Это очень давнишняя история. 1970-й год. После окончания университета меня распределили на кафедру математики в ТашИИТ – Институт Инженеров Железнодорожного Транспорта. Не за какие-такие великие заслуги, но, как ни странно, по зову партии. Как выразился заведующий кафедрой математики профессор Сунчелеев, ему нужен умный, а главное, инициативный, весёлый сотрудник на кафедре. А то, оказывается, там у них, понимаете ли, скучно. Вот партийная организация меня ему и предложила. Как же, активный коммунист, подводник, заводила ну и что-то там ещё.
Претендентов было много – десять человек. Причём у всех дипломы явно лучше моего. Всё-таки, четыре года во флоте после второго курса дали себя знать. Но партбюро и профсоюзный городской босс сделали своё дело. Я был принят. Для меня это было полной неожиданностью. Оказывается, лозунг “Партия наш рулевой” имел свою силу даже в таких, должен сказать, странных обстоятельствах.
На первой же неделе начались мелкие неприятности после ознакомления с режимом работы. По расписанию я должен был работать по субботам. Это, конечно, не смертельно, но явно неудобно. Немного освоившись в институте и познакомившись с милой, как оказалось, женщиной Светланой Владимировной Акритиди – она курировала институтское расписание – зашёл к ней в один из дней и, так невзначай, промолвил удручённым голосом:
– Светлана Владимировна, у меня проблемы.
– В чём дело? Я могу помочь? – в глазах светилось полное участие и готовность приложить все усилия, только бы не видеть меня таким невесёлым.
– Понимаете в чём дело... Я хожу по субботам в синагогу.
Она передёрнула головой, ничего не понимая. Глаза округлились и застыли в удивлении.
– Пешком, – добавил я для пущей важности и потупил взор. Для меня было самое сложное не показать улыбки даже глазами.
Наступила тягостная тишина
– Вы же коммунист. – Она смотрела на меня, не моргая. Видимо такое с ней случилось впервые и было видно, как трудно ей даются слова. – Валерий Михайлович, я правильно вас поняла? О, Боже мой.
– Наш диалог конфиденциален. О нём никто не должен знать. – В эти слова я вложил все свои риторические способности, и во мне явно просыпался театральный талант руководителя.
Я протянул ей руку. Как-то несмело, всё ещё оцепеневшая, она, встав, нерешительно протянула свою. Я её почтительно поцеловал.
– Зачем вы так. Я и так это поняла. – От смущения у неё загорелись глаза и выступил багровый румянец.
В этот момент открылась дверь, и зашёл зам-декана ПГС Юра Ведешкин.
– Что это ты так покраснела, Света? Кстати, Валерий Михайлович, она замужем. – В его глазах засветились озорные огоньки.
Света покраснела ещё гуще, но заулыбалась тоже.
– Небольшой флирт не запрещен. – В её в глазах впервые появилась улыбка.
Наконец, я с большим удовольствием непритворно улыбнулся и с достоинством вышел из кабинета.
Больше по субботам я не работал. Как и обещало партбюро университета, у меня быстро сложились хорошие отношения со многими коллегами института. Но этой тайны так и не узнал никто. Светлана Владимировна с тех пор по каким-то только ей известным мотивам составляла для меня привилегированную сетку занятий с минимальными потерями во времени.
Примерно лет так через десять, однажды, она меня спрашивает:
– Валер, ну скажи правду – ты меня разыграл с синагогой? – Её глаза светились в улыбке. – Ты был такой серьёзный, что я тебе поверила беспрекословно. Но ведь это не так, правда?
– Я к тебе завтра зайду. Ты не против? – И, улыбнувшись, поспешил в аудиторию к студентам.
Это была весна. Чудное время в Ташкенте. Как-то одновременно появились первые цветы на фруктовых деревьях, и оголились ножки студенток, вре-мя пассовера и хорошего настроения.
На следующий день я принёс Свете коробку конфет.
– Во искупление вины? – Глаза её сияли. Она открыла коробку, желая меня угостить, и вдруг покрылась снова румянцем – в коробке лежала маца.
– Извини меня пожалуйста. Как я могла усомниться? – Между нами уже были тёплые дружеские отношения – на “ты”. Правда обошлось без брудершафта.
– Правда!
– Что правда?
– Я тебя разыграл. По субботам я с университетскими друзьями играю в баскетбол. Ты же знаешь, что я атеист. – В этот момент надо было видеть происходящие изменения в её больших голубых глазах. Раньше они выпучились, округлившись, затем заблестели, сузившись и наполнились доброй улыбкой.
– Прости мне мой грех. В синагогу я прихожу один раз в году купить мацу. И только. – От неожиданности она села, выронив кусочек мацы изо рта. И расхохоталась так громко, что на этот смех в дверь внезапно зашёл ректор, случайно проходивший мимо. Было видно, что весна тоже возымела на него благотворное влияние..
– Не хотите мацы? – Она автоматически протянула ему коробку, давясь от смеха.
– Вкусно. Валерий Михайлович, прозвенел звонок, – в благодарной улыбке, хрустя, промолвил он.
– У меня окно.
– Не буду мешать. Можно ещё кусочек? – Удивив сальной улыбкой, вышел, не закрыв за собой дверь.
Таким вот образом был прощён мой грех.
Но спустя много лет, уже здесь в Америке, мне пришлось вспомнить об этом инциденте. В синагогу в Америке я тоже не ходил. По той же причине. А маца перед пассовером была в свободной продаже во всех супермаркетах в местах проживания еврейской общины. Но, как говорится, приходит время, и родители уходят в мир иной. Мой отец умер в возрасте девяносто четырёх с половиной лет от рака. Мне, как старшему сыну, надлежало каждый день минимум два месяца ходить в синагогу и читать Кадыш. У меня был Сидур (сборник молитв) на русском языке. Так как каждый день читалась в одно и то же время одна и та жа молитва, то за два месяца я прочёл всю книгу дважды. Это оказалось очень интересным и поучительным занятием.
Некоторые главы приходилось разбирать как некую математическую проблему, что было совсем непросто.
Здесь, в синагоге, прочитав изречение Заби Элиэзер бен Яакова: “Тот, кто исполняет одну заповедь, приобретает себе одного защитника, а тот, кто совершает один грех, приобретает себе одного обвинителя. Раскаяние и добрые дела подобны защите от бедсвий, постигающих мир.” – В моих глазах восстановился весь диалог и лицо Светланы Владимировны. По-видимому я покраснел так, что мой сосед поинтересовался, всё ли со мной в порядке.
И поверьте мне на слово, как-то автоматически изо рта выскочила просьба прощения за содеянный грех ко Всевышнему. Даже стало не по себе.
Вот такие метаморфозы встречаются в нашей жизни, как назидание на будущие годы. Атеизм атеизмом, а совесть совестью.
10.06.2014.