он, мог от такой процедуры попортиться, - и совать.
Букет, конечно, помялся. "Какая псиная морда! ; подумал зло Эраст про охранника. ; Один пропущенный террорист, говорите?! Да он прекрасен, как мессия, этот ваш террорист! В отличии от вас, он несёт людям освобождение, а вы сторожите собственные оковы!" "Так и назову, пожалуй, роман: "Мессия оппозиции",- улыбнулся удаче Эраст.
В вагоне и без того испачканные с утра брюки Эраста обтерла вдобавок какая-то линяющая сука. Эраст посмотрел в глаза хозяйки, лицо которой выражало полнейшее безразличие и подумал: "Нет, тут ещё непонятно, кто из них сука". Собачка смотрела на него так проникновенно, что Эрасту стало жаль её: "Подумать только, собачка милее хозяйки, до чего дожил человек!"

Выйдя из метро Эраст направился в продовольственный, решив непременно взять хорошего вина и сыра. По дороге ему встретился чернокожий человек, раздающий буклеты с телефонами проституток. "Вот оно российское законодательство! Каждый день по телевизору показывают, как они доблестно воюют с борделями, а тут вот тебе, пожалуйста! Выбирай на любой вкус! Безобразие! До чего довели афроамериканцев, стыдобище! Мой бедный брат, ты не виноват, давай свою позорную брошюрку, я изорву её в клочья!»
«Вот тебе, получи!» ; выбросил Эраст измятый буклет в урну.

В магазине хорошего вина, как и сыра, не оказалось. "Вот тебе и санкции, етиха мать! Что ж я, для романтического вечера дерьмо всякое буду покупать?! Пошехонский?! Арбатское?! Тьфу!" На выход Эраст пошёл, ничего не купив.
Глядя на его озадаченное и злое лицо, охранник попросил Эраста показать сумку. "А карманы вам не вывернуть?! ; не стерпел Эраст. ; Пацана нашли тоже!" ; "Да кто вас знает, мужчина, ; привычно начал охранник, ; сюда ; пустые, наружу ; аж карманы оттопыривают".
Эраст Соломонович даже слегка побледнел: "Кто нас знает?! Да я вчера за вас на митинг ходил, под дубинки! Для вас, для таких вот простых людей! А вы тут шакалите!" ; "Так, мужчина! ; вмешалась женщина администратор, ; будете буянить, живо полицию вызовем! Выпили, видите себя достойно!" ; "Тьфу! ; сделал Эраст свой излюбленный жест. ; Смотрите быстрей и отпустите меня уже из этого дурдома!" – и, стиснув зубы, раскрыл перед охранником сумку.

В другом магазине Эраст купил дешёвенький коньячишко, уже не заботясь об имидже. И теперь, с поломанным букетом и обесчещенной аж два раза сумкой, стоял у двери в родное жилище. "Никаких задних мыслей, с задними к педикам, а бабы слабы на передок. Значит, и мысли у мужика должны быть только передние», ; решил остроумно Эраст, но палец замер над пипкой звонка. «Стоп, я же хотел сделать сюрприз», ; вспомнил он и полез в сумку за ключами.
Тихо, как вор, он провернул ключ в замке и пробрался внутрь. В прихожей Эраст бережно опустил сумку на пол, положил на полочку для обуви букет, предательски зашуршавший. Но беспокоится было незачем: из комнаты доносилась музыка.
"Наверно, Нинель, громко смотрит своё дурацкое MTV", ; решил Эраст, цепляя тапочки. "Аааа!" ; раздался из комнаты сладострастный крик. "Ого!  Какую порнуху показывают теперь днём по телевизору! ; возмутился Эраст.
Прокравшись на цыпочках, он аккуратно повернул ручку и открыл дверь. Букет выпал из рук, и отвисла от испуга челюсть, хоть подвязывай. С его милой-любимой Нинель слезало второпях какое-то чудовище. "Ой-ой-ой!" ; заойкала розовая разрумянившаяся Нинель, отползая подальше к стенке. Над ней у окна стоял чернокожий "жеребец", и мускулистое крепкое тело его, покрытое испариной, поблескивало на солнце, бившем с улицы.
Весь в пене, "жеребец" смотрел на Эраста Соломоновича исподлобья, но взгляд был смиренный и кроткий, выдающий, скорее, жертву, чем преступника. "Словно роза в каплях росы… обтянутый туго шоколадный батончик…" вспомнил изумленный Эраст и испытал необычайное чувство дежавю.
"Фу ты ну ты, с черномазым спуталась, Нинка!" ; наконец выдавил он. "Я все объясню!" ; поторопилась объясниться Нинель, распаренная, как пельмень, и карабкающаяся в простынях, не зная за что схватиться. "Что ж тут, Нина, объяснять, а, бесстыдница такая?! Объект объяснения вижу, не беспокойся, не ослеп ещё от старости! Чего смотришь?! У-у!» ; замахнулся он на негра. Зла на тебя нет, а то, был бы помоложе, надрал тебе задницу!" Негр не испугался, только немного отстранился: "Иц май джоб, сэр. Иц май профешен. Сорри, сэр."
"Молчи лучше, знаю я твой «профешен», сам как никак профессионал! И «джоб» вон какой у тебя, на бананах что ли вы там крепните так?!.. Это не твой брат на перекрестке баб голых раздает?!" ; посыпал Эраст вопросы. "Но, сэр, но!" ; "Но-но! А ну иди отсюда, задница, пока не накостылял! Нинка, выпроводи молодого человека!" ; "Но, сэр, плиз ми мани, сэр. Гуд джоп!" ; кивнул негр в сторону Нинель.
"Ах, тебе ещё и деньги, подавай, ах-ха-ха! ; нервически засмеялся Эраст. ; Вот куда мои премиальные-то уходят, так, Ниночка?!" ; "Не злись, Эраст, дай отдам уж ему», ; всхлипывая заговорила Нинель и потянулась к тумбочке. «Теперь уж пусть забирает, чего там, заработал, етиха мать! А тебе я потом устрою санкции!.. Ой, ребята, сердце защемило», ; схватился Эраст Соломонович за грудь и присел на пуф. "Дусик!» ; взревела с постели Нинель.
"Молчи, сука! Карачун сейчас сделает твой дусик! Довела, стерва!" ; "Сейчас я таблеточки поищу», ; засуетилась Нинель, слезая с кровати. «Маза фака щет!» ; выронил чернокожий мачо, почуяв запах жареного; и, засобиравшись, выскочил в коридор с одеждой в охапку. "Нинка, иди дверь закрой за этим... мазафакой!.. Ох, как же сердце колит… Нинка, коньяк захвати там в прихожей!"
«Какой ещё коньяк, дусик, ; прибежала Нинель, ; вот тебе таблеточки принесла!» Влажная ладошка её прикоснулась к губам Эраста, две таблеточки нырнули в рот. "И этими же руками она его..." ; подумал Эраст.
«Тьфу! ; выплюнул назад. ; Давай коньяк, сказал, убью!» ; «Сейчас-сейчас!" ; побежала Нинель за бутылкой. Через минуту Эраст уже сосал из горла: «Эх, хорошо... Отпустило, кажется... Стресс-то такой перенёс». – «Ляг полежи, миленький!» – «На эту постелю прикажешь, стерва?» – «Я мигом, милый, подожди!»
Нинель свалила на пол простыни и накрыла кровать покрывалом: «Ложись, дусик!» Эраст прилёг. Нинель легла рядом, навалилась на Эраста своими пышными душистыми грудями. «Ну-ну, Нинка, не подваливай!»
Нинель уткнулась Эрасту в плечо, захныкала. «Хватит, иди ужин собери. Что, захотелось секс-профессионала попробовать?! Попробовала?! Сколько раз пробовала?! – «Дутик, прости…» – «Всё, иди отсюда!»
Нинель ушла, всхлипывая. Эраст открыл окно, решив проветрить комнату от сладких запахов разврата, и снова лег. «Господи, чуть не преставился, ; подумал он. ; А ведь не знаю даже, каким надо представлять себе бога в такие минуты, чтоб он меня не покарал потом? Не косматым же стариком с посохом, а то он сразу угадает во мне язычника и запустит в ад к чертям. Вдобавок, к русским. Там они меня живо заспиртуют. Нет, бог он иной...»
Тут ему вспомнилась та собачка с милыми глазами, в ней Эраст увидел нечто божественное: «Точно, лучше буду думать о ней, так проканает, а то стереотипное мышление и всё такое…»
Нинель гремела на кухне посудой. «У-у, стерва, завелась! Чует, гадина, расплату! Ничего-ничего, на недели же на сына завещание перепишу. Он хоть и мерзавец, а всё же роднее будет».
Эраст закрыл глаза, воображение сразу выдало пожухлый чёрный банан: «Тьфу ты, теперь и не заснёшь ещё, етиха мать! Вот тебе и постмодернизм!
Не зная, как еще успокоится, Эраст решил позвонить другу: «Алло, Беня!.. А ты гад оказывается, порядочный!.. Чего-чего!.. Чуть не окочурился я с твоего этого благодеяния:  «Иди домой, Эраст Соломонович, отдохни!»... Да-да!..» ; и Эраст рассказал Бени всё, как было.
«Представляешь?!» ; «Представляю, ха-ха-ха! ; ржал в трубку Беня. ; Ну ты растяпа! Я ж тебя отдыхать отпустил, а ты к жене поплёлся, чудак! К тому ж молодой жене! Кто ж раньше с работы возвращается, не спросясь, Эраст Соломонович, к молодой-то жене, ха-ха-ха?! Ты ещё и не опохмелился, небось?! До сих пор со вчерашнего трубы горят, да?! Ха-ха-ха! Так, конечно, дуба дашь!»
«Эх, Беня, да опохмелился я, опохмелился. Ты шутишь всё, а мне выть хочется, понимаешь ты?! Пошлость кругом: внутри, снаружи, во мне, в них. Везде!.. Что, тихо-тихо, Беня?! Что тихо?! ; зарыдал уже Эраст Соломонович. – А давай напьёмся, Беня! Давай приедешь, и мы с тобой напьемся, а?!.. Я с ума сошёл?!.. Работа?.. Да брось ты, Беня, душа погибла, какая теперь работа?.. Да обыкновенная, Беня, душа… Да похмелился я, похмелился… Да... Да... Хорошо, Беня… Хорошо, я послушаюсь тебя… Да, я понял, Беня… До встречи, Беня… Хорошо, Беня… Хорошо… Всё, давай».
Эраст выключил телефон и закрыл глаза, выдавив из них последние слёзы. В воображении гуляла всё та же линявшая сука с жалостливым человечьим взглядом и шоколадным батончиком в зубах, туго обтянутая крайней плотью, и кровавая роза в белых каплях росы разверзнутыми трепыхалась губами, охранник с псиной мордой требовал показать сумку, и в сумке сидел Беня с бутылкой коньячишки под мышкой, а в ней зелёный косматый бог с посохом и карликовой собачкой…
Эраст Соломонович засыпал под доносящийся с кухни шум супруги, журчанье воды и тёплый коньячный ветерок из окошка.