Вроде про Америку

ВРОДЕ ПРО АМЕРИКУ
               
       Писатель Борис Роланд родился в Глуске в 1940 г. Дед был кузнецом, мать учительницей математики в школе. Отец погиб в Брестской крепости. Роланд по профессии учитель, проработал 40 лет до заслуженной пенсии: и сельским учителем, и методистом по эстетическому воспитанию в Республиканском кабинете министерства просвещения – награжден медалью ВДНХ, и педагогом в Республиканском колледже искусств им. Ахремчика. Но чтобы заработать на сносную жизнь семьи, довелось работать и строителем в бригаде шабашников, и геологом, и корреспондентом в республиканских газетах.   
В конце девяностых годов сыновья его уехали в Америку. Сам он провожал их, несколько раз навещал – за океаном уже родились внуки. Так длится и поныне. И творческие дела складываются там же не худшим образом. Уже дважды он был увенчан престижной литературной премией имени Марка Алданова, которой удостаивает своих авторов выходящий в Нью-Йорке «Новый журнал» за лучшую повесть русского зарубежья. Но ничто не может препятствовать его возвращению в Беларусь, в свою квартиру на площади Ванеева, к своим друзьям. Это не просто ностальгия, тоска по родным березкам… Это… Впрочем, писатель сам достаточно убедительно повествует о причинах явления, которое может показаться по меньшей мере странным. Вот так просто отказаться от возможности постоянно и беззаботно жить на социальном пособии, в дармовой квартире и с бесплатной медицинской страховкой в самой богатой стране мира? Променять такую жизнь на жалкую белорусскую пенсию и безумную дороговизну? Наверное, немало наших сограждан; узнав о таком, крутят пальцем у виска.
Спешу их успокоить: с головой у Роланда все в порядке. И его друзей такое решение не удивляет. Такой вот он человек, Борис Роланд. И к Америке, кстати, нет у него каких-то особых претензий. Напротив, многое в этой стране нравится. Почему «не пошла» ему эта страна. А, может быть, и заграничная жизнь вообще. Лучше всего он сам скажет об этом.
Американские записки Бориса Роланда содержат массу подробностей бытового, чисто человеческого характера. Тем они, собственно, и интересны. Что-то, скорее всего, покажется читателю знакомым, известным, а что-то – новым. Но здесь важно, прежде всего, вот какое обстоятельство: о чужой и заманчивой стране пишет человек, имеющий возможность смотреть и оценивать беспристрастно. Он подолгу бывает в Америке, но постоянно живет в Беларуси. Не скажу, что это обстоятельство дает ему право на некую особую объективность. Но есть, есть в этом взгляде одновременно и изнутри и сбоку немало преимуществ.
                Семен Букчин




                ЗАПИСКИ  НЕ ТОЛЬКО ПРО АМЕРИКУ.
Размышления от противного

«Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране
только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны родине истиной».         
                П. Чаадаев.
               

  Всю жизнь я вел дневник – константа мгновения времени, его дыхания, признание перед своей совестью. Он хранит и помогает увидеть, как ты жил, к чему стремился, если был искренним перед ним, осмысливая свой путь к желанной цели: чем обнаженней чувства и мысли – тем глубже осознанность жизни. Твои поражения и победы на твоей совести. Наши откровения претендуют на точность отражения событий в мире и в самом человеке – так и создается история. Но и она миф. Поиск разрешения этих противоречий – и есть истина.            
               
                1
      1999 г. 3 апреля. Решение о поездке в США принято. Это вынужденное путешествие, неизвестно насколько: там живут мои сыновья – их добровольный выбор местожительства. К тому же, там много моих уехавших родственников - эта страна дает им нормальную человеческую жизнь в силу способностей каждого из них.
Сыновья обустроились, звонят, пишут счастливые письма, беспокоятся о нас и все настойчивей зовут к себе. У них родились дети, наши внуки, и мысль о том, что мы можем никогда не увидеть их, не дает покоя. И все ощутимей болит сердце. А как может выдержать такую разлуку материнское - каково видеть, как угасает на глазах красота жены твоей...
Мы с женой Аллой выходим на пенсию и остаемся одни. Перед таким выбором стоят сейчас тысячи и миллионы людей. Но в нашей стране это особая трагедия, из которой мечтает вырваться большинство. Они смотрят на меня, как на чумного: есть такая возможность, а он…и крутят пальцем около виска.
А я уверен, что только здесь моя настоящая жизнь: мои корни, мысли, душа. Я работал, много путешествовал, изучал свою  родину, приобрел друзей (О, сколько из них уже покинуло не только ее, но и земной мир!) – по ком болит душа. Вот так и живу теперь на два мира. Осознаю: быть мне там – не жить, а доживать. У меня есть свое дело, которому я посвятил жизнь, не предал его, не поддавался искушениям карьеры, не материальным накоплениям. Был бит многократно, но научился держать удар,  иронизировать над самим собой и спокойно выслушивать скептические слова по поводу любимого дела своей жизни от всяческих «доброжелателей». Есть планы и знаю, что и как надо делать. Понимаю, что многое не успею потому, что срок человеческой жизни всегда короче его желаний и таланта, а тут еще эта вынужденная поездка... Но так хочется пожить еще хоть немного рядом со своими сыновьями, хотя они взрослые и сами верно строят свою жизнь – им не нужна уже моя помощь. Хочется смотреть друг другу в глаза, иметь возможность пожать им руку, слышать их голоса не в телефонной трубке, когда они говорят: «Милые мои мама и папа», а видеть при этом шевеление их губ. И качать на руках своих внуков.
2 МАЯ. Как непривычно не садится утром за письменный стол. Теперь все хлопоты по поездке в США. Рассчитываю побыть там 1-2 года – через два месяца я пенсионер. Я уезжаю, и меня лишают заработанной всей своей жизнью пенсии – вот маразм нашего социалистического отечества. Если будут силы, надо не только зарабатывать на свою жизнь, но и серьезно подводить ее итоги: успеть переписать роман о своем роде – глубже заглянуть в души героев. Каждый из них – это мир, в котором отражается время со всем, с чем выпало ему жить.
21 МАЯ. Как неуютно чувствую, словно не живу, а отсчитываю уходящие дни. Причину знаю: не пишу, но не потому, что нечего писать. Сделал все это сознательно: надо все осмыслить. Но неужели за эти годы я превратился в аппарат, который все впитывает в себя лишь для того, чтобы изложить на бумаге. Но есть сама жизнь, в которой я активно участвую: работаю, встречаюсь с друзьями, хожу на митинги, выставки, концерты, театры, читаю, а на все это не хватает времени. И написано уже немало, кое - что удалось опубликовать, можно хоть сейчас издать 10 томов, хотя не был «свободным художником», не вступал в литературные союзы, не пользовался льготами, сам зарабатывал на пропитание своей семьи работой и шабашками. Даже будучи гостем в США – шабашил.  Я стал тем, кто есть: из местечкового пацана вырос до человека, которому доступно общение с людьми высокой культуры и творческого мастерства, среди них люди разных профессий: раз они общаются со мной – и я им интересен. Сам прошел этот путь. Вроде можно было остановиться и пожинать плоды: не стыдно.  Но почему каждый новый день вне рабочего стола не дает ощущение радости, пусть и провел его не праздно: наблюдал, познавал, работал – насыщался этим прекрасным миром. Воспитал двух хороших сыновей, имею прекрасную жену, большой круг друзей и любим родственниками. И твой срок на земле клонится к естественному закату - можно было бы и успокоиться. Но как странно устроен человек: всю жизнь учишься, обогащаешься опытом – вот сейчас бы и начать в полную силу передавать свои знания другим. Но кончается жизнь - и выходит: приобретаешь эти богатства для того, чтобы предстать перед ликом Бога хоть чуть-чуть очеловеченным.
5 ИЮНЯ. Мне - 60! Этого не понять. А сколько отпущено еще времени – не дано знать. Хочется одного: успеть сделать хоть немного из задуманного - кажется, вот только сейчас бы и начать работать в полную силу. И рождаются строчки:
«И однажды, в преддверии нового  дня, останется мир один, без меня».   
26 СЕНТЯБРЯ. Готовлюсь к поездке – вот как опрометчивы планы намеченной жизни. Есть внутренняя энергия, все, чем наполнил себя, что делал и достигал, двигался к цели, начал осознавать себя, о чем написал первую строчку в своем дневнике. Выходил из трудных ситуаций – и был верен себе. Почему у меня возникла такая цель в жизни – и сейчас не смогу ответить. Но это потребность возрастала по мере осознания своих возможностей. Ни мои публикации, ни прием в Союз писателей не дает мне право сказать, что я принадлежу к писательской братии. Это – потребность моей души, видимо, неистребимая. Остановился сознательно, готовлюсь к новому режиму жизни, но подсознание приказывает: писать. Опубликовать – зыбкая возможность. Закончил два романа, а мысль одна: все надо переписать. Только бы мне вернуться домой, и была возможность работать. Мне кажется, что теперь я нахожусь на новой высоте осознанности написанного мной. Раньше было слишком много желаний и эмоций. Но нет предела совершенству, есть очередной этап жизни, которая проходит.
28 СЕН. Пришел ответ из ОВИВА – удивительно быстро. А кому нужны два пенсионера, у которых есть возможность отобрать пенсию и обогатить обанкротившееся государство. Приучаю себя к мысли, как когда-то, уезжая на шабашку: это временно – надо заработать на жизнь в предстоящем году. Нет, это серьезно: возраст - и придется, скрипя зубами, жить другой жизнью. Носить в душе то, что надо еще сделать (как надо!), то, что и составляет для меня жизнь. Понимаю, что все это время будет занято совершенно иным, но в тоже время, будет время подумать и осмыслить сделанное мной и найти  решения, чтобы завершить начатое. Боже, прошу только об этом! Наметил себе работу, которая поможет мне не терять форму – и хватит ныть о своем возрасте. Есть жизнь и твой образ жизни, без которого не мыслю пребывания в этом мире.  И если твой мир является твоей сущностью, ты несешь его в себе, в какие бы обстоятельства ни попал – жизнь тебя не оставит. 
   
ххх
   Москва, американское посольство, флаг на веревке, над входом телеустройство – наблюдение. 7 утра. Толпа, запись. Энергичная рыжеволосая женщина в «варенке» составляет список. Перекличка людей из разных республик. Обстановка дружеская, но чувствуется нервозность и напряжение, потому что люди едут туда, о чем не говорят вслух. Но здесь все равны в своей скрытости и скованности – и все понимают друг друга, лишь веселое нервное возбуждение.
В 8 утра выстроились в строгую очередь. Грозно покрикивая, милиция наводит порядок. Идет опять перекличка по номерам, хотя все сами следят за очередностью. Люди разных национальностей, но дело в характере каждого и организаторских способностях. Всех объединяет одно: какая-то рабская покорность. Возбужденные разговоры.
Бородатый мужчина с крутым лбом и выпученными глазами, экономист, говорит уверенно, бурно рассказывает и объясняет:
- А я там жить не могу.
- Но вы сами там не были.
- Знают мои друзья.
- Они там уже не чувствуют ностальгию?
- Еще как чувствуют!
- Откуда вы знаете?
- Это свойство человека.
Смуглая девушка из Таджикистана, услыхав интересную мысль или фразу, поднимает широкую панаму и громко, нараспев, хохочет.
Рыжий парень в прошлом году был в США, сейчас провожает мать и ее внука, все время повторяет в своем рассказе:
- Увидите сами, этого не перескажешь. Не говорите, что вы еврей – их и там не любят. Говорите, что вы русский – к ним лучше отношение.
К дверям посольства две очереди: одна – гостевая, вторая – навсегда. Во второй люди сдержанней, нахмуренные, в основном не русские. В здание запускают по пять человек. Молодая длинноволосая блондинка спрашивает у меня: «Вы куда?» - «В Нашвил». - «Я там еще не была». - «Приезжайте в гости». Обмениваемся улыбками.
Проходим, совсем юные мальчишки в американской форме, официально сдержанные, проверяют сумки, пропускают через экран: разрешительный кивок головой и короткая фраза на ломанном русском языке. Выдают анкеты из 36 пунктов – вопросов. Вопросы каверзные – условия, при которых тебя пропускают в их страну: Сидел? Болел? Где учился? В компартии был? Семейное положение? КГБ – но под другим углом освещения. Юноша и девушка отвечают на вопросы, предварительно долго оговаривая, что писать. Такое ощущение, что все разговоры записываются кем-то невидимым. Рядом  со мной прыщеватая веснущатая девица с бегающими глазами нашептывает доверительно мне: «Послушайте – я вам говорю о бизнесе. Там хорошо идут дубовые веники. Они легко и много укладываются в чемодан…и еще, картины».
Наконец, документы сданы. Получение в 17 часов. Опять передо мной две очереди: толпа, жаждущая поездки, и ее чувство неуверенности и полной зависимости.

   ххх
   Документы оформлены. Выдали пенсию за полгода вперед, лишив меня  посмертно ее минимума на существование за 40 лет работы учителем. Как много людей уезжает – кто куда может! Страна катится в пропасть – последний притон социализма в Европе. Россия, блюдя свои корыстные интересы, удерживает нашу родную Белоруссию в своих имперских объятиях. «Всенародный” загнан в угол своей антинародной политикой – и он пойдет на любую пакость, чтобы удержаться у власти и не предстать перед судом обманутого им народа, где  сегодня почти каждый человек встречает новый день с единственной мыслью: как выжить до вечера. И если раньше, всего несколько лет назад, на отъезжающих смотрели, как на предателей Родины, то теперь с завистью: почему ты, а не я...
В разговорах с тоской вспоминают своих уехавших друзей (у каждого есть  такие!) – и понимают: навсегда! Но не понимают: почему такое происходит в нашей чудесной стране на протяжении всей ее истории.
                ххх               
  Ночь. Проснулся от страшной мысли: приснился страшный сон: записки попали в КГБ. Проснулся и бросился к столу. Слава Богу, все на месте.
Перечитываю свои записи – и сколько в них недоговоренностей о тех событиях, которые я пережил на Родине. Совковый страх: только бы не назвать имена людей, обойти политические оценки, наши откровенные высказывания. Использую намеки, ”эзоповский язык”, чтобы, не дай Бог, если записки попадут в руки властей, не причинили людям беды.
До сих пор дает себя знать недремлющее во мне, воспитанное (вбито!) за годы советской власти в каждом нашем человеке чувство осторожности, самоцензуры. Система Гулага, созданная этой властью, когда человек, находясь в ее губительных тисках, мучаясь и неприемля ее всем естеством своей души, сам невольно и вынуждено становился ее добровольным блюстителем в своем принудительном согласии из чувства страха за жизнь, свою и его близких.            
Делал клетку для собаки, увожу с собой. И вот уже дежурная горькая шутка друзей: “ Какой-то дворняжке повезло... взял бы лучше меня...”
                ххх   
В воскресенье прощальная парилка. Все были в сборе. Готовились торжественно, но никому не верится, что именно я решился на такой  шаг. Понимают: там мои сыновья, они уже никогда не вернутся, у них за это время устроена жизнь так, как и не снится их ровесникам. Поднимали тосты. Саша: “Мы провожаем сегодня это тело, - помолчал, дав освоить мысль. Установилось затянувшееся молчание. И уверенно, дружественно улыбаясь, заключил: - Потому что душа  твоя здесь… с нами навсегда”.
И это так. Прожита жизнь, установились прочные надежные связи с людьми, была  цель, ее постижение, ошибки, бои, успехи и победы и, главное, та атмосфера среди близких людей, которая и определяет, как удалась твоя жизнь.      

ххх
   Последние дни... Звонки, гости – прощаются все со мной, словно навсегда. И никто этому не верит, хотя жизнь в стране стало настолько безысходной, опустошенной, беспросветной, что люди не строят планов даже на завтрашний день. А сколько среди моих друзей талантливых, толковых людей! Прозябание стало уже нормой жизни.
Пригласил своих литературных друзей в ресторан. Когда официант назвал сумму - все были растеряны, и это люди, которые прожили полвека, прекрасные специалисты своего дела, некоторые из них занимают должность на уровне редактора журнала. Прощались поздним вечером. Все в один голос: «И не надо тебе возвращаться».
Все, кто могут, уезжают. И почему человек должен  обязательно (принудительно) жить там, где он родился, если не может выразить себя и осуществить свои планы, свое предназначение... Все говорят одно: «Пиши… Будет, возможность - вызвали и нас отсюда, хоть на время”.
Они мне искреннее завидует: у меня  открытый путь на выезд. Но для меня это вынужденная необходимость: мои дети живут в Америке, пустили корни на новой земле, познали цивилизованную жизнь и пути назад не мыслят. Те обстоятельства, которые существуют между нашими странами - цивилизация и варварство – заставляют меня предпринять этот шаг. Нет, не грядущая старость тому причиной – возможность не быть оторванным от своих потомков.
Возвращались из ресторана с Юрой. И весь разговор о беспросветности впереди в нашем отечестве. У него в 45 лет родился первый  ребенок, и мысль одна: как прокормить. И где та радость о рождении наследника, которую он с таким восторгом прокричал: “Это же надо! У меня сынок – вот такой  крохотный! Мое  существо”.  Проговорили заполночь у меня дома. Полное понимание и грусть оттого, что впереди прощание и столько не высказано…и будет ли? Грустно... больно..---. 
               
                ххх
   Предпоследний день. Вечером пришли Борис и Егор – уже много лет проводим самые прекрасные вечера в его мастерской. Тут изливаются и воспаряются наши души. Идет искренняя исповедь о сокровенном, духовном. И это содружество художника, поэта и литератора стало настолько гармоничным, что мы понимаем друг друга и в молчании. Мысль каждого из нас становится основой для интересных дискуссий, споров - это обогащает каждого. Вот, пожалуй, среди многих моих друзей те, кто принимает мой отъезд просто, без зависти и подколок, как вынужденную необходимость. Они ждут уверенно моего возвращения. Наша тройка за многие годы дружбы стала естественным организмом, и мы определили планы нашей закатной жизни: в лесном доме Егора, где сможем возноситься к звездам, таким высоким и таким близким - душа стремится к ним и готова  исповедоваться в том, что смогли скопить в ней за честно прожитую жизнь. 
О Егоре я написал несколько статей – он, бессомнения, один из лучших белорусских художников – пейзажистов, глубоко верующий в Бога и в искусство, собственно, для него это неразделимо. Часто в беседах мы проверяем на нем наши сомнения и преодолеваем соблазны суеты житейской. 
Борис – поэт милостью Божьей. Он из когорты Мандельштама, Блаженного. И если Мандельштама я узнал поздно (советский запрет) – из самиздата, то с Блаженным был хорошо знаком, много беседовали, понимали друг друга, и он подписал мне свою книгу: “Человеку родственной души”. Это был (есть) гений, живший незаметно в тиши нашей мирской суеты, а восторгались им Пастернак, Твардовский, Шкловский…
И вот живет, так же самозабвенно, в нашем несчастном отечестве поэт, пишет прекрасные стихи, не бегает по редакциям, зарабатывает на жизнь семье, редактируя журнал для слепых. Человек с изумительным художественным и литературным вкусом, пишет, складывает свои стихи в стол, живет “ни дня  без строчки”, сам себя переводит с белорусского на русский – и нельзя различить, что выше. Вот подтверждение слов Жуковского: “Переводчик не раб, а соперник”. Поэт создает образ, а язык диктует ему способ его выражения - это, пожалуй, редкий случай в мировой практике. За полгода до поездки начал уговаривать его дать мне подборку своих стихов – быть может, кого-нибудь заинтересуют в штатах. И под нашим давлением – принес в последний день.   

       Ххх
Сложены вещи, которые увожу с собой. Хочется передать детям фамильные ценности в наследство, не золото и не серебро – духовное. И все кажется важным: поделки детей, картины, подаренные мне друзьями – художниками. Мою большую библиотеку, которую собирал с юности, понимаю, никогда уже не перевести. Каждая вещь в доме - символ прожитой жизни: камень с Байкала, иконка с Чебоксар, нарост карельской березы с Кольского полуострова, кремневый нож и топор, найденные мной в археологических раскопках на стойбищах креманьенского человека в знаменитых Костенках, гильза от охотничьего ружья, врученная мне товарищами, которые искали меня двое суток, застрявшего в Белорусских болотах - все они имеют ценность, как  капитал твоей духовной жизни
Почти все эмигранты, с которыми мне приходилось общаться в моих прежних туристических поездках, увещевали меня, что нечего сокрушаться по нашему старому миру прошлого в стране – мачехе, надо вступать в новую жизнь.
Нет, новой жизни не бывает — есть продолжение, ее новый период.
Оставил в квартире все, как было – знак того, что она меня ждет. Если Бог отпустит мне еще  время жизни.
                ххх
Аэропорт, огромный, пустынный, навевающий ужас... Планировался, как европейский. После распада СССР его осколок, наше «суверенного болота» под управлением зарвавшегося нелегитимного “хоккеиста”, который играет в одни ворота – против собственного народа, превратился в изолированный от мира суррогат социализма, с которым поддерживают отношения лишь Куба, Иран, Ливия и прочие тоталитарные системы. И Россия, все еще злобствующая от потери своего имперского величия, и пытающаяся собрать под свой двуглавый герб крохи от разбитого корыта социализма. Беларусь для нее – бесплатные ворота в Европу.
Водитель частного такси рассказывает, что он пенсионер, полковник в отставке, вот так вынужден работать уже восемь лет, чтобы прокормить семью и учить дочь. И ругает свой народ, который до сих пор не прозрел, хотя вокруг нашего болота: “Другие страны, стряхнув с себя оковы социализма, строят цивилизованную жизнь. А наш “толерантный” народ долдонит свою заунывную песнь: “ Наш батька очень хочет сделать нам всем хорошо, но ему мешают”.
Таможня. Проверка ручной клади и валюты. Круглолицый, свежевыбритый  чернявый таможенник просит меня пересчитать доллары, которые мне разрешено перевозить с собой. Считаю на глазах очереди. Его пухлослюнявые губы завистливо шевелятся в такт отсчитываемой мной купюрой, и вдруг жестко произносят: “Почему на 120 больше?” Объясняю, что эту сумму мне надо заплатить за перелет собаки. Он повышает голос: “Знаете, что я могу сделать с вами!?” Молча отсчитываю ему 20 баксов и протягиваю. Он быстро хватает их, победно улыбаясь, сует в оттопыренный карман синего мундира, пропускает ...и больше ничего не смотрит. Эх, жалко - оставил дома маленькую семейную реликвию, детскую позолоченную чайную ложечку еще от прабабушки – не пропускают, потому что вещь до 1947 года. Хотел передать ее рожденному в Америке внуку.
Иду платить 120 долларов за собаку. Подскакивает ко мне другой таможенник и шепчет на ухо: “Дайте мне 70 баксов – и все устроим: и вам хорошо и нам”. Отвечаю, что у меня только сотня. “Уладим, - жарко шепчет он. - Вложите в паспорт – у прохода получите сдачу”. Вкладываю в паспорт сотню, протягиваю у выхода. Проверяют, возвращают паспорт – в нем  30  баксов. Все честно.
Хмурые и настороженные служащие. Вглядываются в меня - гадкое ощущение: не пойман, но вор. Оформление рейса. Прохожу второй досмотр. Вдруг неожиданно отзывают меня в сторону. Сидят за столом двое, приказывают освободить карманы, все из сумки вытащить, лапают и перебирают все до носового платка. Худой таможенник с рыбьими глазами, с прибором в руке, заводит меня в кабину и спрашивает в упор: «Вас просили передать?» - «Что?» - «Документы, бумаги» - «Нет» - «Вспомните!» - «У меня хорошая память». Его суетливые руки снуют по моему телу: более брезгливого состояния никогда не испытывал – полное бесправие. Холодный взгляд, настырные вопросы, ощупывание всех частей тела – сбиваю его руку и резко говорю: «Финита комедия». 
Возвращают вещи, отпускают. Спрашиваю: «Почему так тщательно проверяли именно меня?» Отвечают: «Мы делаем это выборочно» - и бросаются к новой жертве. Парень в белой рубашке выворачивает перед ними карманы, извлекает серебряный полтинник 1920 года. Его долго держат: забирают монету, составляют протокол и отпускают.
Вылет в 14.50. Собрали с двух рейсов ТУ и посадили в Боинг США. Три салона: первый – первого класса, в ряду десять кресел. 364 пассажира всех наций. Стюардессы в нашем салоне японки. Люди свободно ходят по салону, разговаривают, курят. На экране фильм без звука – наушники один доллар. Несут обед.
Нашел парня, у которого конфисковали монету. Спрашиваю: «Как обнаружили?» Он с язвительной усмешкой рассказывает: «У нас хорошо работает КГБ. Где-то неделю тому назад я из дома разговаривал с приятелем по телефону и в разговоре обронил про эту монету – и вот результат!»  И тут я вспомнил. За несколько недель до моего отъезда мне позвонил знакомый, просил взять рукопись и передать ее в одну организацию в штатах. Я сказал, что возьму, если она не крамольная – рукопись мне не привезли. Значит: все у них было уже известно и меня ждали – готовились изъять рукопись. Это у них называется «выборочная проверка».   
ххх
Аэропорт в Шенноне, пересадка. Разыскал меня сотрудник Белавио и испуганно раздраженным голосом сообщает, что моя собака сломала клетку. Срочно ведет меня с собой, ругая на лету: обвиняет во всех смертных грехах,  позоре за нашу страну в жестком обращении с животными. “Клетку человеческую не могли купить?!” – рычит он. Иронично отвечаю, что для людей у нас клеток теперь понастроено предостаточно, с гаком, а вот для собаки искал целый месяц, но так и не смог нигде купить. Он сообщает, что поможет купить ее здесь, называет баснословную сумму денег. Я пропускаю слова мимо ушей, следую за ним. Он предупреждает: если клетку не удастся ему достать, собаку не пустят или, скорее всего, усыпят. На взлетной полосе у сгруженных чемоданов работник аэропорта держит на поводке мою рвущуюся ко мне собаку. Успокаиваю ее и иду вслед за моим присмиревшим вожатым в здание, к ветеринару. Тот улыбается мне навстречу, приговаривает “О,кей!”, открывает дверь в соседнюю комнату, что-то говорит, и мне выносят цивилизованную клетку для животных, с привешенным сосудом для воды и подстилкой. Двое служащих, приветливо улыбаясь, сажают мою собаку в клетке и уносят. Плачу 64 доллара, улыбаясь, желают мне счастливого пути. Подбегает наш сотрудник Белавио, пухлорозовый от посадочной суеты. Благодарю его по-нашенски: хочу всучить 20 долларов. Не взял! Посмотрел на меня снисходительно и ответил с усмешкой: “Летайте нашим Белавио и забудьте бобруйские привычки.” Взаимно обмениваемся понимающими улыбками.
                ххх
Чикаго огромный город, люди со всего мира – их такое количество, словно весь наш Минск собрался в полет. Но вокруг белые, черные, желтые - все расы земного шара... вышла осечка: неудачное сравнение. Улицы запружены машинами, как река в весенний ледолом.
Для американцев машина, как для нас обувь: для них - это дом на колесах. Чудесные дороги! Сервиз в пути во всем: чуть ли не каждый метр указатели, бензозаправки, на них бесплатные справочники всех дорог в любом направлении, все-все есть, от фешенебельных ресторанов и закусочных до туалетной бумаги в самом казалось бы захолустном тупике дороги. Стандартизация - от которой уверенность у людей. Да, за все надо платить, всюду правят деньги. Но здесь это единственный эквивалент, на который можно приобрести все что угодно. Нет понятия “блат”, “достать”, нет очередей, если она вдруг и образуется от скопления народа в одном месте, то все мирно дружественно стоят друг от друга на расстоянии не меньше метра. Можно приобрести все, что угодно: работай, живи в свое удовольствие, но на своем уровне материальных доходов. Для всех создан прожиточный минимум, только трудись, придумывай, пробуй. Конечно, ко всему этому надо быть привычным с пеленок. Но как бы это не давалось трудно нашим эмигрантам по сравнению с коренными жителями, они вживаются в этот образ жизни, с каждым днем понимая глубже его превосходство над тем, что они имели в своих странах. Они принимают правила этой игры и энергично вступают с усиленной энергией в конкуренцию с ними – многие устраивают свою жизнь лучше аборигенов. И как бы ни уставали, ни жаловались, но уже не променяют эту жизнь на прелести родного отечества. Здесь никто не мешает построить тебе внутри Америки свое суверенное государство, со своей  культурой, обычаями, вероисповеданием – лишь соблюдай принятые несокрушимые законы жизни. Ты можешь свободно развиваться, не теряя свою самобытность. И это особенно заметно на детях эмигрантов – они чувствуют себя своими в своей стране. И вот государственный показатель этого равноправия: ребенок может быть зачат в стране родителей, но если родился в первый час своей жизни в Америке – он автоматически ее Гражданин, претендент на президентский пост.  Их так и  называют родители: наш президент.
Нет, я не пою дифирамбы этой стране, которая, как ни одна страна мира принимает миллионы людей со всего света и помогает им создать для себя все жизненные условия, которые многим и не снились на родине.
Когда-то Чехов сказал Бунину: “Вот как просто надо писать: море было большим – так выразил свое ощущение ребенок”. Стоя в центре Чикаго, я пытался определить его и не нашел ничего лучшего: город был большим. Хочется добавить: и дерзким. Это огромные здания, которые не давят, скованная гранитом огромная река, сваренные конструкции железной дороги грохочущих электричек, светящиеся на полнеба рекламы, толпы веселых людей на улицах, сверкающие витрины, строительные башенные краны, на перекрестках кричат какие-то люди (в основном черные), суют в руки прохожим рекламные листы, и потоки бесконечные машин. И вдруг - уютные скверы, тихие закоулки (подобные я встречал в шумной Москве), многоэтажные мосты и парковки, деревья, схваченные у основания бетонными и металлическими ограждениями, ремонтирующиеся дома укутаны зелеными сетками-ограждениями - и всюду свет, свет, вспыхивающий еще до захода солнца. Смог, плывущий между домами, и пасмурные плывущие облака окутывают вершины небоскребов.

Ххх
Очередь за оформлением документов в аэропорту: людей выстраивают на расстоянии, пропускают по несколько человек работники в формах, много черных. Четкость. Получение чемоданов. Поиск места посадки на новый самолет – на Нашвил. Нет русской речи – не у кого спросить. Сухопарая женщина смотрит на меня и все понимает по моему растерянному виду. Кивает мне, оставляет подруг, берет меня под руку, ведет к работнику аэропорта и все объясняет. Он ведет меня в зал и помогает сдать чемодан. Женщина, убедившись, что все в порядке, подводит меня к другой женщине, которая немного понимает по-русски, и передает ей. Улыбается, прощается и уходит. Мне объяснили: ждите здесь – позовут. Устраиваюсь.
На полу сидит пожилой мужчина с красным заплаканным лицом, обильно потный, и курит. Перед ним открытый разворошенный чемодан. Рассказывает: он из Киева, едет к родственникам, родном городе, в аэропорту, его обокрали – были водка и икра. Матерится, хватает себя за голову и стонет: «Как же я к ним без подарков являюсь – ой как стыдно!»
Вылет через два часа. Много людей. Первое и яркое впечатление от этой массы – есть каждый отдельный человек, раскрепощено свободный. 

ххх
Полет на Нашвил. Полупустой самолет, в основном американцы, чувствуется привычность для них полета, как мы в трамвае. Аэропорт - издали узнал всех встречающих меня родных людей, словно не минуло столько лет.
Едем на двух машинах. Душно, открываю окно. Сын мне: «Закрой» - «Душно», - говорю я. Он, усмехаясь, повторяет: «Лучше закрой». Я не понимаю и открываю еще шире – горячий обжигающий ветер обволакивает меня и печет. Быстро закрываю – и становится прохладно. Он смеется: «Для этого в машине есть кондиционер…»
По дороге мелькают новые красивые дома, все разнообразные – нет повторения в архитектуре. Удивительная чистота улиц, обсаженные вокруг цветами и кустами участки земли около каждого дома – и нигде ни огородов, ни одной грядки. Каждый район имеет свою степень престижности. Заказать можно все: район, вид дома, интерьер, мебель – все исполнится точно в срок. По архитектуре в основном ближе к английской, но каждый, заметно, вносит во все это дух своей нации, своей изначальной родины, свои вкусы. Заказать можно все: от носков до самолета.
ххх
Первые встречи с людьми - в основном эмигранты: все стараются поддерживать отношения, основание – язык и общее в прошлой жизни. И у каждого такое сближение зависит от времени пребывания в штатах. Это и объединяет от не проходящего чувства одиночества на этой земле, как бы хорошо ни сложилась жизнь. Хотя сами США – страна эмигрантов: люди всех стран, наций и рас. Это состояние со временем ослабевает, но никогда при жизни не проходит: всех связывает общее прошлое – оно довлеет, как бы человек не хотел из него вырваться. Те, кто хочет побыстрее врасти в эту жизнь,  стараются поселиться среди аборигенов. Но все же главное – язык. Второе, вместе с первым, творческие способности и возможности человека освоить эту систему жизни и свободно в ней ориентироваться. Страна делает для этого все возможное – старайся, действуй, крутись. Все это человек испытывает на себе с первых дней пребывания. Многие наши  эмигранты теряются от этой свободы, вырвавшись из нашего векового рабства – попали в космическую раскрепощенность. Есть ты, мир вокруг тебя и космос – действуй. От этого и зависит разнообразие судеб попавших сюда людей.
Партия - отрытый стол, заставлен едой. Люди приезжают, набирают себе кто что хочет, ходят по комнатам, ведут непринужденные разговоры и улыбаются.
Приветствия рукой прохожему (так здороваются у нас в деревнях) каждому встречному – древний обычай, привезенный на эту землю. Люди приехали сюда, создали свою цивилизацию, собранную из лучших международных традиций.
Первые встречи и знакомства.
Элизабет и Эрвин. Она энергичная, уверенная, практичная, портниха, повадки резкого мальчишки: в разговоре, в движениях, за рулем, в посадке на стуле, быстрая и чуть нескладная. Он - скульптор по металлу, круглоголовый, коренастый, с умными глазами. Оба были в концлагере в Польше, – там они и познакомились в 17 лет, чудом спаслись. У него свое дело: художественные изделия по металлу – несколько фабрик, домов, наследуют дети. Элизабет приводит в свой дом, «Наше гнездышко», -  длинный одноэтажный, во дворе много скульптур: цапля на одной ноге, на берегу и в воде искусственного ручья металлические лягушки, фонтанчики. Стол и стулья на 12 персон: металл и стекло. Всюду на стенах картины из металла на библейские темы. Шкаф с фотоальбомами – ее хобби: в каждом альбоме поездки по странам всего мира. Картина «Жертвоприношение Авраама», «Выход евреев из Египта» (Моисей делает дорогу в море). Эрвин начинает рассказывать и тут же замолкает: недавно он перенес операцию – опухоль, вырезали желудок, сделали из кишки желудок – несколько слов ему даются в напряжении. Элизабет к нему очень внимательна, ловит каждое его движение и слово: когда он замолкает, продолжает его движения и речь, досказывает. Очень гордится им. Вдруг с веселой улыбкой показывает на стене фотографии двух сыновей и пяти внуков, говорит: «А это мое творчество»
Возит меня по городу, рассказывает. Город старый, с 1959 года – за это время все новое. Повела в ресторан, в зале бывшей фабрики стоит на рельсах трамвай. Небрежно бросила: «Это недорогой ресторан, но зато самый интересный». Показывает старинный замок Чиниса – подарок человека государству. В нем ботанический сад, галереи, много цветов. Разговор ее не навязчивый, но корректно поучающий. Повезла в синагогу показывать работы мужа. В фойе огромное панно – сюжет из библии.
Вадим и Лена, свой бизнес: два танцзала. Вадим – внук известного российского генерала Хрущева. Поджарый, стройный, некрасивый, но лицо приветливое и приятное. Жил в Ленинграде, был под немцами в Риге, после войны Австрия и Германия. Лена – русская, есть грузинская кровь. Блондинка, голубоглазая, четкий острый профиль, все хорошо очерчено, женственна. Была под немцами в Прибалтике, затем в Германии. У них два сына. Старший Виктор – менеджер, холостяк, с бородой, меломан. Отдельный дом, холостяцкая обстановка. Одна стена вся в полках с видеозаписями -  на работе разрешается брать каждому бесплатно по одной кассете. Младший сын Энер, женат, с косичкой, пробовал марихуану, свой бизнес с родителями жены, его сыну год.
В доме у них много комнат. В комнате матери много русских книг, прижизненные издания Пушкина, Достоевского, Тургенева. Их друзья Петр и Элла Жариковы, он работает в библиотеке «Голос Америки», она в Толстовском фонде. Хорошая русская речь, знают многое о наших журналах и газетах, книгах, издательствах, даже о нашем белорусском журнале «Неман»
Рива. 60 лет, но больше сорока не дашь. Красивая, тонкокожая, изумительно блестящие черные глаза. Дом в стиле Диккенса – особняк. В комнатах много картин – куплены в разных странах, огромный зал с двумя каминами. Муж Евгений миллионер, невысокий, худощавый, с умными карими глазами, насмешливыми, уверенность в движениях и в тоже время какая-то простота. На вопрос поможет ли он мне, коротко ответил: «Работы для вас у меня нет. Но надо будет – помогу».
Дина и ее муж – ленинградцы. Она: «Чтобы быстрее погрузиться в эту жизнь, надо жить среди коренных американцев: это трудно – но это главное искусство выживания здесь».
Феликс – бывший главный инженер завода в Харькове, был в Союзе 8 лет в отказниках, широкоплечий, крупноголовый, обслуживает в синагоге сантехнику. Серьезный, всем интересуется. Набожный, хорошо знает талмуд, историю: «Бог видит, знает и предопределяет нас – надо идти намеченным им путем. Все это сказано в Библии, только надо уметь читать». Весь ушел в религию, историю, философию: все видит и осознает через библейские заповеди, анализирует – и находит смысл жизни в ее поучениях. Об избранности иудеев: идите и обретете, следуя по законам торы. Все беды в том, что люди их не соблюдают. Но каждый раз Бог дает своему избранному народу осознать свои ошибки и исправиться, ведет его через испытание к счастью. Иудеи – народ, избранный Богом: в этом его беда и счастье. Бог верен себе, соблюдает и делает, как задумал.
И как трудно сопоставлять его проповедование о покорности с ним самим: крепкий, широкоплечий, спортивный и тяжеловесный, резкий в движениях, только фантастически блестят глаза, и алеет румянец на мягких щеках, когда он говорит. Вступаешь с ним в разговор – и чувствуешь его силу, убедительность от веры. И нельзя не поверить ему: он прошел через восемь лет гонений «отказника», сделал крупный поворот в жизни – назад дороги нет, верит в свой избранный путь, и каждый здесь прожитый день утверждает его в этом, от этого он становится все сильней и активней. Его кажущийся фанатизм – это вера в движение к достижению. «Главное в жизни, - говорит он, - спешить на помощь к человеку. И куда все это лучшее исчезает в людях…» Возит в поликлинику больных стариков, безотказно помогает.
Как разнообразны здесь люди, их судьбы, характеры, цели, их причины приезда сюда, их пути, постижения новой жизни, становление в ней и результаты. А жизнь, как  везде, сама нивелирует каждого согласно его образу и атмосферы реальности. 

ххх
  Походы по инстанциям по поводу социального обеспечения. Языка нет, и дети мои водят по учреждениям, говорят и отвечают – это участь всех эмигрантов. Но, пожалуй, в основном из Союза. Кажется, что люди всего мира на бытовом уровне могут общаться по-английски - это показатель не только того, что этот язык стал международным и все почти страны имели непосредственное общение между собой, но они естественно принимают процесс международной интеграции. Только мы, носители социдеи, наследники и инвалиды “железного занавеса”, оказались оторванными от мира  и цивилизации.
Какая огромная, богатая и гуманная страна! Сюда прибывают люди со всего света, всех стран и рас, их выслушивают, оказывают помощь, придерживаются главного: если человека приняли (а сколько умудряются прибыть нелегально!), он должен иметь жилье, быть сыт и обут. Один лишь показательный пример жизни наших эмигрантов – стариков: приехали сюда пенсионерами, а им всем дали жилье, пособие, бесплатное лечение, бытовое обслуживание, спецпроезд. А  человек ни дня не работал для этой страны.
И на чьи это деньги? Налогоплательщика – того, кто живет здесь, работает (трудно работает – но знает за что!), и все эти люди понимают (и принимают!), что из их кармана обеспечивается прожиточный уровень новоприбывших. Вот она среди многих стран высшая форма человеческих отношений и демократии.
Да, много бюрократии, но какой порядок во всем. Да, стандартизация - но как четко исполняются решения по любому вопросу. И все оттого, что в обществе правят беспрекословно исполняемые в стране законы. Формула социализма “Все во имя человека!” поставлена с головы на ноги: ”Все для человека”. И человек сам строит свою жизнь в меру своих способностей и личного труда. Законопослушные граждане – это то, что выработано передовым опытом человечества. И как бы это ни было трудно исполнять – пока это самое высокое достижение цивилизации. Все равны и исполнительны перед общими для всех законами: расы, национальности, религии...               

ххх
Эмигранты с гордостью и радостно рассказывают о жизни своих детей и внуков: «Ради них мы и приехали сюда!» Растут они, свободные люди богатой свободной страны. Ездят за границу. Счет денег ведется не как дотянуть до зарплаты, а что нового и лучшего приобрести. Да, за все надо платить и много работать: за учебу, медицину, дом, машину - ведь все в кредит. Но если ты не ленишься, то уже с первых шагов самостоятельной жизни можешь иметь все необходимое для ее здорового нормального развития.
А в духовном? Решение этих вопросов зависит от потребностей самого человека. Есть в избытке библиотеки, музеи, театры, магазины завалены книгами, альбомами. Все лучшие мировые художественные творения стоят сюда в очереди со своими владельцами, чтобы иметь возможность быть представленными желающей публике. Здесь без споров и дискуссий “о физиках и лириках“ совсем естественно, природно, решается и этот вопрос, исходя из всемирного опыта человечества.
Боюсь ошибиться, но жизнь, кажется, давно расставила все на свое место в этом вопросе: процентов 80 – это люди материальной жизни, им надо хорошо поработать и весело провести время. Помните древнее изречение “Хлеба и зрелищ!” Тех, для кого на первом месте жизнь духовная - отнимите эту цифру от ста ...боюсь еще меньше. В основном материально они живут намного беднее (но разве они это замечают и сравнивают?). Но в том–то и дело, что духовная жизнь не имеет цифровых показателей. И тут не нужны сравнения и определения. У каждого из большей части человечества есть свои ценности, которые можно просчитать, оценить, взвесить, сравнить и т.д. У меньшинства же - даже между ними самими эти ценности сравнить невозможно. Не существуют подобные сравнения в природе. Будь это нумизмат, готовый отдать за старинную монету все свои блага жизни, композитор, который пишет свою музыку по велению сердца, бродячий актер, который не променяет свою вольную  жизнь на сладкое место при королевском дворе, путешественник - одиночка, пересекающий штормовой океан на хилой байдарке – все они избранники Божьи в этом мире. Своей жизнью, своими действиями и творениями украшают нашу жизнь, улучшают ее материально и нравственно. И вот парадокс: благодаря бескорыстному служению своему призванию они обогащают жизнь всей остальной массы населения, а сами (будем откровенны, честны) живут хуже их. По понятиям этой массы населения, которая, как само собой разумеющееся, пользуется плодами их талантов, лениво, чаще скупердяйски, бросая им подачки со своего обильного стола, считают, что они благодетельствуют этому меньшинству. Они не понимают и, слава Богу, им не дано понять, что такое истинное богатство жизни. Это большинство проживает одну свою земную жизнь, материальную. Вторые, Божьи избранники, как у Пушкина в “Моцарте и Сальери”, растворяются не только в своих современниках – они пронизаны прошлым и  уходят в будущее.
Таков извечный закон природы развития человечества. К сожалению, не мы сами выбираем свой путь - в каждого природа закладывает свою индивидуальную судьбу. Великая и главная задача не только родителя, но и государства – увидеть и разгадать в  рожденном человеке заложенную в него искру Духа.               
               
ххх

 Вокруг уже знакомые сцены американской жизни. С раннего утра люди на колесах. Со стаканом недопитого кофе или колы они бегут к своим стоящим у дома машинам, выезжают на скоростные дороги – и начинается трафик, такой привычный для них. Они послушно вливаются в его ритм. Привычно, я бы сказал как-то небрежно, держатся одной рукой за руль. Пьют свои напитки, курят, причесываются, переговариваются сквозь открытые окна с другими, обязательно при этом улыбка на лице. Почти у всех в машине включены радио или магнитофоны: путь до работы у большинства, пожалуй, занимает больше часа. Лица сосредоточенны, задумчивы, движением руки уважительно пропускают друг друга при малейшей осложнившейся на дороге ситуации. Поймав чей-то взгляд – мгновенно возникает ответная улыбка. Вдали от скоростных дорог редкие случайные пешеходы на узких улочках между домами обязательно приветствуют друг друга - никто ни слова о своих  сомнениях или, не дай Бог, беде. Это у них признак дурного тона – значит ты эмигрант. Есть много благотворительных организаций – они вас выслушают и помогут. К полдню поток машин чуть меньше – к вечеру опять тот же трафик: люди спешат домой, на свой любимый диван к телевизору, заняться своим хобби – им нет тут числа: от собирания старых машин  до обучения искусству дальнобойного плевка. Но все это чуть позже. Надо разобрать огромную почту: бесплатные газеты, рекламы, журналы и т.п. Среди них первым делом отобрать конверты с билами – проверить, сколько с тебя высчитывают за все блага жизни, которыми ты с пеленок пользуешься - и вовремя рассчитаться, иначе растут проценты, долги со всех сторон, напоминающие тебе, что не все в жизни дается так легко и просто. И чем больше набрал себе в кредит всех этих благ – тем больше плати.
Успокоившись, что все идет пока хорошо, многие выходят на прогулки или бегают, от мала до велика. Для того чтобы дольше пользоваться этой хорошей жизнью, надо иметь крепкое здоровье, медицина, хоть ты и застрахован, иншуренс дает себя знать в любом случая: пожалуй, самая дорогая в мире. Тут две профессии самые престижные: врач и юрист. Если вы, знакомясь, узнаете, кто перед вами – вы понимаете хорошо об их уровне жизни. У нас в стране только юристы еще как-то умудряются выкручиваться от полной бедности, в которой живут наши врачи и учителя: хорошего стараются подкормить сердобольные пациенты  или родители.
Бегают с наушниками. Рубашка или куртка повязана поверх бедер, на голове повязка, как у индийца, красовки, шорты, белые носки и поглощающий все запахи вокруг, даже запахи выхлопных газов из машин, запах дезодоранта. Они предпочитают его искусственные запахи здоровому запаху человеческого потного тела. Производство всего здесь сверх избытка, если это приносит доход. На это работает все вокруг: рекламы, газеты, телевидение, почта, телефонные звонки по домам – с утра до вечера предлагается гражданам этой страны все от самолетов до зубных щеток. И все втянуты в этот процесс, играют в него с азартом, подгоняя себя под эту систему вот уже не один век. Добывают деньги, кто и где может, чтобы отовариться и выглядеть не хуже других. И наши эмигранты быстро втягиваются в этот ритм всеобщего обогащения и часто становятся лидерами в этой гонке за благами, которые и сами создают в этой молодой хваткой энергичной стране.
Да, Америка - уникальная страна. Ее демократичные законы собирают людей со всего мира, позволяют им жить здесь не только на равных с аборигенами, но и строить свою жизнь в этой стране со своими привычками, обычаями, культурой. Одного она не приемлет - нарушения ее установленных законов. Да, правит капитал, но государственная установка жить и действовать в рамках закона, которые равны для всех – и делает эту страну не только богатой, но, самое важное, Свободной.

                ххх
В Нашвиле мне трудно с работой: старик без языка. И вот созвонился с Мишей Б. из Нью-Йорка, с которым познакомился случайно, работая в Кастильских горах у одного хозяина – он нашел себе лучшую работу и договорился с ним насчет меня. «Он мне обещал, что на этот раз не обидит тебя – значит, до  него дошло, что он потерял в тебя хорошего работника», - весело заключил он.    
Я уже имел дело с этим хозяином однажды. Целую неделю работал, один снес дом, разобрал и вывез на машине, поставил электростолб в каменную почву – а он все тянул с договором об оплате. И только через неделю заставил его сесть за стол переговоров. Назвал он сумму смехотворную – и я  потребовал расчет.
Потом было много перебоев с работой – потратил все заработанные деньги: жили с женой, снимали квартиру. И сверлила мысль: стать на велфер, получить квартиру, пособие – и припеваючи жить за счет этого благодушного государства. Так делает подавляющее число эмигрантов и благодарят: «Ах, эта Америчка!..»
Но для меня человек – это тот, кто открыл в себе свое призвание, наметил цель и до конца остается верен ей. И никакие блага не свернут его с этого пути. И как бы тяжело не складывалась жизнь, он остается верен себе и в этом счастлив. Многим его не понять, но ему и не надо их понимания. «Иди дорогою свободной…» – это может понять лишь тот, кто верен своему призванию, оно - суть человека.  Такой раздел между людьми был, есть и будет всегда.    
Случай не случайность – это то, что ты не смог предвидеть, но если ты принял его как закономерную часть своей жизни, как судьбу, это уже твоя линия жизни.
И я поехал. В автобусе сразу чувствуется, что ездят в нем люди ниже среднего класса, много черных.  Невольно отмечаешь (и это вызывает уважение к этой стране) – как свободно ведут они себя, раскрепощено. Но при этом, в учреждениях, очередях, с полицией - дисциплинированность, внимание и полное подчинение, требуемое в данном конкретном случае.
Как горько становится, когда люди обращаются к тебе, а ты в ответ лепечешь одну лишь фразу: «Амсоре, ай дон спик инглиш» - сочувственно извиняются и отходят. Иногда спрашивают: «Откуда ты?» – «Рашен» – «А, город – Москва?» - «Минск» – и сразу все недоуменно замолкают.
Ехал 23 часа. В Вашингтоне пересадка на другой автобус, потом на метро и автобусом через мост «Вашингтон» - и встретил меня на машине Эрнест. Привез домой. Эрик и Мара – мои давние друзья по Минску, почти родственные отношения. Оба инженеры, окончили судостроительный институт в Одессе. Она еще и талантливый писатель, он – кандидат наук. Они уехали в 1997 году. Оба работают, выкупили квартиру, хорошая машина, ездили недавно в Париж. В Минске они в начале перестройки начали свое дело, развернулись, но в последнем оплоте коммунизма в Европе – задушили их. Уезжают самые толковые люди. Как опустошается бывший Союз! Вот преступление, которое нельзя простить нынешним правителям! Богатство страны – духовный, интеллектуальный уровень ее граждан.
Планировали провести вместе вечер. Но через несколько часов, в 10 вечера, за мной заехал брат моего будущего босса: коренастый, лысый, сиплый насмешливый голос – он из Кишинева. Сели в машину и поехали. Вскоре начался густой туман, едем вдоль берега Гудзона. Как и повсюду в Америке, прекрасная дорога, по сторонам стеной  густые деревья. Вообще, поражает каждый раз ухоженность этой страны и непрекращающееся строительство.
Вдруг замечаю, что машина наша странно виляет. Я окликнул водителя – оказывается, он заснул. Признался, что не спал почти всю прошлую ночь, было много работы. Потом хлынул проливной дождь – видимость почти нулевая. Заблудились. По сотовому телефону созвонился с братом, и он дал направление. Я держал моего водителя за плечо и сжимал, как только разделительная линия на дороге оказывалась между колесами. Вместо полутора часов ехали три. Но повезло доехать…
27 МАЯ. Наработался до 10 часов вечера. Свозил со всего участка поломанные скамейки и кресла – босс сказал отремонтировать. Моя работа, по-американски, супервайзер, ремонт и поддержка всего хозяйства пансионата: сдает дачникам на весь летний сезон 30 домов. При встрече за обеденным столом, хорошо выпив, рассказывал мне, как в Союзе делал деньги. Осанистый, большеголовый, крепкий, по-наглому самоуверенный. В Нью-Йорке основной бизнес, хозяйствует в какой-то большой общине по строительству. Здесь десять лет назад скупил у американца это хозяйство. Говорит, что это вовсе не приносит ему дохода – главное: земля в прекрасном районе. Отдыхают у него практически одни наши эмигранты.
28 МАЯ. Кастильские горы в двух часах езда от Н-Й. Загнал себя в это заключение. Конечно, и обстоятельства: надо заработать, чтобы можно было погрузиться в мой любимый образ жизни: каждое мгновение, дарованное тебе свыше, и есть жизнь. Все зависит от того, как ты сам ее строишь и к чему стремишься.
Человек – это тот, кто открыл в себе свое призвание, наметил цель и до конца остается верен ей. И никакие блага не свернут его с этого пути. И как бы тяжело не складывалась жизнь, он остается верен ему – и счастлив. «Иди дорогою свободной…» – это может понять лишь тот, кто верен своему призванию, оно - суть человека. Такой раздел между людьми был, есть и будет всегда.    
За столько времени моего молчания отвыкает рука от ручки, а в голове винегрет. Но я знаю теперь точно, что есть в нем нужные слагаемые. Память, привычка наблюдать и осознавать  - гарант тому, что можно этому вареву придать вкус. А это значит отобрать главное и соединить в нужных пропорциях.
29 МАЯ.  Возил баллоны с газом, чистил крыши и гатеры после осеннего листопада и зимней спячки. Приставляешь лестницу к дому, залезаешь на крышу - и пошел работать метлой. Высоты я не боюсь, но с возрастом замечаю, как делаюсь все неуверенней и осторожней – сама природа подсказывает. Прелые листья, жухлые иголки сосны спрессованы во всех щелях большими пластами, вытягиваются по ломаным поверхностям, превратились в навоз. Обильные наросты мха. Превращаюсь в автомат: надо сделать тысячу движений, голова при этом ничем не загружена, хотя и происходит на этом мелком уровне мыслительный процесс: как-то инстинктивно (так ходит человек, интуитивно переставляя ноги) приходят решения, как лучше стоять, где безопаснее, как ловчее подхватить мусор. И так 10 часов моего рабочего дня.
Казалось бы, какая возможность думать, обдумывать разные планы, вспоминать – но один неверный шаг и инстинктивно тело выбирает спасительную позу, мысль теряется, и редко, когда тело нашло безопасное состояние, можешь вернуться к тому, о чем думал, казалось, минуту назад. И такое однообразие работы многие совершают ежедневно на протяжении многих лет. Каждый находится в одиночестве. О чем думает человек? А ведь он не может не думать…
ххх
Очередное утро. Чистил бойлерную. Босс просил срочно сделать - хочет наладить ее - и укатил. Вот его почерк: я работаю, подъезжает на машине и говорит, что будет через четыре часа. Появляется – через сутки. Из таких «мелочей» раскрывается характер. Водил меня по территории, показывал, где и что  намерен строить (грандиозные планы!) – точно так же водил и рассказывал прошлый раз. Я коротко поддерживал разговор. Мое дело слушать, наблюдать, анализировать. Для чего? Чтобы описать, но такой тип меня уже не привлекает. Вот жена, красивая лицом, но уже очень полная (что-то с позвоночником) – интересней. Она бывший музыкант, но теперь ведет хозяйство – это ее бизнес. Вчера приехала из города, привезла старинный сундук, лицо просветленное, рассказывает мне: «Вон что я купила! А муж говорит, зачем тебе эта ерунда? А я люблю старинные вещи. Вот недавно комод старый купила, отделала. А он спрашивает: «Откуда это?» А я ему: «Это то, что ты ругал…» Это - изюминка в ее характере. И здесь чувствуется какая-то тайна между ними. Сыновья симпатичные ребята, и в этом, пожалуй, ее заслуга. Кем будет в будущем ребенок, во многом зависит от матери - об этой стороне ее влияния писали многие состоявшиеся личности. 
ххх
Приезжали из Нью–Джерси Мара и Эрик, с ними приятель по работе, румын, закончил два университета, сын дипломатов, знает кроме своего языка французский и английский, уже немного освоил русский. Привезли мне продукты, загрузили холодильник. Гуляли, общались, пытались пройти к озеру – нельзя: частное. Конечно, нам, советским, это странно, как-то не по себе, хотя и понимаем и принимаем. Они уже полнокровно устроились, купили хорошую квартиру и машину, основательно работают, получили гражданство. Живут здесь семь лет. Уже прошли первые годы мытарства – и страна их втянула в себя. Разговоры о возращении – становятся лишь разговорами. Хотя на родине у них сын, внуки, квартира, дача. Оба в годы развала Союза построили свой бизнес, но их начала душить власть… потому и разъезжаются в первую очередь самые талантливые. А именно такие люди создают атмосферу научной, культурной жизни страны.
К вечеру они уехали. И тут попросил меня дачник перевезти вещи из домика в дом (кстати, тоже из Минска). «Мы вам заплатим», - сказала старшая, мать семейства. Меня  начали одолевать сомнения: как это я возьму, когда в процессе работы мы так дружески  беседовали. И вдруг проскальзывает мысль: «А сколько заплатят?» И с каждым моментом усталости думалось: если мало – скажу: «Обижаете земляка…» А ведь и они в это же время обдумывали, сколько дать, чтобы меня не обидеть и себя в первую очередь. Все вышло нормально. А я хотел сделать им бесплатно. Но здесь это всех бы удивило: работал – плати. Гость румын по этому поводу пошутил: к русским такое же отношение, как к мексиканцам, они здесь самая дешевая рабочая сила.      
  …Какая звездная ночь!
31 МАЯ. Утро было пасмурное. Разъехалось несколько отдыхающих – как все это для местного населения уже привычно (а ведь наши, советские): загрузили машину, усадили детей в прикрепленные кресла (дети вообще органически привыкшие: сами садятся и застегиваются) и покатили. Машина – тот же дом.
Отправился готовить бассейн к покраске, метров 20 на 40. Нескошенная трава, влажная, путается о мои резиновые сапоги, темная сочная от утренней влаги громада леса. Справа на дороге одинокие машины. Сегодня праздник: День матери (меморидень). Но у частного бизнеса свои законы.
  И вот я со шпателем и щетками, лишь краем глаз скользя по уже знакомому мне пейзажу, спускаюсь в пустой бассейн и приступаю к работе. Шпатель вклиняется во вздувшуюся краску на ржавом металле, сдирает ее, зачищаю металлической щеткой. Я один в тишине, в шорохе и визге моих инструментов. Под ногами уйма гусениц, зелено-коричневые, как пиявки, прилипли ко дну, мечутся стаи муравьев и мурашек, в углах обжились пауки. Монотонная работа - и думается понемногу о разном, автоматически скользят руки, выбирая удобное направление, чтобы соскрести краску. И опять тоже состояние, что было вчера на крыше: пытаюсь раскрутить возникшую мысль или воспоминание, но сам процесс работы, казалось уже автоматический, все дробит, сбивает – и чтобы додумать, углубить мысль, надо остановить этот механический (казалось бы!) процесс рук. Значит, при всем притом, что на него уходит процесс познания, отдача команд – и это путается в процессе мышления, дробит его и все происходит на поверхностном уровне.
Пытаюсь сдерживать себя, не гнать темп в работе, но уж такая привычка  шабашная: время - деньги. И почему-то совестно работать медленно. А ведь мне определена четкая плата – мизерная. Для хозяина я дешевая рабочая сила, к тому же, которая умеет делать разнообразные работы, и он старается выжать из меня все возможное, не прибавив ни цента. Здесь, в Америке, мои напарники не раз предупреждали: «Куда гонишь, твою такую…И зачем нам твоя рационализация! Тебе платят копейки за час работы – вот и тупо паши! Думай о главном: чтобы работа не кончилась…»  Да, здесь работают быстро лишь под надзором, и у рабочих развивается внутреннее чутье: следит ли за тобой хозяин.   
После обеда медленно разошелся дождь, заметно похолодало. Пришлось отложить работу. Послали убирать квартиру после съехавшего дачника. Оставленные вещи говорят о хозяине. Пьяница, в прошлом году чуть не спалил собственного внука. Но видно, что человек не ординарный: в вещах, в их расстановке - пытался украсить свое жилище. Но спешно, недоделано, спотыкаясь, хотя задумки интересные. Так и можно обозначить состояние квартиры: пьяная, но со вкусом… 

ххх
Звонила Мара. Переработала повесть, которую она отослала в интернет всего месяц назад, уже в роман, увеличив на 30% (по ее словам) – и вот уже ищет издателя. «И что ты все о Белоруссии печешься, - укорительно сказала она мне. - Ты бы лучше английский учил». А я уже неделю ничего о ней не знаю, но не перестаю думать. Сегодня просил жену по телефону прочитать последние известия. И почему у меня так болит душа об этой земле? Да, родился, моя родина…но как может народ позволять себе такую скотскую жизнь в ней. Все мои близкие друзья ушли в себя, делают каждый свое в силу своего призвания. Полная общественная апатия. Разъезжаются, удирают - кто куда может. Многие завидуют мне, знают и не понимают моей тяги к этой земле. А я уже давно ощущаю себя гражданином мира…
1 ИЮНЯ. Небо было пасмурное, собиралось к дождю. Но через пару минут прояснилось. А это значит – готовить бассейн к покраске. Оделся соответственно, взял инструменты и спустился в железный резервуар. Сдирал, зачищал, скреб – однообразные утомительные движения, но есть уже привычка: делаешь - делай. И быстро настроился на необходимый ритм работы.
Вокруг гусеницы, пауки, мошки разнообразных видов. Идет жизнь природы, у каждого своя, и я между всеми в тишине жилой природы. От дальней дороги иногда доносится шум машин. Пытаюсь сосредоточиться на пришедшей мысли или воспоминании – но все сумбурно. Каждое новое перемещение в работе, смена действий разрушают процесс мышления.
Думал о наших стариках, которые приехали сюда пенсионерами. Живут на американских программах, на всем готовом. Пожалуй, лучше многих аборигенов на пенсии. И, не занятые делом,  развращаются и принимают эту заботу как должное. И еще на эту тему: большинство людей здесь живут и работают с мыслью о пенсии. Или это только наши эмигранты? Только и разговоров, как заработать и отложить на старость. А ведь многие и не доживают. Но как оптимистически верят - вся жизнь в накоплении для нее. В перерывах между трудной работой стараются весело отдохнуть, но главное оставляют на потом. А много ли надо старику. И не интерес сегодняшней жизни движет многими, а желание как можно дольше продлить свой век.
2  ИЮНЯ. У хозяев нет плана, нет системы. Им надо как можно больше и быстрее. И весь день дергают меня по мелочам. Вот сегодня: чистил крышу, не кончил, бросила  разбирать уже проржавевшие металлические леса, потом таскать баллоны, затем убирать дом. И вот вроде бы дело: надо поправить фундамент под домом. Смотрел, рассчитал – показал хозяйке: работы на неделю. Посмотрела удивленно, сказала, что надо посоветоваться с мужем, и бросила опять на бассейн: вроде завтра обещали хорошую погоду.
Выбрался навести порядок в своем жилье. Двухэтажный полуразрушенный дом, и кто в нем только не жил уже и после себя не убирал. 
Как делаются людьми деньги – до сих пор для меня загадка. Одно ясно понял: те из эмигрантов, кто умел их делать и при советской системе, быстрее приспосабливаются и здесь. Но там все делалось тайно, с оглядкой – это называлась спекуляция. Здесь же это часть экономики, отработанной веками системы. И нашим уже не надо изворачиваться, хитрить (хотя, и этого здесь вдоволь)  - они быстро входят в экономическую систему (а она – разумная). Спекулянт – это посредник, без которого не может нормально развиваться экономика страны. Каждый, учитывая обстоятельства и законы, думает, изобретает, крутится – и вольно дышит вся система страны.
Делать деньги – особый талант. Многие учатся этому здесь с детства. Наши эмигранты по приезду мечтают открыть свое дело. Но, потолкавшись и обжегшись, идут в услужения к этим умницам. Работают, выслуживаются, копят деньги на увеселение и старость. 
Я старик – через пару дней 64. Страшно подумать, сколько среди моих друзей сверстников ушло уже в мир иной (были и моложе меня). Я бы мог сидеть дома на пенсии, или здесь при детях пробиться на пособие (мне уже положено). Нет – это уже не жизнь, а сытое ожидание смерти  в кругу случайных людей.
Я по натуре не авантюрист. Но вот в очередной раз бросаюсь в такую жизнь. А движет мной только одно: заработать своими руками (каких мне работ уже не приходилось делать),  вернуться домой, к рабочему столу,  и успеть закончить хотя бы часть из задуманного.  Кому это надо? Мне.
А со всех сторон, в том числе и родственники, ругают меня, не понимают, считают черт знает кем: отрываюсь от жены, детей, внуков – и никому нет дела, чем я живу.  Мог бы теперь так хорошо и уютно устроиться. Сытый, при квартире, и при пособии, и разъезжать на машине, и любоваться местными красотами… и даже писать, раз тебе так не можется. Ведь сколько и как писали и в эмиграции (один Бунин чего стоит!).  Но у них это вынужденный смертельный отрыв от родных мест. У меня теперь тоже вроде вынужденное: здесь жена, дети, внуки, не говоря о ближайших родственниках – и у всех гражданство, и новые поколения родились. И никто не жалеет, счастливы…Собственно так и есть, если сравнивать материальный уровень с прошлым. 
И что за напасть?  И понимаю: язык – это стержень жизни. И через него друзья, с которыми благодаря языку мы находим понимание в главных вопросах жизни.      
ххх
Начал недавно повесть об эмигрантах «Соленое солнце». Написал три главы. Вроде, пошло неплохо. Материла в голове много – есть и сюжет и герои. И можно многое сказать о том, как попадают сюда люди, и что происходит с ними. Но нельзя распыляться. Главное: причина эмиграции и ответственность каждого человека за то, что происходит на его родине. И он вынужден уехать из своей страны, отдавая ее на растерзание тем ее гражданам, которые, дорвавшись до власти (а это их главное качество), губят страну и ее народ. Нет никакого прощения ни правителю, ни главенствующей партии, ни их приближенным, если в результате их правления народ бежит из своей страны - этому преступлению нет времени давности. Но, к сожалению, так происходит всегда почти – расплата наступает лишь после их смерти. А в истории остаются их имена, передаются  с проклятием из поколения в поколение, о них пишут книги. Исследования. И вроде бы их деятельность всенародно осуждается, но… рождаются и приходят к власти новые, подобные им. И так без конца…
4 ИЮНЯ.  Красил бассейн. Жара. Всегда страшно приниматься за большую работу. Но приступил – и завелся на весь день. Лес, тишина, и рядом со мной живут своей жизнью множество насекомых, снуют, лезут под кисть. Я их отбрасываю, а они снова и снова. И никакого чувства опасности. Скольким я сегодня даровал жизнь, не ленясь нагнуться и отбросить. А они все равно на каком-то и им самим неизвестном пути.
Работал восемь часов подряд. Сделал раньше своего рабочего дня и, по договоренности с хозяйкой, ушел в свое жилье. Принял душ. В соседней комнате сотни книг, уже не один год втиснутые, где попало. Начал разбирать. Английская и американская литература, много по истории. Толстые тома, хорошо оформлены, многие с библиотечными карточками. Сколько имен мне незнакомо. Встретил Вульфа, Фолкнера, Сименона…  и вдруг Симонов «Дни и ночи». Есть дарственные книги, есть довоенные, несколько десятков на идиш. Это было поместье американца. Бывший моряк, участник второй мировой войны, потом учитель и директор местной школы. На старости продал и уехал куда-то доживать. Я разбирал его дом - мастерскую, много старинных инструментов. Видно было - и мастер на все руки. Нашел две  форменные фуражка старой американской гвардии. В пыли и грязи доживают свой век книги, собранные человеком. А ведь у него есть дети – никому не надо. А книги разноплановые: история, литература художественная, мемуары, документальная…и все гниет. Как больно все это видеть. И как прекрасно изданы. А сколько имен авторов я впервые слышу. Понятно – «нельзя объять необъятное». Но ведь все это культура…
Каждый, даже в сфере своего языка многое не успеет узнать за свою жизнь. А важно – углубление. Контакты народов могут происходить лишь на общекультурном и нравственном уровне – это связь и должна развиваться между иноязычными народами. Это основа, на которой можно строить терпеливо дружественные отношения. Есть своя страна, свой язык, своя культура – и над всем этим общечеловеческая надстройка: совместно выработанная для мира нравственность и культура. Что и происходит здесь, в Америке, само собой. Как бы ни нравилось здесь жить иным эмигрантам, но они цепляются за эту страну и кучкуются по своим национальным культурам и интересам, живут общинами, соблюдают свои традиции. Америка, страна эмигрантов, позволяет им эту самостоятельность внутри себя. И, благодаря этой свободе для каждой культуры, впитала в себя и выработала общенациональную, общемировую культуру - обогатилась. А все потому, что первооснова этой страны – экономика, пожалуй, самая прогрессивная в мире. Вот почему при всем разнообразии своих собственных интересов и привязанностей люди со всего света рвутся сюда. И, конечно, в первую очередь из стран третьего мира. К сожалению, к ним принадлежит теперь и родная Беларусь…
Нет, не «каждый народ достоин своего правительства», а каждый народ  ответственен за жизнь в своей стране.
ххх
Приехало несколько новых работников. Тракторист итальянец сгребает на бульдозере мусор вокруг пруда. Испанец ремонтирует инструменты, кругленький, улыбчатый. Подошел ко мне, чтобы поговорит, но…как все местные жители понимают мгновенно, что ты безязычен: страна постоянного притока эмигрантов. Взаимные извинения и улыбки.
Услышал ломанный русский язык. Пара, женщина и мужчина, Ян из Польши. Он уже здесь 15 лет. Работал когда-то на моем теперешнем месте. Разговорились, мы с ним в одинаковом положении – наемные рабочие - и это располагает к откровенности. Но при этом он все время повторяет: «Ты ему только не говори». Он уже под хмельком. Черноволосый, лысеющий, сверкающие темные глаза, крепко сколочен – человек физического труда. Делает любые работы по строительству. Вырезали одно легкое уже здесь в Америке. Подошла его женщина, извлекла из пакета виски и стаканчики, разлила. Выпили – и разговор раскрепостился. Когда подняли стаканчики и чокнулись, я сказал: «За знакомство и наши родные земли». Женщина хмыкнула и махнула рукой. Им здесь хорошо и не хотят даже вспоминать о прошлом.
Вот это чувство я встречал у многих эмигрантов. Прошлое на родине, как пятно, как позор, в котором они не виноваты. Лишь горький осадок оттого, что им выпало родиться где-то там, мучатся. Но вырвались сюда и обрели то положение (хоть далеко и не лучшее по местным меркам), которое дает им возможность жить материально лучше, чем (нет, для них там уже не родина) там, где угораздило им родиться, и лучшие годы (молодость и зрелость) отдали в борьбе за выживание. Они и здесь борются за выживание, но тот уровень материальных благ, который они уже здесь приобрели, утешает их – и они уже даже не помышляют о возвращении. Но там  остались родственники, и они высылают им подарки и деньги и ищут способов перетащить их сюда. Тесен мир.

ххх
Разговорился сегодня с боссом. Он все планирует, где и что построить, как развернуться. И все время повторяет, что это место ему дохода не приносит – это, как здесь принято, вклад капитала, недвижимость, которая может и не приносить прибыли, но сохраняет вложенные деньги. Я заметил насчет его старшего сына: чувствуется интеллигентность. «Да, я его люблю, - сказал он. – И боюсь за него. Чехова, понимаешь ли, читает. Дед его историк, и они все о литературе говорят. Кому это надо. Дед в Союзе был даже детским писателем. Это там,  в Союзе, им гонорары платили. А здесь надо жить, зарабатывать, обеспечивать семью и старость. Жить – это делать деньги. А он у меня… боюсь за него. Умру я – и кто о нем позаботиться…» Я начал его переубеждать, хвалить парня. Он хмыкнул и отмахнулся:  «Видно и ты такой же…»      
Да, есть раздел между людьми: одни – делающие деньги, другие – тянущиеся к культуре. И правы обе стороны. Так экономика диктует нормальный необходимый процесс развития цивилизации. Но цивилизация ли это? Идет интенсивный процесс насыщения материальными благами – это путь к богатству и сытости тела. А душа?  При таком процессе развития становится все меньше тех, кто бережет душу свою. Все обогащаются - и раз в неделю просят у Бога отпустить их грехи. А государство ужесточает законы, чтобы держать народ в пределах дозволенного, под условным названием «Нравственность».
9 ИЮНЯ. Чудесное солнечное утро. Пробежка босиком по росистой траве. Пахнуло детством. Бежалось легко, но почему-то все время вспоминалось о своем нынешнем возрасте – и это сдерживало от свободы бега. Странное состояние, идущие от рассудочности опыта.
Кажется, практически весь день нахожусь в одиночестве, но нет этого чувства. И деревья, и травы, и облака и горы вокруг – все -  все это словно живое окружение. И стоит остановить на чем-то взгляд - и они начинают разговаривать с тобой, и ты начинаешь понимать их жизнь, их состояние. Уже примелькались и стали по отдельности различимы и жучки, и комары и мухи. Ловлю себя на том, что разговариваю с ними.
И вот началась работа. Обнаружил на новом доме течь в потолке. Полез на крышу, сделал. Задание: перекрыть крышу в старом доме. Беру инструменты, рубероид и на крышу. И все кажется привычным и доступным, потому что за свою жизнь переделал столько видов работ, что каждая новая – вариация на заданную тему. Но главная моя беда: не могу делать медленно. Говорю себе: не спеши,  а через короткое время замечаю – опять быстро. Это уже въевшаяся в меня шабашная привычка. Там действительно время – деньги: зарабатывали за счет скорости и долготы светового дня. Бывало, ловишь себя на том, что уже и не видно объекта работы. Поднимаешь глаза – на небе луна. Здесь же оплата почасовая. И по таким низким расценкам, которые американскому рабочему не понять. Самая дешевая здесь рабочая силы – это мы «рашен» и мексиканцы.. А рашену приходится в начале работать у рашена -  за эту низкую оплату своему «рашену» и идет у них немалая часть накоплений капитала. И некого и незачем винить, тем более обижаться. Каждый проходит свой первоначальный путь («каждый должен съесть свой пуд дерма»). Потоки эмигрантов: это похоже на рыбалку: кто раньше приехал – тот нашел более «клевое» место. Или, как грибник: раньше пришел в лес – снимешь лучшие грибы.  Идет нормальный житейский процесс.
Ненормальность – сама эмиграция. Одно дело, когда человек уезжает жить в другую страну по причинам: увидеть свет, романтика, внутренняя тяга к другому национальному образу жизни и культуре. Никто из нас не знает, где наши корни – зовет и тянет генная память. Но когда покидаешь свою родную страну, где родился и вырос, где твоя родня, твои друзья, твои корни, но нет возможности нормально жить и реализовать себя, дышать – это преступление. Нет, не только власти: тиран и главенствующая партия – это производное. Это преступление народа против самого себя. Если народ не может осознать, собраться, объединиться, чтобы переиначить свою жизнь – это не народ, а быдло. В нем нет общей  живительной  связующей их энергии – есть разжиженная масса, тупая и пугливая. И я чувствую, как поднимается во мне раздражение, возмущение и презрение. И понимаю, если бы не мои близкие друзья там – давно бы уже распрощался даже со своей собственной историей в этой стране. Вся земля – родина каждого человека. И сколько есть стран, в которых можно устроиться и жить – чувствовать себя свободным. И есть такая возможность. Но живет во мне непреходящее чувство стыда и вины. Перед кем? Перед своим прошлым, перед друзьями, перед страной, которую ты оставляешь на поругание.
Почти полмесяца не имею никакой информации о Беларуси. Сегодня  по телефону сын сообщил, что в газете статья: «Батьке дали третий срок». Опять Россия дала ему дешевый газ. Все эти узурпаторы России и Белоруссии повязаны на черных делах. И у кгбешника П. -  рыльце в пушку: он хорошо понимает, что стоит ему порвать отношения с Паханом, и тот растрезвонит на весь белый свет про их совместные мафиозные дела. Для них нет ни народа, ни страны, ни отечества – есть личные материальные интересы и карьера, под лозунгом: «Все во имя страны и во имя человека!» А есть одно главное: ДЛЯ  СТРАНЫ. ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.
      А в Белоруссии  растут цены на продукты и на квартплату…

ххх
Закончил крыть крышу и принялся обрушивать обвисший от дождей потолок.  Пошел согласовать с хозяйкой – она долдонит одно: сделать, но как можно быстрее. Я ей: уйдет весь день. Она: уж очень это долго. Я: мелочи в ремонте порой отнимают больше времени, чем большой объем. Она: и как бы это побыстрее! Я: хочу сделать добротно, чтобы потом на меня не жаловались. Она: да, работаете вы хорошо, но уж очень старательно, а мне надо как можно быстрее. Надо было вам на два месяца раньше приехать. Я (улыбаясь): надо было пригласить.
Да, им хочется как можно больше и побыстрее. То, что я один сделал с бассейном, стоит больше, чем заработал за все эти дни. Вместо повышения зарплаты она приглашает Яна. Тот молча и внимательно слушает ее. Она предлагает ему осмотреть объем работы и определить, сколько на это уйдет времени. Мы идем с ним на объект. Он молча согласился с тем, что определил я, и пошел один докладывать хозяйке. Обещал придти. И не вернулся. Я пришел узнать, как быть дальше. Хозяйка объявляет, что эту работу сделает Ян. Я напомнил, что у меня завтра выходной. Она, помолчав, обронила: «Да…и все же надо работать побыстрее…» Я: «Не устраиваю – можете сейчас же уволить». - «Нет, нет! Вы делаете очень хорошо, но, понимаете, мне надо как можно побыстрее». Я: «Какая работа на понедельник?» Она: «Встретимся – определим».    
Вот маленький эпизод, в котором проявляются все интересы и отношения, где каждый мысленно (и на деле) придерживается своей выгоды. Хозяйка: дешевый работник, умеет многое делать – надо как можно дешевле и выгодней использовать. Ян с ними связан много лет: завидует им, но зависим от них – уже отработана система отношений. Я: да, надо заработать - положение безвыходное, кто знает, как быстро смогу найти работу. С голоду, конечно, не помру, на билет обратно уже заработал. А хочется еще хоть одну книгу издать. Но при этом я хорошо понимаю (они тоже, но при своем интересе): даже при этом ритме работы я делаю намного больше того, что они мне платят. И нельзя позволить унижать себя. Я бы и в теперешнем возрасте выдержал и больший темп работы. Но, господа, надо и меру знать!   
Рассказывали мне уже многие: никто из работников у них больше сезона не выдерживает. Они экономят – и вот довели свое хозяйство до разрухи. И мне прошлый раз неделю дурили голову с оплатой…Снес и свез один целый дом, поставил (Один) телеграфный столб в каменистую почву (вырубал полдня яму для него ломом и кайлом) – и получил копейки…
Это я говорю без эмоций. Просто голые факты. Каждый выбирает свой вариант – конечно, если есть возможность выбора. Можно смириться. Можно создавать видимость быстрой работы: им надо побыстрее и побольше. За всем этим стоит жизненное кредо каждого из нас.
ххх
Лицо власти определяется даже не столько отношением к своему народу (хотя, казалось бы, это и есть первооснова), а именно к избранным из него самим Богом. Пожалуй (Да нет – точно!) ни одна власть на всем протяжении истории не уничтожила  их столько, как наша советская. И какое емкое сочетание: диктатура пролетариата - всеохватывающе! Никак нельзя сказать: диктатура интеллигенции, диктатура бизнесменов   – это нормальное здоровое течение жизни, идущее от реалий: экономического развития общества, культуры, от законов нравственности, выработанных обществом в свободной конкурентной атмосфере жизни, где здоровый практицизм идет от понимания законов природы и желания прогресса.
Будет ли когда- нибудь такое время, когда одна невинно погубленная жизнь  станет законом, по которому все правительство должно уйти в отставку?!
14 ИЮНЯ. Становится привычным режим жизни. Утром пробежка, завтрак, работа. Гоняют от одного объекта к другому по мелочам. Мое дело маленькое: послушал, взял необходимый инструмент в руки и работа… Стараюсь работать ритмично, без суеты. Работой они довольны, но - а  как бы все это побольше  и побыстрее! Предложили работать и в выходной по тем  же расценкам – даже при советах доплачивали. Готовлю обед – отдых час - и попутно просматриваю английские книги, которые я здесь обнаружил, несколько сот. И опять работа до восьми вечера. Да, устаю. С кем общаюсь по телефону, спрашивают: и на крыши лазишь? И весь день в краске - и зачем тебе это надо?
Надо: цель одна - заработать и спокойно сидеть несколько лет за письменным столом (если даст Господь!), и попасть опять в свою атмосферу жизни. Выдерживаю. Спасает душ после работы и крепкий чай. И тогда остаются, или приходят, силы вести эти записи, чтобы не отвыкла рука от пера. А перед сном час с Библией. Все ищу поворот темы к последней главе «Книги судьбы». Перебрал уже много вариантов за эти годы – и чем больше вчитываюсь, тем больше меня ужасает та жестокость, которую проявлял Бог к избранному им народу. Смерть…смерть… И все время напоминает, что он вывел народ из египетского рабства. А какая забота о скинии - поклонении ему. Целое колено левитов освободил от работ, чтобы они напоминали людям о величье Божьем. И ведет он народ по лучшим землям и заставляет уничтожать эти народы. И когда израильтяне ропщут и не хотят смерти этим народам – Он уничтожает тысячами свой избранный народ. Получается: все построено и держится на страхе и смертях. Что, не было других путей и других методов? Он  – всемогущий Бог!    
А ведь так же строилась и строится  человеческая  история. Подавление, насилие, войны…А мудрецы говорят о добре, милосердии. Значит, нравственно уничтожить во имя большой цели? Но так делают и тираны: Сталин, Ленин, Гитлер и пр. А цель, кто бы ее ни выдвигал, звучит красиво. И так на протяжении всей истории идут параллельно теория и практика. Теория долдонит о нравственности, добре, справедливости, любви («люби ближнего как самого себя») – а на практике все строится через насилие и убийство. Выходит – иного не дано. Всемогущий Бог это точно знает. Ведь он, при его силе, мог бы поступать по-другому. Нет – метод единственный. И сам Он все время нервничает и раздражается, злиться на непослушание народа – и пользуется для достижения своей цели крайними методами: от чумы до смерти. Так он добился своего, чтобы отпустили избранный им народ из Египта: применял десять кар, притом, заранее зная, что только последняя – погибель первенцев – заставит Египетского владыку уступить ему.      
Загадка Иова – вот высшая и конечная Любовь и Вера, которой добивается от людей Бог. Для него самое главное – исполнение людьми первой его заповеди: люби Бога своего. За нарушение этой заповеди – никаких прощений. Опять – любовь через жестокость. Вот все это и надо понять? И принять не раздумывая?    
И я не ропщу (и не ратую) на природу, что она не вложила в меня первоначально этого огромного потенциала творца. Я благодарен судьбе, что через все перипетии нищенской, местечковой, тиранической жизни в моем отечестве, она все же наделила меня наблюдательностью и неистощимым желанием видеть и познавать. И волей, сквозь все трудности и неудачи тянутся к этим источникам, которые открывал я в пути, учиться у них – порой очень трудно - но понимать. И сама душа моя потянулась высказать свое, накопившееся во мне за годы путешествия в окружающий меня мир и в мир этих творцов. И это стало моей потребностью, как дышать, и все невзгоды отступают. И вот сейчас, в старости, я готов и рад учиться и, по мере моих сил, открывать то, что сокрыто (скопилось) во мне.
16 ИЮНЯ. Вот и нарушилось мое желанное одиночество. Новый сосед по дому Вася из Мукачево. Уже десять лет промышляет в Америке. Выиграл гринкарту, привез жену и дочку 14 лет. Кем только уже не переработал (сам автомеханик) здесь. Теперь строитель при всей форме: машина, инструменты. В Бруклине платит за квартиру 750 баксов в месяц, жена учится на курсах. Еще одна эмигрантская судьба – и как все схоже: уехали с родины в поисках счастья. При всей тоске и тяге домой, надежды на нормальную жизнь дома уже нет. Вспоминает брежневские времена, как самые лучшие. Ему сорок шесть лет, узнал, сколько мне – сразу перешел на «вы». Работает быстро, суетливо, чертыхается и ругает работу. Нанялся, но еще толком с хозяином не договорились о цене. Заявил, что до субботы доработает и, если его не устроит, плюнет и махнет в Бруклин к семье. «В этом дерьме жить – никогда… Вот ваш Лукаш, что и наш Кучма – одинаковые сволочи и воры». Типичная украинская фигура: большеголовый, с животом, сильные руки и крепкие ноги, глубокие темные глаза, волосы чуть волнистые. Немногословен. Сидели за вечерним чаем, говорили – и кажется, темы наших разговоров исчерпаны. Обронил в разговоре про Яна: «Хуже народа, чем поляки – нет!»  О своей первой работе здесь: уборщиком в детском пансионате «пейсатых». Убирая территорию, за смену находил мелочью до восьми долларов. «Соберу, куплю две бутылки пива, сижу вечером на природе и пью…» В начале перестройки гонял машины на продажу из Югославии. «И что американцам от них надо было? Зачем они их разгромили?…Вот у них Клинтон был самый лучший президент. И чего это они теперь в Ирак полезли – застрянут, как наши в Афганистане. И все равно придется уйти. Американцы ненавидят Буша: уж столько их детей погибло. А как жизнь подорожала…Не, здесь жить не буду. На пенсию уеду домой. Там у меня дом, я его не продал. Сейчас дочку отправил на все каникулы к сестре…»
В таком репертуаре поговорили. И проскакивает, что американцы плохие, дураки, живут за счет чужого труда. Как только пытался с ним рассуждать, анализировать, хвалить эту страну – он замолкал. И проскакивает: «Конечно, кто раньше сюда приехал, им лучше было, все хорошо устроились. А теперь богатеют за счет своих же. Нам копейки платят…»
  Босс, кажется, серьезно берется за строительство: сегодня привезли машину шитика, говорил о каких-то новых рабочих, сказал, что подключит и меня к ним…
17 ИЮНЯ. Нашего полку прибыло: два Василия с Украины.  Оказалось, что все они земляки, живут на родине всего лишь в четырех километрах – а  вот встретились впервые в Америке. Старый Вася (мой ровесник), уже пятый год на пенсии («30 баксов – вот и проживи!»), веселый, говорливый, располагающий к себе, хорошего роста и крепкого сложения, кучерявый с веселыми черными глазами. У всех одно: хорошо заработать, вернуться и как-то жить дальше. Он: «У нас дома никогда порядка не будет». Ездил в Чехословакию на заработки, пока визу не повысили: 500 баксов надо отдать. «У нас много евреев жило, все дантисты да газированную воду продавали. Как разрешили – первые еще в шестидесятых начали уезжать. Потом в 70-е много съехало. А сейчас ни одного не осталось. Последнего Лейзаря на тележке увезли».    
Разговоры о жизни дома: все дорожает, беспросветность. О работе здесь: кто и где мог устроиться. И одна надежда: как-то подзаработать, чтобы можно было вернуться  и как-то дальше выживать.
Поговорили до позднего вечера, разошлись спать. Рабочий день не нормирован у них. У каждого свой секрет: рабочий договор об оплате с боссом. Может быть, кто сколько здесь заработал, и скажут при расставании. Помню, в Нью-Йорке босс мне повысил зарплату в час и предупредил строго: «Никому ни слова! Вон Николай больше твоего у меня работает, а я ему меньше плачу». 
Сегодня занимался покраской. Хочется сделать хорошо, но хозяйка сама дергает меня: «Подмажьте – и так сойдет. Мне бы только побыстрее».
18 ИЮНЯ. После работы мужики съездили за пивом. Посиделки. Разговоры – обо всем сразу: советская ментальность так и прет.
А вот молодой Вася: разговорились - и было сразу много неожиданного.  Учился на юридическом факультете, чтобы платить, ездил зарабатывать в Чехословакию, подрабатывал в юридической конторе (мать и сестра – юристы). Выиграл гринкарту. Уже четыре года в Америке. Неплохо знает английский. Привез жену, успел два месяца послужить в американской армии, но пришлось уйти: спортивная травма, занимался боксом. Хотели сделать операцию, но отказался - опасно. Сегодня дочке исполнилось 9 месяцев. Привез сестру жены – смотрит за его ребенком. Желание одно: получить гражданство и учиться здесь. О Родине: «Нечего там делать. Думаю, и как это раньше я там жил. Ездил домой, всюду одно: все спиваются…»
Вася – старший наездом здесь уже четвертый год, два года нелегалом. Теперь с женой. «Она мне сказала: «Пока не заработаем здесь на каждого по 10 тысяч – домой не поедем. Здесь это не деньги, а дома надолго хватит». Да, пока еще есть силы – можно будет и там еще подработать. Хотелось бы остаться, сын здесь живет. Но как только начнешь высовываться – депортируют. А добиваться законности – можно последнее здоровье положить. Ездил постоянно на заработки в Чехословакию, но там особенно и не заработаешь. Есть две настоящие страны: Америка и Германия».
Есть благодатная возможность понаблюдать, пообщаться и наслушаться историй. Правда, немало уже их видел и понаслышался. Главное понять характеры и судьбы. А надо ли? – невольно задаю сам себе вопрос. А быть может, это может стать продолжением моего  «Венка рассказав - 4». В нем причина отъезда, а в этом «В.Р.-5» – как сложились их судьбы уже здесь. Точно знаю одно: все довольны, что вырвались сюда.
Вот характерный случай. Миша Б., с которым я здесь познакомился, матом ругал эту страну. План был один: заработать и уехать домой. И вот сегодня сообщил мне по телефону, что квартиры в Минске дорожают, и может свою продать там тысяч аж под 50, и купить здесь квартиру. На старости будет хорошее капиталовложение. И когда я заметил: «Значит, ты уже точно определился с Америкой?», он быстро и уверенно перебил меня: «А что там у нас делать? Здесь с работой у меня неплохо пошли дела, и жена неплохо зарабатывает, и дочь учиться, довольна и только здесь хочет жить». А какой подавленный был, когда мы с ним впервые встретились! И вот: третий год его пребывания здесь и все уверенней становится на ноги и залихватски отвечает по поводу просьб своего первого босса здесь, у которого я теперь работаю: «Хочет, чтобы я ему сделал. Да я сам ему заплачу, чтобы он ко мне только не приставал со своими глупыми вопросами! Меньше чем за 15 баксов в час и говорить с ним не буду».  А получал у него 5 в час.
Так происходит почти у всех энергичных, трудолюбивых людей. Надо только выдержать несколько первых лет.
Большинству людей, даже при определенных способностях в каком-то виде деятельности, неважно кем работать: главное - хорошо зарабатывать, т.е. материально хорошо жить. И ничего здесь удивительного нет. Так устроена жизнь основной массы людей. Каким же талантом (степенью его) и любовью к своему призванию должен обладать человек, чтобы через все невзгоды оставаться верным избранному в молодости пути. Обладая мизером материальных благ – быть счастливым. Это люди духа. В этом нет ни различия, ни заслуги. Так устроена их психика: их внутренний мир диктует властно именно такой образ жизни – и это самые счастливые люди.
29 ИЮНЯ. Вот и оборвался раньше немеченого времени мой Кастильский дневник. Все шло к этому с первых дней. И я это понимал, еще отправляясь сюда. Можно было высидеть, вытерпеть ради пусть маленького, но стабильного заработка. Но надоело видеть эти разжиревшие рожи наших бывших соотечественников. Нет, никаких претензий у меня нет. Идет, движется реальная жизнь по своим естественным (но разве человеческим?) законам развития. Все это было, есть и будет: «человек ищет, где лучше…» Да, да, почти  все они живут и захлебываются от счастья, что сделали правильный выбор.
Мой земляк, архитектор, который первые годы мучился здесь и грозился, что обязательно вернется на родину, уже продал свою квартиру в Минске, и теперь смущенно отмалчивается, если вдруг между нами заходит разговор на эту тему, или обреченным голосом обронит, что «там, у нас, никакого просвета, а здесь у наших эмигрантов выступают на первый план самые дурные их качества…»  И он весь отдался этому новому миру, подлаживается, подстраивается и ищет пути, чтобы успокоить все еще беспокоящуюся душу свою. Там, дома, он был ведущий архитектор, лауреат, жена – врач, была насыщенная интересная жизнь, пусть и сложности, хотя в их положении они были не самые трудные, как у многих. Они, обласканные пособием, дешевой квартирой, машиной и пр. - смирились, и в их голосах крепнет уверенность в избранном пути. К тому же, надвигается старость, которая у них здесь материально обеспечена - вот все это и диктует им смирение…
Все это старо и трафаретно. И мне уже не интересно, как литературный материал.
Все это интересно Маре: она сознательно приехала сюда, нашла (вернее, завоевала)  здесь свое гнездышко, утвердилась, анализирует и склоняется к тому, что диктуют ей объективные условия жизни. Работает, пишет по вечерам, публикуется, живет активной жизнью. Закончила очередную повесть из жизни эмигрантов, переработала в роман – для нее это не только существующая реальность, а весь теперь ее образ жизни.
Но ведь и при всем многообразии этого явления – это не главное в жизни. Это суета и недоразвитость цивилизации нашего советского человека. Все эти отъезды, переезды должны быть естественным явлением нашей жизни, ибо каждый из нас – житель земли. А в настоящем для наших людей это выступает как главное. Нет. Человек, его психика, склад характера, общение с людьми, проявление себя, как личности – это должно отражать искусство. Все остальное – это фон, атрибуты, обстоятельства, при которых, в которых, и на которых происходит развитие и становление личности.   
Я потребовал расчета и смотался, определенно зная, что будет трудно с работой в Нашвиле. С житейской философии – дурак, сделал ошибку. Но есть понятия, которые не каждому объяснишь, и не стоит этого делать. Есть моя жизнь. И она моя.
Вечером забрал меня Миши К.  Хочет, чтобы я ему отремонтировал дачу. Но пока есть какие-то семейные проблемы – отложили на позже. Провели вечер…именно провели… Вот еще жизнь одного из эмигрантов: занимается ювелирным бизнесом. Сутки напролет в работе – все идет хорошо. Выстроил огромный, пышный безвкусный дом («Могу сегодня за миллион продать»). У жены тоже ювелирный бизнес. Дети хорошо устроены. На иждивении ее больная мать. Он: «Я когда-то сделал ошибку, что взял ее под свой гарант».  Заметно, что она раздражает его - уже теряет рассудок.
Он и до сих пор азартный игрок. Пока я сидел, в ожидании, когда он освободиться, они с сыном играли в Интернете в какую-то денежную игру. Потом спустились в телевизионную комнату, показал, что у него есть 500 программ. В отпуск обычно разъезжает по разным странам. «Ну, что мне еще надо для счастья». Я рассчитывал: если не поеду сразу на строительство дачи, то задержусь, хотя бы на несколько дней.  Но когда приехал к нему – уже по интернету мне был заказан билет на утро на автобус. До трех ночи, сидя у телевизора, он все время переключал программы, говорили о чем-то необязательном. И вдруг разговорился…
 Он уж 25 лет живет в Америке. Когда-то был педагогом - математиком, спортсмен сборной Республики по теннису, мастер по шахматам, закончил десятилетку по скрипке. Здесь у него ювелирный бизнес. Огромный дом, дача в Кастильских горах, дети устроены. «Я побывал уже в 50 странах, - сказал он. - Что мне еще видеть» – «Вот и опиши, что  видел», – сказал я. И вдруг он признался, что, оказывается, в молодости был спортивным комментатором в газете «Физкультурник», и единственное, кем мечтал быть, хотя во многом добивался неплохих успехов, журналистом. «Очень хотел быть» - откровенно  вздохнул он, и голос его изменился, потеплел – и чувствуется: проговорился о том, что до сих пор затаенно живет в душе. Теперь он крепкий средний бизнесмен. Есть материальная уверенность, работает 6 раз в неделю по 12  часов, один выходной, богатый дом, ежегодные поездки за границу. Может позволить себе многое. Воспитал и выучил, поставил на ногу двух детей, у жены свой бизнес. По приезде мыкался, несколько  лет проработал таксистом, прошел через лапы мафии. До сих пор (с юности) заядлый  игрок: в лотерею, карты, казино. Очень активный и…очень усталый. Весь – натянутая пружина. Но он счастлив…или делает вид? Но то, что он сегодня проговорился, и каким голосом это было сказано спустя  столько лет – говорит о главном: о состоянии души. Ничто не может залечить и успокоить однажды преданную душу…

ххх
Утром душ, завтрак, в машину – и к десяти часам был в Манхеттене на автобусной остановке. Получил билет. В автобусе полно народу, и конечно, тут все ниже среднего класса. Много цветных. В Вашингтоне парадный объезд автобуса по центру города: Белый дом, парк, обелиск воинам, громады домов, бегающие, идущие, играющие, веселые люди. И опять дорога вдоль Кастильских гор. Везде однообразные строительные конструкции и чудесные дороги. Много знаков, машины всех марок и мастей, сотни траков в пути, развозящие по всем территориям этой богатой могучей страны все товары, которые есть в мире. И усталые, устремленные вперед, лица водителей. Много домов на колесах. Рекламы и стоянки. И все, все ухожено: дороги, дома, мосты, реки, деревья и даже листья. Каждые несколько часов остановки. Выходят и входят пассажиры. Уборщики чистят салон, входит новая смена водителя, рассказывает о маршруте. Обслуживающий персонал, и в автобусах и на станциях, в основном черные, неторопливые и вальяжные.
Приехал в Нашвил. И вот пошел новый период: в кругу семьи, общении с внуками, поисками работы и ожиданием случая…
Тот тяжелей расстается с жизнью, кто не накопил духовного богатства. И как бы ни была иллюзорна такая постановка вопроса в уравнении «жизнь – смерть» - она, единственно необходима и приемлема для человека, и помогает спокойно и мудро принять неопровержимый факт самого существования (всегда временного)  всего в этом мире: и человека, и природы, и планеты, и галактики. Только осознанием того, что каждый миг жизни человека – есть сама вечность, если он умеет проникнуть вглубь явления и понимать, как все-все в этом мире (от мошки до планеты) взаимосвязано и первопричинно – человек становится бессмертным. Ибо в нем одном в этот момент заключено прошлое, настоящее и будущее.
11 ИЮЛЯ.  Наша молодежь в Америке.  Все с образованием, нашим и американским. Толковые эрудированные ребята. Они тут уже сознательно, навсегда. Олег: «Знаете, как я понял, что Советскому Союзу конец? Была их выставка: шарикоподшипники,  каждый был завернут в целлофановую бумажку». Учился на первом курсе Московского мехмата.
19 ИЮЛЯ. Апатия, депрессия – по–разному можно назвать, что происходит со мной теперь. И все оттого, что свободен от всего. Нет работы, вернее способа заработать, чтобы иметь возможность продолжить свою желанную мне жизнь: т.е. – опять работать. Но эта работа и есть моя жизнь, мое понимания ее счастья и возможности продлить ее, состоятся. И пусть все, что я делаю, как главное, к чему стремлюсь, в целом окажется никому не нужным, но это моя жизнь, моей совести и чести в этом круговороте жизни людей. Не прошу, не требую, не претендую ни на чье место, никому не завидую. Я хочу оставаться самим собой, таким, каким сложился в процессе труда в отрезке отведенного мне времени. И это моя жизнь, и не надо мне другой.
Перечитываю близких мне по духу художников слова – как я понимаю их! И теперь маленькая отдушина: общение по интернету с Семеном - понимание становится уже с полуслова. Это наши две жизни в общем потоке времени. Есть (и это дано не только случаем, но и моим образом жизни) круг близких друзей, без которых (без общения с которыми) жизнь моя неполная. И пусть мы теперь в долгой разлуке, но все это живет в душе моей, служит подспорьем тому, что я выдержу этот период своего заточения, пусть и есть рядом со мной моя семья.
Вот на этом внутреннем состоянии души и надо держаться. И если это основа жизни, значит, превозмогая все обстоятельства, надо жить и работать над тем, что есть основа твоей жизни. Надо перебороть в себе (и это я сам!) все, что угнетает.
И вот одна из причин моего состояния. Вдали от родных мест я часами вычитываю в Интернете обо всех событиях там – они волнуют, отнимают силы и мысли – весь в желании перемен и надежде, что моя маленькая многострадальная малая родина встрепенется от этого трагического ига – и будет у нее свобода, путь к жизни.
     20 ИЮЛЯ. Ночь. Вчера заставил себя сделать записи – и словно вернулся  к жизни. Этот процесс осмысления прожитого дня всегда спасал меня от самых мрачных сомнений. Жизнь продолжается, и то положение, в котором я сейчас  нахожусь – это не случайность. Это логические обстоятельства моей реальной жизни. И все, что будет впереди (как трудно уже писать так «впереди»), пусть это и самый короткий отрезок времени, но он зависит от тебя одного. Вся прожитая жизнь – это подспорье к тому, чтобы продолжать ее. Есть в тебе стержень, накоплен опыт путем трудов своих и веры – вот и исходи из этих составляющих. Это самое главное в данном, казалось так гнетущем, состоянии. Ты свободен – действия и выбор за тобой. Есть много времени осмыслить прошлое, отобрать, взвесить и оценить. И есть возможность осознать, кто ты и что успел сделать. А ведь что–то успел, как бы ни ломала жизнь, в каких бы крутых обстоятельствах не оказывался. Вот в этом вера и уверенность, что можешь и дальше идти своим путем к цели, достигнуть которую никогда не сможешь. Но пусть радует тебя то, что ты живешь и умираешь на пути к ней.
Вот и заставил (именно так!) себя сегодня засесть за начатую повесть – и с каждым часом росла уверенность, что смогу ее закончить. Главная трудность в одном: слишком много скопилось материала. Отбор, отбор и отбор…Хочется в одной этой повести отобразить не столько жизнь эмигрантов, сколько причину эмиграции, ответственность государства перед человеком (а государство – это не власть, это народ – его облик), и главное, самого человека: что остается в нем от личности в процессе болезни под названием «эмиграция». Вот самое важное во всем этом всемировом процессе – и особенно человека соцсистемы. Человека, который рос и воспитывался под гнетом коммунистической идеологии, результат который страшен - раздвоение личности: при  красивых идеях извращенная реальная жизнь.
Десятки людей прошли передо мной. В большинстве психология их схожа от полученного социального наследия этой системы. Устраиваются здесь по-разному, но стремление к одному: обустроить, успеть, как можно лучше,  свою материальную жизнь. И очень мало остается среди них тех, кого мы называем личностями, т.е. творцами по своему призванию, без которого они не мыслят свою жизнь, как бы ни благотворил им случай, материально устроится среди новой для них действительности.
21 ИЮЛЯ. Так ждал этого события в Минске. А оно – сегодня: Пахан в своем амплуа. Странно: Россия газом поддержала его, однако «Вести» подробно на первой же странице показали, как происходили события - разгон людей. Проснутся ли люди? И если и это событие не послужит криком помощи для мировой общественности, то власть будет держаться коварством, угнетением и кровью до того, пока не загнется «всенародно подобранный» – и, пожалуй, у нас будет покруче, чем на Кубе и в Корее…    
24 ИЮЛЯ.  Жара под 40. Я на лестнице у второго этажа: обдираю, шпаклюю, крашу. Вот уже четыре часа подряд. Глаза заливает соленым потом, рубашка и джинсы мокрые. Пью воду, крыша металлическая – не притронешься. А я доволен: есть работа. И это состояние мне необходимо: это физическое ощущение, которое надо описать в начатой мной повести «Соленое солнце» – из таких пережитых собственной шкурой деталей и создается образ, состояние – все то, что  есть (вернее, на чем и строится) проза. И вот что еще радовало меня в процессе работы: я не столько страдал от этого состояния «обжаривания», сколько пытался запомнить все нюансы этих ощущений и (как трудно это!) пытался устно описать то, что происходило со  мной, с моим телом и чувствами, моим сознанием.
Но и это не главное в том, что я хочу описать – это всего лишь последствия. Важно, как произошло, что человек попадает в ту или иную ситуацию, которая противопоказана  его жизни, развитию, если жизнь человека есть первейшая ценность государства. Да, есть такая работа сама по себе, которую надо делать. Но важно то, какие обстоятельства привели к ней. Вернее, то положение, в котором оказывается человек. И тут – опять прихожу  к той же истине, которая не отпускает меня.      
В каждом личном событии повинен и сам человек. А когда в одинаковом положении оказываются (ненормальном) граждане одной страны, то повинно не правительство, а все вместе ее граждане. Ибо притом, что каждый терпит от правительства, а люди не могут объединиться, чтобы противостоять такому положению – и определяет общий уровень этих людей. Это не люди, не граждане. Это – стадо. И те, кто делает попытки противостоять этому положению, этой антижизни, как в стаде, расталкиваются всей этой массой и вращаются в ее круговороте. И самые сильные, созревшие, осознают единственный путь к спасению: надо вырваться из вертящегося кольца стада. Оно сжимает со всех сторон и подминает под себя. И нередко упорство вырваться кончается смертельным исходом. И даже очутившись на свободе, счастливчик чаще всего теряет столько сил в этом вырывании из этой массы, что у него остается их так мало, чтобы начать новую желанную жизнь на свободе. А те, кто остался в стаде – притираются и доживают. И, что самое ужасное, почти никто из них не чувствует своей вины такого скотского состояния и со злобой смотрят на тех, кто вырвался – и вдогонку ему несется их хоровой вой ненависти. Идет время, в этом стойле появляется молодняк – и он уже принимает окружающую действительность, как данность, как норму жизни.

ххх
Встретился с родственником Борисом, приехал из Израиля навестить старика-отца, художника. Жена у него умерла, живет один в двухкомнатной квартире, получает пособие – и все это предоставлено ему страной, для блага которой он ни дня не работал. Вот один из главных показателей жизни этой страны. Бесплатное медицинское обслуживание для этих стариков, которое намного, по сравнению с оставленной ими родиной, продлевает их жизни. Все остальное – от самого человека. Одни (их большинство) по – животному наслаждаются этой жизнью на уровне самых примитивных ее проявлений: еда, развлечения, встречи с членами своей семьи и своим окружением, стариками, которые живут под одной крышей, в отведенном им государством месте. Гуляют, беседуют. В основном о здоровье и лечении. Другие, кто имел в своей жизни творческую работу, продолжают ею заниматься. И все они благословляют эту страну, радуются за устроившихся в жизни своих детей, сумевших наладить свои жизни намного лучше, чем в оставленной ими стране. И главная радость: полная уверенность  в будущем  своих внуков.   
Борис З. Живет в Израиле больше 10 лет. Инженер по специальности, но там работает бетонщиком. Тяжело, бывает и безработица. Но есть жилье, учатся дети, свободно дышат, получают профессии – благожелательная обстановка рождает чувство своей родины. Он стал верующим ортодоксом. Как во всем, глубоко проникает в то, чем занимается. Да, трудно живется, да еще в окружении соседей – врагов. Но уверен, что сделал правильный выбор: у детей есть желанное будущее.


ххх
Кажется, определился с работой: пригласили в сапожную мастерскую. Чего только мне не приходилось делать в своей жизни для заработков, но и интересно. Не до жиру – есть главная задача на ближайшее время: заработать, чтобы иметь рабочую жизнь за письменным столом. Работа не пыльная, очень однообразная, но это не должно меня угнетать. Хозяин – мой земляк, из Минска, работал начальником гальванического участка на заводе электрощитов. В 90-х годах подал на выезд, перевели в рабочие. Уехал (42 года, жена и двое детей), хорошо помыкался, как и многие, на разных грязных работах. Освоил у американца профессию сапожника, открыл свою мастерскую. Выучил двух дочерей, способные девочки. Теперь одна мечта: помочь младшей дочери закончить колледж (архитектурный), еще три года, выйти на пенсию, продать мастерскую и отдохнуть за все эти трудные года. У него уже все есть: большой дом (два сдает), машины, сбережения, дети обеспечены.  Он получил большой заказ от фирмы – и пригласил меня. Делаю работу в его мастерской, он получает свою долю. Приходил сегодня заказчик, посмотрел мою работу и пошутил в сторону босса: «Делает лучше тебя…»  Сжал зубы, надо работать…
24 АВГУСТА.  Ехал на машине на работу. С утра был уставшим от вчерашнего. Вереница машин на одноколейке. Дождь. Вдруг меня заносит – вместо тормоза нажал на газ. Это видимо и спасло от крутого разворота перед вереницей машин. Меня занесла с асфальта на траву, сбил деревянную ограничительную стойку, прорезал в траве две колеи – и машина застряла. Почему-то была первая мысль: «Вот…только нашел работу и потеряю…» Вышел, осмотрелся. Машины проносились мимо. Включил аварийный огонь, дал задний ход. Машины остановились, и моя машина легко выехала на дорогу. И поехал. И тут вспомнилось, что утром, когда садился в машину, невольно вырвалось из меня: «Ну, с Богом…»   
Работа без перерывов, только выскочишь, раз в час, сделать несколько затяжек, да минут двадцать на обед. Работа уже стала автоматической. Иногда перебрасываемся словами с боссом. Он крутится, как волчок: ремонт, прием клиентов, ответы на телефонные звонки и шутит по поводу интенсивности все 12 часов: «Хочется хорошо кушать…» И опять о мечте: скорей бы на пенсию.    
Вечером приехал домой, принял душ и, вместо того, чтобы заняться своим делом – перечитываю прессу о Беларуси. Все, кажется, что-то должно произойти. Но опять вмешивается Россия, и Путин выпускает коготки.

ххх
Взглянул на календарь: оказывается, сегодня 29 – потерял счет дням. Такое со мной здесь теперь происходит часто: и в дни безработицы и в дни загруженности работой. Уже шесть дней отработал на новом месте. Сапожная мастерская – вот и этот вид работы дано мне прочувствовать собственными руками. Это, далеко, не стройка. Но усталость не меньше, особенно от однообразия движений.
Босс Гриша, небольшого роста, коренастый, в юности занимался серьезно борьбой, выносливый. Рассказал, как ждали в Италии, когда выехали, своей участи. Вызвали их друзья из Чикаго. Но тут было уже новое положение: надо внести за вызываемых 6 тысяч долларов. У них не было, и он сам не захотел: не представлял, как можно будет расплатиться такой сумой. Ждали несколько месяцев. Пригласила Нашвилская еврейская община. Знакомых никого. Встретили, дали двухкомнатную квартиру с мебелью, холодильник набит продуктами. Две недели за счет общины возили на работу на такси. Работал подсобником, и полгода бесплатно помогал сапожнику – учился. Открыл свою мастерскую – уже тринадцать лет свой бизнес. Полторы тысячи в месяц платит за помещение. Жена уже работает в министерстве штата. Все устроены и все счастливы этой новой жизнью.  Мастерская открывается в 8 утра – он же на месте за полчаса, а то и раньше. Полки завалены обувью. Он перебегает от станка к станку: рвет, колотит, шлифует, прибивает, шьет, красит, клеит. Поминутно клиенты открывают дверь (раздается звон колокольчика), бежит к ним навстречу мгновенно, отдает и принимает заказы, рассчитывается, обменивается быстро двумя - тремя фразами, оба дружески улыбаются друг другу, убегает и вновь за работу. Одновременно чинит пять-шесть пар.  Тут же опять входит посетитель, он срывается  к нему и, пробегая, бормочет по-русски: «Ну и что тебе надо…»
Вчера вбегает ковбойского типа мужчина с роскошными усами, поджарый и улыбающийся, они дружески обнимаются, оживленно беседуют. Потом он берет кожу, отрезает кусок и начинает что-то мастерить. Босс говорит мне: «Это мой учитель. Сейчас живет в соседнем штате. Уникальный мастер. Делает спецзаказы, обувь с музыкой. Ковбойские сапоги с росписью. Сам рисует, сочиняет музыку, записал уже несколько своих дисков» Через час я увидел некое сооружение из прослоек кожи – для ортопедической обуви. Так же дружески они расстались. «Раньше, когда он здесь жил, - говорит босс, - мы дружили семьями. Он развелся с женой и уехал. - И опять с теплым блеском в глазах. – Мой учитель!»
Овладел несколькими операциями до автоматизма. Сдельная работа – отсюда и ритм ее. В перерывах, пока сохнет клей, надо приготовить следующую пару обуви. В шесть часов вечера подсчет изготовленного. Вчера сделал больше нормы, которую делает босс. Сколько так  выдержу – трудно предположить. Голова теперь вроде и свободна, можно думать. Но пока только одно: усталость от напряжения и дрожь в руках за рулем, и одно желание: спать. Однако заставляю себя прочитать прессу в интернете, а в кровати по привычке читать.
ххх
Сажусь в машину, поехал, и втискиваюсь в поток машин. Люди возвращаются с работы, они привыкшие к такому образу жизни и передвижения. Сосредоточенные и спокойные лица. Разговаривают по телефону, пьют кофе, воду, смотрятся в зеркало, но все чутко следят за движением вокруг себя. Дорога идет по холмистой местности, в один строй – не обгонишь. Терпеливо следуют друг за другом, и когда спускаешься по дороге вниз, видны впереди десятки машин и красные сигнальные огни. Навстречу проносится второй поток машин. У многих зажжены фары, хотя еще ослепительно светло – для безопасности. Дорога извилистая, по бокам огромные участки земли с особняками, все в деревьях и остриженной травой, огромное поле для гольфа, за оградой пасется табун лошадей. Почти на каждом перекрестке церкви, около них огромные площади для парковок машин. Уже десять дней мелькает у меня перед глазами этот пейзаж. Узнаю дорогу и все отчетливее замечаю архитектуру домов. Каждый индивидуален, и чем богаче дома вокруг – тем меньше указана скорость движения на дороге. А снизишь скорость - и в открытое окно проникает жар. Вот такая езда два раза в день – необходимая часть жизни американца. Давно заведенный внутренний ритм жизни. Вчера поставил себе задачу во время работы: обдумывать повесть, тем более материала достаточно. Но уже через несколько минут все пропало: малейший поворот в работе – концентрировало меня  уже в другом направлении.
В мастерскую входят часто клиенты, всех мастей и возрастов. Многие, продолжая разговаривать по сотовому телефону, протягивают подбежавшему боссу квитанцию, забирают мешочек с обувью и выходят. Вот входит ковбойского типа мужчина с седыми крупными усами, вот стройная высокая девушка с русыми пышными волосами, в плотно облегающем ее платье-сарафане, полный мужчина с двумя шумящими мальчишками – подхватили свои мешочки с обувью, устремились к выходу, и отец держит перед ними открытую дверь. Вот белая старушка и вся в белом. И только и слышно почти у всех с одной интонаций: «Ой, гуд, гуд! Сень кью! Ба бай!» - и несмываемая американская улыбка. А босс бегает от клиента к клиенту, обслуживает, находу прощается и вновь в его руках очередная обувь для ремонта.
6 СЕНТЯБРЯ.   Сын купил новый дом – вот движение его жизни здесь за 10 лет. Приехал пацаном в 18 лет, работал, учился – все себе оплачивал сам. И теперь достиг уровня жизни среднего американца. Есть хорошая работа, семья, профессионал в своей деятельности. И есть уверенность в жизни, и есть вкус к ней. 
Три дня переезда. Взяли машину на прокат. Загружали вещи – просто оброс ими. Тоже и у старшего сына: работа, свой дом, семья, дети учатся в хороших школах, и уверенность в этой жизни. Хотя живет он здесь всего пять лет. Что еще надо для спокойствия родителей. Желать им только здоровья и радоваться вместе с ними.
Много уже перевидал друзей из их окружения. Все устроены, имеют хорошие работы, жилье, развлекаются и путешествуют – и все чувствуют себя равноправными гражданами этой страны. С уверенностью можно сказать, что приобрели они здесь свою родину. Поневоле принимается древняя мысль: «Родина там, где тебе хорошо». Никто не может выбрать себе место рождения, и как бы ни мечталось, но приходится убеждаться в том, что это действительно для них счастливый случай, как и для тех, кто родился в этой стране – и уверенно налаживают свою жизнь умом и энергией. Не надо страдать и устраивать революцию.
 Все чаще прихожу к грустной мысли, что никакие совместные потуги людей построить  в своей стране нормальную, здоровую, цивилизованную жизнь, даже при их героических усилиях, не увенчаются успехом, пока по воле Рока, какой-то высшей силы, управляющей родом людским на всей планете, не создадутся определенные обстоятельства (это награда или естество развития жизни на земле?), способствующие тому, чтобы люди получили  возможность развиваться цивилизованно. Отчего это зависит и в какой момент произойдет этот процесс – невозможно предугадать. Фатализм?   
Но почему меня так тянет вернуться в последний маразм социализма в Европе? Теперь, когда вся семья моя и родственники устроились здесь, и мне спокойно за них.    
Первооснова всему – язык. В нем все: друзья, корни, атмосфера – т.е. стержень души. Пусть многое здесь радует мне глаз, принимается душой, и даже есть возможность при этом уровне продлить свое физическое существование, но это будет лишь затянувшееся во времени плотская жизнь. Ибо то, что есть во мне главное, жизнестойкое, создано мною самим, я пронес это сквозь время и жизнь, подчинив всего себя цели – и это основа моей души. Пусть и прозрел он в тоталитарных условиях, но выстоял – и в нем моя среда обитания. Остановить может только смерть.
2 НОЯБ. О причине эмиграции говорят все. Но почему-то не говорит об ответственности каждого человека за то, что происходит в стране, что и послужило главной причиной эмиграции. А не убегают ли эмигранты потому, что обостренней чувствуют не только беду в своей стране, но и свою личную ответственность за то, что они не в состоянии ничего сделать ради ее спасения. Что гонит: стыд, бессилие, ожидание неминуемой расплаты – расправы над тобой не только со стороны бездарного правительства, но и того самого народа, который вдруг очнется и не простит тебе, что ты не смог разъяснить ему того, что когда-то он был просто не в состоянии понять сам.
А если бы объяснили - поняли бы? Сомневаюсь. Масса понимает не тогда, когда душат ее свободу, а когда дорожают водка и колбаса. Кто-то из американских президентов сказал: «Кто выбирает между свободой и безопасностью – теряют свободу».   

                ххх
Слетал в Калифорнию, навестил любимую тетушку, моя вторая семья. Как сдала она за эти четыре года невстреч! Конечно – 80. Но для Америки это не предел. Те условия, которые здесь созданы для наших стариков – эмигрантов, палец о палец не ударившие для ее блага, увеличивают их жизни ни на один десяток лет. Неделю пробыл с ней, взбодрилась. Много беседовали. Она сказала: «Почти не помню последние 20 лет, а вот все прошлое до войны  - словно вчера было. Могу сказать, кто, в чем был одет, как выглядел…»  Каждый ее рассказ о прошлом заканчивается слезами: сколько горького в жизни, сколько безвременно ушедших родных и близких!
   Почти каждый день (их уговаривают!) вывозят в специальный дом - особняк (они называют его «детский сад»). Утром за каждым домой приезжает машина, привозят, делают зарядку, кормят завтраком, развлекают, возят в парк на озеро. В 2 час обед – и развозят по домам. И все это за государственный счет. Здесь несколько месяцев назад читали мою книгу, многие хотели приобрести, прислал 20 экземпляров – разобрали по 10 баксов. Узнали, что я приехал, и попросили выступить. Слушали хорошо, спрашивали. Просили еще книги… Люди со всего бывшего Союза, разных специальностей.
   4 АПРЕЛЯ.  Отработал 12 часов. Особняк в богатом районе среди рощи. Хозяин Пол, итальянец, небольшой, черноволосый, подвижный. Приехали в Америку его дедушка и бабушка. Ломали гараж на две машины, чтобы построить на четыре и сверху спортзал. Когда я приехал, подошел, улыбнулся, поздоровался и назвал меня по имени. Спросил: «Ты тоже из Украины?» Я ответил: «Раша» – «Москва?» – «Минск, Белораша…Ты знаешь?» - «Нет…знаю, чуть-чуть свой итальянский язык…» У него был большой особняк, продал, купил три дома с землей, благоустраивает и хочет продать: недвижность – самый надежный капитал. Целый день что-то делал по хозяйству. Привез из школы сына и повез в спортшколу, футбол. В доме большой каминный зал, все стены – полки с книгами. Не часто это здесь я встречал…         
  А вокруг меня долдонят одно и то же. Вот вчера родственнику помогал клеить обои, и он в который раз, как и все вокруг, спрашивает: «Так ты все же уезжаешь?» Я привычно и равнодушно ответил: «Да». И он начал убеждать меня, что надо думать о старости, мало ли что может случиться – и кто будет рядом, и кто будет помогать и пр. Я перевел разговор на другое. Вот так: живут, вкалывают, не видят уходящую жизнь и не пользуются ею в полную силу, а думают и готовят себя к сытой старости. Задача одна: продлить свое плотское состояние. В Лос-Анджелесе в «детском саду» видел сотни таких стариков – эмигрантов, люди разных профессий и интеллекта, бросили свою страну, работу, которая для них казалась, была призванием. Приехали сюда, полностью изменили  свой образ жизни - и влачат,  «сытые и ухоженные», свою плотскую жизнь, беседуя о том, у кого что болит и как лечатся, какие лекарства надо принимать – они в этом деле доки… и все ради того, чтобы протянуть еще один день.    
    А без личного любимого дела – нет человека: все, что было лучшее – исчезает. И нет уже настоящей радости от жизни. А их дети, в меру своей совести и материального  благосостояния, выполняют перед ними свой долг….      
 
     ххх
Вот так складывается моя жизнь-противостояние: не одно – то другое, судьба испытывает по всем направлениям. Надо выдержать – рефреном отзывается моя душа на все сваливающиеся на меня испытания. И хочется верить, что я прав в своем выборе этого отрезка времени моей жизни. Есть, конечные, другие пути, которые советуют мне мои близкие родственники и даже дальние знакомые – но этого не принимает душа. А как все удобно было бы: по моему возрасту мне уже положено пособие, квартира - и государство будет заботиться обо мне, как с тысячами эмигрантами: тепло, сыто – сиди и пиши. Но – не смогу. Я не стою на распутье. Есть одна дорога, сознательно избранная мной, и я должен (обязан!) пройти ее так, как указывает мне моя звезда, которую открыл для себя на взлете своей души. Да, были уходы с этой тропы, были падения – и я видел, как тускнела моя звезда. Возвращение на свою тропу стоило многих усилий. Но я шел к ней и говорил себе: виноват ты сам. На исходе лет только одна смерть может остановить от выстраданной всей моей жизнью святой истины. Она – моя.
Иногда пытаюсь сделать какие-то записи. В основном сейчас – это переписка с друзьями, которая помогает поддерживать во мне творческий дух. Каждый из них занят своим делом жизни. И, несмотря на весь маразм нашего болота, что-то активно делают, ибо они на своей земле, своей почве…
   А, может, это я сам себе дал такую ошибочную установку: мол, здесь, вдали от дома, не смогу сделать ничего стоящего. Но ведь многие так живут и творят. Но между нами есть существенная разница: они уехали и сожгли за собой мосты. Я же точно поставил цель своего временного вынужденного пребывания здесь. Но то, что мне приходится читать из эмигрантской литературы – почти все вторично. Чувствуются оторванные корни, терзает и мучит их не забота о почве, на которой они взросли, а боль (и прочие эмоции), которые гложут их души в связи с тем, что они оторвались от родной почвы. Конечно, это тоже серьезная тема для творчества. Но она – последствия. Причина же, сама почва, на которой ты родился и вырос, но не ставишь главный вопрос жизни: почему ты должен был покинуть ее – единственное место в мире, с которым связан органически, и почему ты сам не смог сделать так, чтобы эта почва была благодатной для тебя, души, творчества на всю жизнь. Она дана изначально, ты должен быть ее хозяином. И если не случился на ней благодатный климат – ты виновник.   
Написал это и подумал невольно: все это идеализм, из области фантастики или тайное откровения человека к событиям жизни и к самому себе в свете этих событий. Но это неоспоримо, если мы будем  смотреть (и видеть!) на жизнь в ее развитии - развитии культуры духа. Главный, высший смысл жизни в ее усовершенствовании, в гармоническом слиянии человека и общества с божественной гармонией природы. Все это возможно лишь в том случае, если человек самосовершенствуется и ищет виноватых не во вне, а в самом себе. Познание мира начинается и продлевается лишь в процессе погружения человека в себя: каждый из нас есть  вместилище этого бесконечного мира, и каков он будет у нас – таков мир будет вокруг нас.
Если ты всю жизнь докапывался до истины, нашел ее и осознал – не думай, что она и есть истина. И не спеши насаждать ее даже с самой благородной целью. Ибо она лишь твоя, индивидуальная. И если бы тебе было дано прожить две жизни – ты сам бы опроверг ее. Ибо любая истина – это  понятие времени и обстоятельств. Она лишь знаковая точка в определенном отрезке жизни каждого из нас...
               
Нью - Йорк
17 ИЮНЯ. Третью неделю роем траншеи. Шум сумасшедшего города с криками, гудками машин, по улицам беспокойно перекатывается мусор, льет пот. Пьем воду (бутылка на ночь в морозильнике), обливаемся холодной водой из-под шланга. Все автоматически, механически, тупо. И так с 8 утра до 5 вечера.  Обрывки разговоров, усталые шутки и одно желание: выкроить пару  минут, чтобы посидеть, расслабиться в тени. И этот тяжкий труд делает нас всех тупо одинаковыми в наших движениях, общении и, верно, мыслями. Следим за временем: все в ожидании конца работы Неохотно рассказывают о себе. Стараюсь быть ненавязчивым вопросами – это настораживает людей, раздражает. Всех объединяет одно: поскорее бы прошел и этот день.
У каждого до этого, была  своя жизнь, своя  работа. Но как бы, ни было плохо тогда, в другой жизни, все, конечно, умом понимают – и надеяться: здесь будет им лучше. Об этом красноречиво свидетельствует окружающая жизнь. Да и сама материальная сущность – зарплата: даже при самой низкой расценке, человек зарабатывает в день  свою месячную зарплату в той стране, откуда он приехал. Пусть и дорого обходится квартира, но ощутимо копятся  деньги – и люди позволяют себе купить машину, хорошо питаться и одеваться и посылать деньги и посылки своим родным и близким. Здесь, в Бруклине, в основном сталкиваешься и общаешься с эмигрантами из бывшего СССР. Все республики теперь находятся в бедственном одинаковом положении – и у всех одна цель: вырваться. Это особая тема: история  человека, который  сделал огромные усилия, чтобы  спасти себя и свою семью. Но рассказывают об этом неохотно. В основном все - не более трех лет. Кто живет больше, определился, устроился. Эта тема часто повторяется в их разговорах, ибо это один (если не самый-самый) острый и сложный период в жизни человека. В зависимости оттого, что он добился здесь, выстраивается и его рассказ.
23 СЕНТЯБРЯ. Изнурительный труд на износ. И это норма в том положении, в котором оказываются добровольно люди. Эта могущественная молодая страна, сама вырвавшись из рабства, сумела создать такую экономику, что намного перегнала в жизненном уровне даже самые передовые страны мудрой своей  вечностью Европы, и тем более застрявшей где-то в средневековье Азии. Изначальная причина этому идущему  семимильными шагами прогрессу в том, что сюда со всех континентов прибыли самые энергичные, жизнестойкие, свободолюбивые, трудоспособные, авантюрные представители тех стран, в которых они родились. И, несмотря на все  сложности и тяготы  жизни, сохранили в себе эти качества, генетически передающиеся из рода в род и лишь укрепляющиеся в борьбе с обстоятельствами. Этот внутренний стержень остался непоколебим – он-то и дал им решительность и способность оставить насиженные земли в их неблагополучных странах, броситься навстречу неизвестности и начать по-новому  (по своим желаниям и возможностям) строить жизнь. Природный ум им подсказывает, что даже самые отчаянные и терпеливые войны за лучшую жизнь на своей  родине обречены на провал и гибель. Ибо основная закабаленная масса, как бы ни тяготилась тяжелой жизнью в своей стране, не способна быть надежными верными соратниками в этой борьбе за желанную всеми жизнь. Тут все дело в природной психике человека, который из поколения в поколения смирился со своей участью, ввяз по горло в устоявшейся системе, стал хил, труслив, увертлив. И большинству (основному) любое продление своей живой плоти в этом рабстве выгодней и желанней, чем смертельная борьба за свои права, а тем более права на лучшую жизнь своего народа. Сильные люди вызывают у них не преклонение, а зависть, которая перерастает и укореняется в форме внутренней ненависти  - свободолюбивые это поняли. Самые человеческие чувства в них (сожаление, обида, сочувствие, добродушие и пр.) уступили законное место не просто равнодушию, но и презрению. И вот, когда эти чувства овладевают ими - они уже больше не могут позволить себе жить так дальше и вращаться в этом гибельном потоке, который затягивает их и превращает, пусть вначале чисто внешне, в часть этой разжижжений, склочной, опустившейся  массы.  Они увидели этот свет в туннеле, и своим обостренным желанием свободы почувствовали дуновение чистого воздуха, который разжигал их не убитую еще фантазию и желанную мечту о другой жизни, в которой  каждый из них  (чувствовал, знал заранее!)  может, и способен своим умом и трудом построить эту желанную жизнь - единственный  критерий  которой: свобода и уважение к самому себе.
Начало этой желанной жизни - вырваться из этой душной, липкой, униженной,  забитой среды, образумить которую, всколыхнуть, поверить в самих себя они не только потеряли надежду и смысл, но и трезво осознали обязательную гибельность для себя  самих. Всеобщая беспросветность - вот что окончательно выстрелило ими по направлению к намеченной  цели. И силу этого полета не могли удержать ни семья, ни родственные связи, ни друзья, ни пронзительные пейзажи милой родины, которые они помимо своей воли любили, были привязаны и до конца  дней  своих сохранят сыновнюю любовь в сердце. Они осознали, что лучшее в них, в их роде обречено на погибель – и единственно верное, мудрое, как бы это не выглядело жестоко, сохранить это в себе, бороться и отстоять, чем дать погибнуть всему роду.
Во всей  этой эмигрантской атмосфере, где люди живут, приспосабливаясь к новым  условиям жизни, есть одно важное в судьбе человека: большинство, если они могут изменить тому делу, которое избрали с юности, были, казалось, так увлечены им и считались даже  неплохими специалистами – не были  ими.  И жизнь их заключалась не в проявлении и становлении себя, как специалиста, как личности, а в благоустройстве своего быта. Что они теперь и делают на лучшем материальном уровне – все определяется не тем, чем ты  занимаешься и что тебе по душе, а тем, что ты  получаешь за свою работу. У многих  эта измена своему  избранному делу происходит довольно легко и счастливо. И вот тут и определяется  ясно и жестко: что было для тебя твоя  профессия, которую ты сам избрал, даже много проработал и многое приобрел. Тот, кто избрал    свой род деятельности по душе и действительным способностям, а значит по велению души – тот не мыслит себя никем иным. Такие в эмиграции больше всего ломаются, сходят с ума. Конечно, это в основном касается (да и в целом, пожалуй) творческих людей, будь он сапожник или художник. Но сапожник и здесь быстро осваивается, развивается и уже разворачивается по- настоящему и находит счастье. Люди же искусства – это во многом ломка, трагедия. И если удастся пробиться и утвердиться, почти всегда  происходит нарушение  психики.
    Эмиграция – нарушение психики, как бы хорошо человек не благоустроил свою жизнь и материальную и духовную. Прошлое, особенно, наше советское, ведь произошел такой  крутой  надлом психики, всегда с  нами.
   
                ххх
Был в  Белорусском консульстве – поставил отметку в паспорте. Сказал, что еду назад в Беларусь. Сразу  вопрос: «У вас есть гринкарта?» – «Нет».  Тут же  четкий совет:  «Без нее ни в коем случае -  потеряете возможность приехать сюда!»  Вот так теперь все рассуждают, каждый желает вырваться из своей страны, особенно из нашей, где  сплошная  беспросветность. И никто меня не понимает. Собственно, кому это объяснишь, если все просто заражены одним – вырваться из нашего пекла.
И вот теперь в моем возрасте, когда время подводить итоги и осознавать прожитую жизнь – единственное, что мучает меня – это разлука с друзьями. Среди них и хотел бы я умереть. Второе – оторванность от моего образа жизни и моей атмосферы. Да, здесь мои дети, вырастают внуки – это семья, это продолжение рода. И все же, без созданной мной самим атмосферы  общения, которая радовала и была мне подпиткой на протяжении всей жизни – не будет никогда ни радости настоящей, ни счастливой  старости. А этот период наиболее тяжек – ибо я сам изменил своей  прожитой жизни.
То, что мои дети вырвались из пекла  нашей страны – я  рад. Они (тем более их дети) вошли в новую жизни, цивилизацию. Но сам я быстро погибну (духовно) в этой атмосфере, хотя чисто физически намного больше есть шансов  прожить (Это  жизнь?). Я  видел уже много творческих  людей  моего склада жизни, которые навсегда  уехали  сюда  в  надежде  на спасение своей  духовной  жизни – и в  каждом надлом, который  с ними постоянно, как бы счастливо не сложилась их судьба. Причин для этого предостаточно: и разрыв  навсегда с друзьями, и переучивание всему в солидном возрасте – вообщем, комплекс своей  неполноценности будет с ними уже до конца дней, ибо человек – живое существо, у него есть корни, которые взросли и питались на определенной почве. И какой  бы ни была сытой новая почва, но происходит перерождение – и он уже никогда не сможет развернуться в полную  силу своих задатков, дарованных ему Богом. Не будет  цельного организма, всегда  будет сказываться  разлом и раздвоенность личности и – самое печальное: он осознает, отчего это происходит, и тогда чувство любви к родине (естественное  чувство)  у  многих переходит от обиды  к ней  - к  злобе.

ххх

Понимаю, что мои записки - общие первые впечатления, хотя до этого побывал здесь два раза и могу точно констатировать о жизни знакомых мне эмигрантов – благосостояние их улучшается за все это годы. Да, как и во всем мире, есть свои сложности, несуразицы. Но это ли не основной показатель! - люди со всех концов мира рвутся сюда, устраиваются, очень редко ее покидают, и, прожив с десяток лет, уже не представляют свою жизнь даже на покинутой ими родине. 
Америка никого насильно не держит, может и выслать за нарушение ее законов, но ты сам можешь спокойно уехать, и в неприкосновенности сохранится здесь твоя частная собственность.
Свобода, Частная собственность и Закон – вот ее три основополагающих кита. Ничего этого у меня не было за 60 лет жизни в своем отечестве. Моя личная библиотеке – под надзором этого режима, и мне не дозволено вывести из нее  самое любимое и ценное. Даже свои рукописи провозил с риском: я жил и дорожил ими, как своей свободой, за которую надо было бороться ежечасно. Где нет частной собственности – нет и свободы.
Так мы все жили, работали, радовались, дружили, группировались по своим интересам... но (и это не запоздалое открытие) ощущение несвободы было постоянно в нас. “Нет, все не так, ребята”,- пел Высоцкий. И вот все это по-настоящему открылось лишь в последние десятилетия для большинства моих соотечественников после распада нашей великодержавной империи. Нет, пожалуй, еще для меньшинства – разве могли они бы тогда выбрать президентами в России КГБшника, а в Белоруссии политработника пищеторга! Для представителей этих учреждений свобода и закон - их частная собственность. Люди наши практически до сих пор живут за “железным занавесом”. А замкнутое пространство - это гниение. Вот так мы живем, а душа рвется к небу – постоянная раздвоенность: человек в нашей стране должен подгонять себя под идеологию, с которой ну никак не уживается ни тело, ни душа. Опасались порывов души даже перед родными людьми – все жили с оглядкой.
То, что так ясно и четко осознаю сегодня, с юности бредило во мне, но почему-то не приближало к истине. А запутывалось, опять же, в той идеологии, которую нам вбивали с детства. Как бы ни были красивы ее идеи, но все они построены на ложном фундаменте. И мы, рабы этой красивой идеи “коммунизм”,  не только разлагались сами, но и, заблудшие, помогали разлагаться нашим детям. Это зараза еще долго будет неистребима в моих соотечественниках - ибо есть расплата за все в этом мире. Преступление может совершиться в одно мгновение – выздоровление процесс долговременный. Искупление своей вины  - это терпеливое выкорчевывание своих грехов – покаяние. И не сетуй, если для этого тебе не хватит жизни: преобразовав себя, хотя бы в малом – ты помогаешь спастись и своим детям. Так из поколения в поколение еще долго (при, конечно, сознательном действии – очищении) будет длиться этот процесс.
И не сказано  ли в священном писании: за грех одного человека – расплата ждет по четвертое его колено. Когда–то меня ужаснуло это божье проклятие. Я не мог согласиться с ним: в чем вина еще несмышленого младенца? А дело в том, что есть высшая мудрость и истина. Человек – индивидуум, но есть и пребудет всегда составной частью всего человечества. По образу и подобию своему совершил Господь свое высшее творение Человека, дал ему владеть этой землей и возвысил над всеми тварями земли – значит, от него одного, Человека, зависит, какой будет жизнь на этой прекрасной планете Земля. А чем больше тебе дано – тем больше с тебя спросится. И не слишком ли быстро человек уверовал в свое высшее предназначение на земле? Такое не приносят на тарелочке с голубой каемочкой. Это надо доказать, заслужить собственным очищением от содеянных грехов и своих личных, и предков. И как бы ни был благ каждый отдельный человек, но не быть в будущем на земле счастливой жизни, если между всеми не наладится общей гармонии, где каждый, оставаясь индивидуальным, органически входит в целое.
Человечество выработало эту формулу: Свобода, Частная собственность и Закон.
    
                ххх
Здесь эмигранты из всех стран мира. Работают, ездят на своих машинах, обзавелись сотовыми телефонами, электронными словарями – жизнь всех этих людей в научно-техническом цивилизованном уровне выше нашей. Насколько эти люди раскрепощены – они привычно вливаются в жизнь новой для себя страны, которую знают не понаслышке, как мы, “совки”. Чувствуется, что между этими странами были постоянные связи, им привычна английская речь, с которой можно найти собеседника, пожалуй, на любой точке планеты. Когда-то создали язык эсперанто – а жизнь сама все ставит на свое место. И как же наши люди отличаются от всех других своей скованностью от новизны этой новой жизни. А ведь есть, есть у нас высокая художественная культура, жизнь духа. Мы какая-то особенная планета, где все обречены жить вчерашним днем. В массе своей наш народ еще не готов войти в этот новый цивилизованный мир, хотя в него быстро входят жители других стран.
И все яснее вижу, что наш народ еще надолго обречен жить обособленно от всего мира. Многовековое рабство, железный занавес и, главное, даже не идеология, а ее последствие - абсурдная экономика подавляет на корню любую предпринимательскую мысль. Это раковая опухоль всей нашей непутевой жизни, “загадочной совковой души”. Зажатые всем этим абсурдом, люди подавлены и физически и нравственно - и происходит раздвоенность души.
И вот парадокс: ведь действительно богат и возвышен внутренний мир нашего человека. Великое рождается в муках. Сжатый со всех сторон этим абсурдом жизни, человек погружается в себя, мечется, мечтает, фантазирует и, если в нем не подавили творческий потенциал, он способен создавать шедевры, которые становятся достоянием человечества. Быть может, так и задумано Богом. Россия – это котел, в котором кипит и углубляется внутренний мир человека. Для этого есть у нее такие огромные просторы: 33% всех ископаемых планеты на 3% всех жителей земли. Чтобы люди могли существовать, выживать, оторванные от научно – технических достижений цивилизации, питаясь лишь подножным обильным кормом. Люди стонут (особенно теперь в век информации), когда они видят, как живут все другие люди, продолжают тяжело жить и работать, и, однако, позволяют своим правителям (рабоче – крестьянская власть!) помыкать собой. И притом, что в последние годы в периоды перестройки всплыли в верха по-настоящему умные образованные люди, часть которых даже заседает в парламенте. Но... им они не отдают свои голоса на президентских выборах. Что это? Зависть? Месть? Недоверие чужому уму? Всеобщая тупость массы? Извечный российский раздел на белую и черную кость? Классовое сознание? Философия темной толпы? Генетическая наследственность черни? Пусть дурной – но свой! Разговор идет между ними на разных языках. Есть в нашем  народе такое пренебрежительное выражение: “Ишь, какой умник выискался!” Об этом прекрасно написал Грибоедов: горе от ума. Но в результате получается настоящее горе не умному, а народу. И эта, кажется, навечно вбитая в сознание ложная установка: право большинство. И добило это убогое мышление даже гениального поэта: “Голос единицы тоньше писка… единица ...кому она нужна”.
Нет свободы, нет частной собственности, нет конкуренции – значит, нет свободных людей. Человек, благодаря своему таланту и трудолюбию, не только выстраивает свой личный мир, но и влияет на других, помогая им тянуться за ним, раскрывать себя, обогащаться, строить мир без зависти и принуждения, которые усугубляют всеобщую апатию и покорное подчинение тому, которого, казалось бы, избрали всенародно. И этот проклятый патриотизм с закрытыми глазами: мы лучше, честнее, справедливее! А оценка жизни ведется не по идеям, желаниям и прочая – она по уровню жизни конкретного человека в стране.
Как это ясно осознается здесь, в Америке. Все те, кого знал еще в Союзе, буквально за десять лет стали другими людьми. Да, тяжело работают, но знают за что. Мыслят масштабно категориями жизни планеты. И одна главная боль: жизнь до этого переезда прошла стороной. Да, учились, работали, дружили, веселились и пр. Но вся жизнь была под надзором, вынужденная – и человек не мог раскрыть свои возможности в полную силу. И теперь уже никогда не сможет достигнуть того, что было ему дано от природы и Бога. Но есть и большая радость не только от того, что они вырвались — сколько от того, что дети их имеют возможность развиваться в полную силу своих природных данных.
Для меня жизнь там, на моей родине. С которой столько много связано трагического, выстраданного, осмысленного – все это сделало меня таким, кто я есть, к чему пришел, что описывал, страдая вместе с моим несчастным народом на моей родной земле. И друзья, и природа, и могилы – это уже раз и навсегда даны в моей памяти - и этим буду жить всегда. И хочу быть похороненным там, где погиб мой отец, защищая  нашу землю. И пусть это будет последней смертью рода моего на этой нашей горькой страдательной земле.
В компании, где я подрабатывал на жизнь, работают два молодых тридцатилетних коренных американца, Джон и Крис. День победы 9 мая. Они не знают этого праздника, правда, что-то слышали про Великую мировую вторую войну. Не понимают, отчего это Америка  была союзницей с Россией, которая до 1941 года была союзницей с Германией.
               
ххх

Вспоминаю, осмысливаю, записываю - и гложет невольная мысль: не поверят мне, не поймут те, кто проживает на моей родине. Лучше самому раз увидеть, как живут здесь люди, побывать в их благоустроенных домах - и это с первого шага выхода молодого человека в самостоятельную жизнь. Послушать, о чем они говорят, сидя с ними вечерами в уютных кафе и ресторанах, попутешествовать в разные страны, как они это могут позволить себе делать, походить с ними по магазинам и супермаркетам, заваленными товарами на любой вкус. Если вдруг чего–то не окажется - стоит тебе сказать об этом, и сегодня же тебе доставят домой, и можешь этим пользоваться, а если тебе не понравилась – сдать и примут, и вернут деньги, и еще извиняться перед тобой. Этим кстати пользуются многие наши эмигранты.  А может ли представить себе наш  человек, что его открытый почтовый ящик находится у дороги напротив дома, в него тебе вкладывают почту, посылки (если большая, кладут прямо у дверей) — никто чужой не прикоснется к ней. А если вам надо отправить письмо или посылку, кладете в свой почтовый ящик, поднимаете над ним красный флажок –  ее возьмут и доставят по месту назначения в кратчайший срок. Я посылаю письма друзьям, жду ответа – и почему у меня такая уверенность, что обязательно пропадет на  территории нашего  суверенного болота?
Нашим несчастным пенсионерам - старикам, голосами которых пользуются надежно избранные ими же президенты, бывшие партийные функционеры и КГБешники, побывать бы в домах их ровесников здесь, в уютных со спецобслуживанием, бассейнами, игровыми комнатами, со спецавтобусами для совместных увеселительных поездок, со специальными стоянками для них в удобном месте, с привилегий первыми зайти в самолет, с приготовленными ими  на свои похороны деньгами, которые они спокойно держат не в чулке, а в банке, которые приносят им еще и дополнительный доход, и которые, они уверены, правительство не национализирует, не будут подвергнуты девальвации.
Не отношением к детям, а отношением к старикам определяется уровень жизни в стране. Детям – само разумеющееся  - это природный инстинкт живых существ. А отношение к старикам – это нравственные критерии, которые выработало население данной страны. Нет, не население, а НАРОД – ибо только народ способен двигать свою страну к прогрессу и цивилизации, если основа его жизни – мораль. 

ххх

Неделя в заточении. Ушел с очередной работы от наших земляков - работодателей: полная дикая эксплуатация, бей своих, чтобы чужие боялись. Но все это закономерно. Идет естественный процесс выживания в эмиграции, каждый отстаивает свой личный интерес. Тем более, что это люди из нашей соцсистемы, которая в государственном масштабе эксплуатировала и грабила своих сограждан. И все моральные принципы похерены на корню. А были они? Была маска, за которой скрывалось полное бесправие человека. Раздвоение  личности достигло таких высот, которые не знала, пожалуй, ни одна система в мире. Здесь же все происходит открыто, и дана возможность двигаться, трудиться и, преодолевая  трудности, пристраиваться в этой жизни по мере своих сил и таланта. То есть, идет неприкрытая борьба за существование без призывов и лозунгов. Твое  дело – выбирать: или жить на уровне среднего американца: жилье, жратва, машина, зрелища, или добиваться всеми возможными средствами, приближаясь материальным уровнем к сильным мира сего. Конечно, для эмигрантов особые условия приспособления к этой действительности. Не потому что они здесь иностранцы, а потому что не знают и не освоили еще саму кухню  этой новой для себя жизни. Особенно наши совки. Но многие быстро схватывают суть ее, и уже и через несколько лет садятся на коня. Если бы я приехал за этим – все было бы просто и понятно.  Чувствую, что перспектива заработать для того, чтобы спокойно прожить еще несколько лет за рабочим столом – это для меня и составляет смысл жизнь сегодня – приближается к нулю. За этим я и приехал в Нью-Йорк – русская диаспора, без знания другого языка. Но здесь свои волчьи законы выживания. Принимаю, как закономерную реальность. И кому ты объяснишь то, что двигает тобой. 
Ххх
Зато сумел обозреть Нью-Йорк - этот могучий, живой, перенаселенный город мира. Даже не бывая в других крупных городах земли, невольно понимаешь: не может быть нигде такого огромного, кипучего, величественного - кажется, что все здесь находится на пределе человеческих возможностей: и скопление людей, и множество гигантских сооружений, и океан, и огромная река, и заваленность товарами, и сумасшедшее движение на улицах разнообразной техники, и эти взлетающие мосты из бетона и железа – все в таком огромном подавляющем количестве, что ощущаешь себя пылинкой, которая  каким-то чудом держится на земле и все же еще движется в избранном ею направлении.
  Этот город – отдельное государство, который вобрал в себя все то, что создало человечество за свое многотысячное развитие: люди всех рас, культур и религий,  народов, архитектурные сооружение всех стилей и направлений, огромные музеи и множество художественных галерей, большие и малые театры, залы - зрелища всех вкусов и направлений, которые создали народы всех стран и континентов, от бомжа, лежащего на скамейке, до известных всему миру богачей и интеллектуалов.
И вот что важно, главное: каждому здесь есть место, простор, возможности не просто двигаться в своем избранном направлении, а бороться и завоевывать для себя и под себя жизненное, материальное и духовное пространство. Нью-Йорк – это квинтэссенция развития Америки. Но и те десятки маленьких городов, которые я перевидал – это уменьшенная копия Города Яблока. Есть все – лишь в меньших размерах и количестве, но в соответствии потребностей живущих на их территории жителей. Кажется, существует один дефицит –  это полное удовлетворение сужает размах фантазии. И даже самый  маленький город может дать полное представление не только о Нью-Йорке, но и обо всей  стране в целом. Потому что все, что происходит и создается нового в мире – моментально проникает вглубь территории страны – нужны только деньги. Вот над этой проблемой зарабатывать их и воспитывается с самых пеленок все население.  И экономика  устроена так, что деньги можно ковать и тратить в любой точке страны.  Нужны только знание, ум и энергия. Вот этим и поглощена вся страна в целом.
     Да, есть духовная жизнь, есть возможности насыщать себя и выбирать по своим интересам. Но она надстройка в стране, в ее образе жизни – и ее создают и поддерживают только определенное количество населения. Все остальные – делатели и пользователи материальными богатствами. Они прекрасно обходятся и удовлетворены поп массовой культурой, которая помогает им расслабиться от напряженной трудовой деятельности, и удерживает от трудных проблем и страстей человеческих, являясь составной частью функций живого организма. И все же.. все же… пока это, видимо, лучшая система, которая создана для того, чтобы трудиться и чувствовать блаженство  от жизни.
       Поражает в первую очередь - раскрепощенность и особенно тех народов, которые приехали сюда из диких третьих стран, тоталитарных режимов – как быстро, нутром они осознали это и в полной  форме, даже нагло, пользуются. Да, каждый  индивидуалист, есть разобщение, но это то состояние, когда ни ты, ни кто другой не мешают друг другу, живи и пользуйся не во вред окружающим и строго соблюдай законы. Да, народ здесь  законопослушный, а государство полицейское. Но в том его виде, когда на страже обоих сторон стоит и возвеличивается закон.
Многое трудно воспринимается эмигрантами, хотя, попав сюда, и сквозь все ворчания и недовольства, и не помышляют о возвращении в свои страны. Они принесли с собой ментальность, вбитую в них их странами и образом жизни не просто с пеленок, а уже развивающуюся генетически. И тут не надо долго рассуждать, хорошо ли тебе, соглашаешься ли ты с новой  действительностью или нет. Раз ты сделал  выбор и как многие прошел тяжкие препоны, все же пробился сюда и не хочешь обратно в свое “отечество” – терпеливо (и благодарно!)  принимай все, как здесь есть: не  тобой это создано. Но и для тебя, раз ты сам явился, тебя приняли, пригрели, обустроили, не дадут умереть от голода. Все остальное – в твоих руках, уме, энергии. Выбор – за тобой. И то, что для тебя в жизни главное, - определяет твои действия и всю дальнейшую жизнь.         
      Почти   никто не возвращается (хотя многие ворчат и говорят об этом открыто) – новая сытая жизнь затягивает, убаюкивает веру, мечты и совесть – и человек весь во власти своего живота. На какие только ухищрения не идут, чтобы легализоваться в этой жизни! Да, можно жить и здесь, если ты подвластен и живешь своим духом, своим творческим делом – но всегда сковывает ощущение удушья. Ибо то, чем ты жил духовно, родилось там, в твоей стране рождения, крепло, вобрало свой воздух, свою атмосферу, пейзаж, образ жизни, все - все единственное материальной почвы, на которой только и может созреть в полную силу то, что ты носишь в своей душе и хочешь подарить другим в наследство, как свое самое дорогое и бесценное богатство.
Шагал носил в душе свой Витебск и столько впитал своим гением, что хватило на долгую его жизнь, чтобы удивлять и радовать мир своим творчеством. Тургенев много жил и писал о России за границей – оттого так слащаво и книжно все то, что он написал о своей родине. Лишь “Записки охотника” – его лучшая книга, созданная и написанная на той земле, где проросли его корни. Гоголь писал “Мертвые души” за границей, но не жил, а отдалялся, чтобы увидеть и осознать все точнее и ярче издали. Но получился в некотором роде шарж, а не объективная действительная Россия.
Никогда даже в самом диком имперском государстве не бывает все черным. И именно люди. Потому что есть живая жизнь, среда, индивидуальности, среди которых есть те, кто и в темнице несет в себе то лучшее, что есть не только в нем самом и в его народе, но и у всех лучших людей планеты. Вот оно-то, ОНИ,  эти избранники, связывают людей и не дают умереть вере, что люди всей земли имеют одинаковые права на жизнь и когда-нибудь объединятся не просто в Евросоюз, а  Единый союз планеты земля. Внутри человека постоянное раздвоение, система выбора. И, конечно, материальная зависимость и давление диктуют ему свои права. И только те, в ком неугасим огонь творчества и своей идеи, пусть она и не понятна другим, и может быть даже не нужна! – идут, бросаются на ту почву, в которой они чувствуют себя могущими сеять, рождать и взращивать то, что вызрело в их душах. Да, материальная зависимость душит, гнетет. Но человек жив лишь тогда, когда жив Дух  - тогда это расцвет личности и настоящая жизнь.
      Нет, я не пою хвалу Родине – моей первой кормилице. Не в этом суть. Человек – житель планеты Земля. Но у каждого, как и у растения, есть единственное место, та почва и атмосфера, где он родился, впитал именно эти соки и, лишь подпитываясь ими, он сможет высказать себя до предела. А именно в этом и есть ценность, значимость и счастье души человека. Нет, это не иллюзия, не романтизм – это уже и мое выстраданное состояние души всего того, что я видел, чувствовал и осознал. Цветаева, Булгаков, Платонов, Мандельштам, Пастернак и сотни других, кем мы сегодня восхищаемся, воочию, пусть и своей гибельной, но прекрасной и значимой жизнью, стали достоянием человечества, доказали эту истину. Самим Богом было определено им жить, пусть и мучиться, но творить и созидать то, что записано им было в Книге судеб. Я не сравниваю себя  с ними. Но если подобное происходит и в моей душе и я не нахожу покоя – то это и есть мое место в мире, в жизни – мое предназначение. Пусть только и для себя  одного.
       Давно я пришел к выводу, что человек – это свой особый мир. И каким бы он ни был маленьким и пусть незаметным для всех остальных, но именно его индивидуальность и самостоятельность есть значимо составляющая, обогащающая весь наш мир. Смотрю вокруг себя на эту метусящуюся толпу, этот муравейник (особенно здесь в многомиллионном Нью-Йорке) и невольно охватывает ужас. И это жизнь гомо сапиенса? Носятся, расползаются и вновь сползаются в одни и те же места, которые являются их жизнепитательной средой: работа, магазины, зрелища… и лишь почти принудительной силой уставшей души рвутся на природу, чтобы набраться сил у нее и вновь броситься в этот кипящий страстями котел быта, который соорудили сами, своими животными страстями. И так изо дня в  день.
         И только в старости, уже на пенсии, кому повезет дожить до нее, человек, уже чисто физически устав и выдохнувшись, стремится к покою и уединению. И начинает не говорить, спорить, доказывать,  молча размышлять. И нет у него собеседника. Да и как-то непривычно ему это и одиноко. И тогда он обращается мыслями к тому, Единственному, о котором слышал, даже в самые трудные часы призывал и просил, но в суете не замечал - Богу. И начинается  долгий  монолог перед ним. И вдруг возрождается и очищается душа – и много по-иному осознается из прошлого. Человек вдруг начинает различать, слышать ответный голос. И получается диалог. Человек  верит и убежден, что его собеседник Бог. Вот тут–то и приходит высший  финал жизни. Что ты можешь рассказать Ему о себе. Человек говорит, торопится высказаться. И если не слышит ответа – не было у него жизни:  не состоялась она по-божьему наставлению. Многие ли слышали в ответ голос Бога? Не слышат. И, обманывая себя и окружающих, приступает говорить от его имени –  ищет себе оправдание. Но фальшь эта быстро открывается. И окружающие недоуменно смотрят на него: заговаривается –  сходит с ума…старческий  маразм.
А ответа  Бога  тих  и внятен, и слышит его только тот, кто жил по его велению. Каждому человеку Бог дает свой ответ, единственный и неповторимый, который ты сам соорудил плодами своей жизни. И этот ответ недоступен другим. Как радостно и легко рассуждать, философствовать о жизни, приходить к логическим выводам, принимать или отвергать, выстраивать планы - и всей душой строить единственно верное решение. И как трудно сделать первый шаг, а тем более шагать и двигаться к тому, что принял ты всей  своей очарованной душой. С первого шага начинаются препятствия реальной жизни - и тело твое начинает звучно и болезненно реагировать, стонать и требовать сойти с этого пути. Вот тут и проявляется главное: кто ты, как человек, как личность, есть на самом деле. Сколько в тебе духовного, и сколько материального. И что ты стоишь в этом мире. Временное – это победа твоей плоти. Вечное - когда весь мир от прошлого до будущего в твоей душе. И если ты устоял и не изменил ей, всегда найдутся силы, чтобы совершить этот, пусть и краткий в физическом ощущении, полет. Но с высоты его ты всегда  успеешь увидеть весь этот мир в его многообразии и величии – ты коснешься вечности, и увидишь, как колышется внизу, под тобой, человеческий муравейник, ничем не отличимый от миллиона живых тварей, которым создатель при рождении не дал самого главного, что есть Жизнь, настоящая, равная  жизни Бога - Душа, единственная  бессмертная ценность в космическом  мире. Большинство людей живет ради одного: благоустроить свою старость - молодость, зрелость, все силы и ум подчинены этой цели. Рабство всеобщее в настоящем ради обеспеченной  старости…               
…Хвала президенту. То, что мы имеем сейчас - его заслуга. Унижение и уничтожение нас  показывает, что мы сами стоим. И чем жеще и губительней его власть над  нами – тем более проявляется цена нам. Мы терпим, мучаемся – значит, этого заслуживаем. Он, как всякое несчастье, закаляет, если в нас есть еще совесть, разум и воля к победе.               
                Ххх
Был на концерте классической гитары. Муж и жена. Он – кубинец, она из Беларуси. Говорят между собой на английском. Играют дуэтом. В их взглядах друг на друга – гармония  чувств, как в созвучии гармония  звуков.
Два величества – опять же чисто по-американски: колумбийский университет и кафедральный собор. Почти Европа, ближе к Питеру. Каждый дом – индивидуальность. Час ходьбы в этом районе – и вдруг почувствовал: это мое. Это радовало и  пугало. Хотя до этого ходил много уже по Бродвею, в самом центре Н.У. 34 стрит в Манхеттене. Тут предел мировой огромности, монументальности – все подавляет вокруг себя: и эта снующая, толкающаяся, трущаяся масса разноплеменных и разноцветных людей, потоки машин, шуршащие и взвизгивающие ежесекундно, прижимающиеся друг к другу и заваленные разнообразным товаром магазины, бешено - нахальные рекламы, бесконечные крики чернокожих продавцов прямо на улице у заваленных мелким товаром столиках, мелькающие лица пешеходов всех цветов, оттенков и настроений, говор на всех языках мира, всех объединяющая  дежурная улыбка на губах и возглас раскаяния “ ам сори”, бесконечная какофония  звуков и голосов, шуршаний, жующие и пьющие на ходу рты, яркие свободные одежды, раскованная походка, и вокруг всевозможные, всех оттенков цвета,  одежды, дома и машины. А вечером все это освещено ярчайшим фейерверком светящихся окон, фонарей, реклам – все достижения мира в одной точке Земли, где находится место для жизни и движения представителям всех континентов и рас. Все увидеть, отметить, осознать, запомнить – просто невозможно.
И, как квинтэссенция этого уголка мира, вобравшего в себя  всю планету –  японец в метро, играющий на флейте “Катюшу”. Вот классический контраст, в котором проявляется необходимая для мира людей гармония. В этом, как в спектре лучей, прочитывается все, не увиденное и еще неосознанное тобой. Одна эта картина: железобетонное огромное метро, несущиеся поезда, масса людей всех расцветок и утонченный японец - есть образ этого мира, за которым открывается его огромность, глубина и неохватность. Но он уже в тебе. Это картина жизни. Так художник, рисующий пейзаж, рожденный его воображением от бесконечности им увиденного, отбирает скупо только самое важное. А мы, зрители, представляем суть.
Вот парадокс, к которому пришел с возрастом: чем больше вижу – тем меньше уже хочется видеть дальше. Ибо происходит девальвация зрения, души, чувств. Ведь нет конца этому разнообразию, казалось бы.
Если погрузиться в одно увиденное – откроешь для  себя больше, глубже, значимей. Нет, количество не переходит  в качество в данном случае. Каждая вещь или явление несут в себе отражение мира, концентрацию в нем (раз он создан, существует – нужен) всей предыстории, как видишь сейчас многомиллионное и многорасовое скопление людей в Нью-Йорке  - все достижения цивилизации. Описать все невозможно и нет смысла. Изучив одно – откроешь не только его, но и все человеческое в мире. Есть лишь определенные нюансы возрастные, расовые, континентальные. Вот, в метро, чернокожий отец склонился над коляской, в которой лежит грудной младенец; он возится с ним, успокаивает – все-все в нем, улыбка, жесты, мимика, как у любого  мужчины, в котором рождается  чувство отцовства.
И если ты изучаешь мир и хочешь понять его, чтобы передать другим свое знание – ошибка и даже преступление жить и погружается во весь этот мир во всем его многообразие, для этого не хватит не только жизни, но и чувств. Лишь действенное погружение в себя, уход в свое одиночество, как и в мир конкретного субъекта, которого ты хочешь понять, откроет для тебя (и для других) весь мир в целом.  Погружение…
Внутри себя, если ты успел оторваться и уйти от всего суетящегося вокруг тебя мира, в своем  одиночестве мысли и души – разгадка всего мира. А тем более, если ты сам прожил больший отрезок своей жизни и тебя интересует познание в его глубине – надо бежать в уединение. Нового уже ничего не приобретешь. И тут очень важно, как  и с какой  целью ты сам погружался в чрево этого мира.
Вижу вокруг себя много людей из разных стран, принявших  охотно эту новую для себя родину, уже вжившихся в нее, принявших ее законы - как-то все быстро, легко, привычно. Словно заранее были готовы к этому.  А мы, российские, как трудно и тяжело приживаемся. И невольно подумалось: мы - представители нашей мертвой абсурдной системы. Нам вбивали в голову наши идеологи, что мы самые передовые, самые умные, правильные, мы над всеми избранный народ - что там говорить о каких–то неграх, африканцах, китайцах. О, как мы их жалели! И даже европейцы – люди второго сорта, потому что они еще не постигли, не осознали всей мудрости великих учений наших  вождей. Это дано только нам – и теперь наша задача научить этому весь белый свет, запутавшийся в паутине загнивающего империализма.
Помню первую выставку американской архитектуры в Минске  в шестидесятых годах. Огромные на все улицы вокруг очереди. Молчаливое потрясение людей, дрожащие руки, хватающие бесплатные альбомы, значки, плакаты, осторожные и пугливые  вопросы к экскурсоводам. И когда кто-то выразил непроизвольное восхищение - тут же возник решительный голос патриота:  “Да у них земли мало – вот и прутся в небо. Не то, что у нас в самой великой и огромной стране. И чего это им выпендриваться!” И только что нормально беседующие люди, искренно восхищенные тем, что им показывали и рассказывали, мгновенно изменились. Вначале образовалось гробовое молчание, раздалось несколько протестующих голосов, но  патриотическая толпа утопила их в своих криках. И понеслись лозунги: «Мы вас все равно догоним и перегоним! Агитация это! Вражеская пропаганда! Мы вам покажем кузькину мать!” Молодой, лет 25 американец, чем–то был похож на полюбившегося нам тогда Вана Клиберна. Лицо его порозовело, но он, сжав свои узкие бледные пальцы, немного помолчав, вдруг улыбнулся радушной улыбкой главному патриоту и спокойно произнес на хорошо выученном русском языке: “Извините, молодой человек. Вам этого еще долго не понять. Но если вы действительно любите свою родину – не мешайте познавать мир другим”. Опешивший от этой “наглости” патриот что–то начал кричать ему в ответ, но американец ответил: “Извините, у меня работа”, и продолжал спокойно отвечать на вопросы  посетителей.
Мы жалели, учили жить все человечество, идущее не нашими путями. А они продолжали жить по законам, которые диктует естественная жизнь и набиравшая  научный потенциал экономика. И все они, жители одной планеты,  находили между собой общий язык. Легко вживались в  атмосферу той страны, куда  свободно, по собственному желанию приезжали жить. Мы же были патриотами своей родины – нет, нас просто не выпускали. И вот когда появилась такая куцая возможность - люди теперь сами рвутся из страны, которая стала для них территорией идеологических войн и разборок, а те, кто правил ею, разделили богатство страны между собой, обрекая весь народ на  вымирание. Наши эмигранты  больше  других растеряны в новых странах, трудно приспосабливаются, учатся жить сначала, и... ощущают теперь себя людьми второго сорта, понимают свою неполноценность, отсталость, и вот что самое печальное: стараются, стараются забыть свою родину. И как только могут, пытаются перетащить оттуда своих родных и близких. Когда – нибудь будет дописана книга «Архипелаг Гулаг». Каждый человек, каждая семья  до конца дней своих сохранит в памяти эту страшную историю - и это будет сокрушительный последний удар по той системе, которая не только уничтожила половину своего населения, но и держала постоянно весь мир на грани  очередной Мировой войны.

                Ххх
               
Горечь о бесцельно прожитых временах на своей родине прослушивается у многих эмигрантов. Желание забыть навсегда, как дурной сон, ошибку, даже свой позор. И обида: какое несчастье, что им пришлось там жить. Они охотно стараются стать гражданами этой новой страны. Спешат успеть что-то сделать, догнать местных жителей - они активны до полного истощения. А вместе с тем происходит стремительное развитие этого государства, которое осознает в них свою свежую кровь, и охотно создает условия каждому из них развиваться в меру таланта… на пределе их творческих сил.
И вот она объективная истина. Как бы ни был человек предан своей покинутой родине, какие бы прочные творческие, дружеские, родственные связи не притягивали его к ней, происходит процесс настоящего его становления и осознанности – и он невольно начинает думать и понимать, что не обязан тому месту, где было суждено ему родиться. Он – гражданин  мира и вправе выбирать свою жизненную линию (а тем более для своих детей), где может в полную силу осуществить данную ему Богом жизнь. А дана человеку во владение не точка на земле – а Земля.
Происходит переоценка ценностей. Человек начинает размышлять отстраненно о месте своего рождения. Анализирует не только страну, где ему выпало жить, но и народ, среди которого он родился и жил. И понимает, что страна и люди характеризуется не красивыми словами и планами, а тем уровнем, на котором они находятся в сравнении с цивилизованными странами в настоящий момент времени. И как ни больно, горько это осознавать, все яснее видит недостатки, ошибки не только самого себя, но своих друзей, знакомых - того народа, с которым он жил, и все более критично относится и к самому себе, и к своему прошлому, стране и народу.
И если все вместе еще не созрели для того, чтобы изменить жизнь к лучшему, хотя бы идти в ногу с цивилизованными странами – это не только доля этого народа общеисторическая и его беда, но и вина индивидуальная: ты недостоин своих мужественных современников Сахарова, Григоренко, Быковского - истинных ее граждан.
И чем дольше продолжаешь жить вдали от родины и вникаешь в новую жизнь цивилизованного мира, тем больше происходит раскол и отчуждение от своего прошлого. В сердце остаются лишь близкие тебе люди. Боязнь за их судьбы, горечь от невозможности не столько видеть их, сколько помочь им, теребит душу виной перед ними, и чувствуешь нарастающий стыд за свою страну перед людьми, которые строят нормальную человеческую жизнь и не могут понять, чем это так кичится  “загадочная русская душа”.
А, быть может, здесь и нет никакой загадки, а есть историческая расплата за кровавый захват этого огромного простора чужой земли всеми узурпаторами, от Ивана Грозного до коммунистических вождей, и сделавших их народы своими рабами. А поскольку сам народ принял это и не восстал – идет время жестокого наказание по воле Божьей: за грех одного – по четвертое колено.

               


ххх
Свою забитость, отчужденность, инородность понимаешь, когда тебя  представляют людям этой страны - они с извинительной странной улыбкой произносят: “А...рашен...” Это как клеймо: жалость, настороженность, растерянность и отчужденность. Ты словно осколки другой планеты, которая пугает своим непредсказуемым падением несокрушимой силы на их землю. Но человеческое чувство преобладает в них: растерянность и жалость.
А в душе твоей нагнетаются боль и стыд за свой народ. И, чувствуешь, что они могут переродиться в ненависть к своей стране за то, что она  сотворила с тобой. Но осознаешь, что и ты сам грешен вместе со всем своим народом, пусть никогда в жизни не позволял себе унижаться, просить, как мог, противостоял поработителям своей свободы. Если власти не посадили тебя в тюрьму, в лагерь (а такие угрозы было), не уничтожили – ты находил компромиссные решения жить и выживать в этой системе – значит в том, что происходило со всеми нами, много и твоей вины. И не может быть утешением то, что многие твои друзья – товарищи ради карьеры и выживания заигрывали с этой властью, зная о том, что происходит в стране преступного, не меньше тебя. Но все это было внутри твоего  мира: твоя Свобода, которую, казалось тебе, ты не предал. Что-то успел написать.  А если бы ты писал так, как осознавал жизнь вокруг себя, сделал бы намного лучше, но внутренний цензор поглощал наши души — это было вбито в нас с детства. И здесь даже не столько страх, а выдрессированное сознание – идея, которой нас пичкали, была умопомрачительно красива, желанна: свобода, равенство, братство. А кровавые методы их осуществления не осознавались воспаленным умом. И вырос целый народ с больным сознанием. Теперь идет жестокая расплата за нетерпение обманутого сердца.
Виновен. Я - виновен.  Но верю, что будет мне прощение перед смертью, потому что честно пытаюсь понять и осознать случившееся не только со мной - с моим народом, моей страной.          

                2
 
ххх
    Я вернулся на родину. Не просил убежища. Я – гражданин Беларуси, дома.
    Первым делом отправился в милицию, чтобы получить разрешение жить в ней, как у нас узаконено, по месту прописки. Сказал мне начальник, полковник, листая мой паспорт с заграничным штампом, ехидно поглядывая на меня:
- Ну что, проголодались?
- Извините, но в той стране нет такого понятия, - ответил я.
- А мы и так все здесь хорошо живем, - глухо промямлил он, суетливо теребя мой паспорт.
И до сих пор слышу от многих один вопрос:
- Почему ты вернулся?
Люди недоуменно пожимают плечами и отходят от меня, как ненормального: их не интересует, что я видел, пережил, передумал. Они уверены: там жить лучше. 
В беседе с одним американским миллионером я сказал:
- Человек не может быть счастливым без родины.
Он взглянул на меня вприщур своими умными вылавливающими глазами и с нескрываемой усмешкой ответил:
- Родина там, где тебе хорошо.
Мы молча, изучающе смотрели друг на друга, но разговор наш после этого расклеился. А этот умный, милый, добродушный человек от всей души желал мне счастья, и даже предложил свою помощь для устройства жизни здесь. У меня не было оснований не верить ему. 
Мы сидели в маленькой квартирке моих знакомых из России. Пожилыми людьми они уехали к своей единственной дочери. Как это принято в Америке, родители живут отдельно, хотя дочь имеет свои два двухэтажных дома. Выделенное им государством пособие, для которого эмигрант не ударил здесь палец о палец, хватает на сносную, по американским образцам, жизнь. По нашим – их обеспеченность выше среднего достатка. У нас человек, уезжающий из страны, лишается почти всего, нажитого за свою жизнь: не только заработанной им пенсии, фамильной собственности – главного достоинства цивилизованного государства, но и гражданства – святая святых – это право личности.
Хозяин квартиры, честный труженик, отмеченный государственными грамотами, бывший коммунист - его исключили из партии, когда он собрался после выхода на пенсию уезжать к дочери. Во время Великой отечественной войны, защищая свою родину, стал партизаном, был ранен, награжден правительственными наградами, потерял свою семью, которую выдал фашистам его же сосед, и самых близких родственников. Ему было трудно передвигаться: он, мужественно скрывая боль, тяжело поднялся с кресла, прошаркал несколько шагов и остановился, держась за стену. Никто не заметил, как миллионер вышел из комнаты. Минут через двадцать вернулся с большим свертком в руках, без лишних слов развернул его и из металлических трубок собрал конструкцию – специальные «ходунки» для инвалидов - поставил их перед стариком и, смущенно улыбаясь от слов благодарности вокруг, сел на свое место и включился в беседу. 
Не думаю, что он стремился показаться перед нами в лучшем свете – все у него получилось естественно и просто, как сложившийся образ жизни людей в данной системе отношений. Я подумал: отчего же человек с таким чувствительным сердцем не сумел понять меня, когда я сказал, что не может быть настоящего счастья вдали от родины. 
Сами американцы – патриоты своей страны. Они могут часами рассказывать о ней, откровенно и смело анализируют свою систему, обсуждают действия сената и вслух всенародно высказываются и в печати и по телевидению: будь это глобальные вопросы страны и мира или подозрительный прыщ на носу президента.
Не только в праздники на многих домах полощется национальный флаг, он реет на капотах машин, украшает, как икона в русской избе, центральный угол комнаты, оттиснут на  рубашках – американцы гордятся своей страной даже с каким-то вызовом. Но нет в этом высокомерия. Есть убежденность в том, что их страна самая лучшая в мире для жизни человека. Зная, сколько они путешествуют, имеют возможность видеть мир - спорить с ними не было аргументов, да и по мере знакомства с их жизнью, отпадала всякая охота. Но в беседах с соотечественниками я все уверенней вступал в разговоры на тему о верности сделанного ими выбора.

ххх
- Душа моя осталась в России, - искренне признался мне чикагский таксист, сам того не зная, что накладывает бальзам на мою душу. – Но детям здесь хорошо – и это главное. Я, отец, обязан обеспечить им жизнь: если ты работаешь, это не трудно. По нашим российским меркам, я состоятельный человек, хотя всего лишь таксист, а жена бухгалтер. По моему сегодняшнему положению, чтобы ожидало меня там, на родине? Двухкомнатная «хрущевка», изнурительный труд за мизерную плату, стояние в очередях за самым необходимым, ну и, - он кисло усмехнулся, - раз в десять лет профсоюзная путевка в задрыпанный дом отдыха или изнурительная поездка «дикарем» на юг. А тут я уже побывал в Канаде, Мексике, Колумбии, собираюсь во Францию и Испанию. У меня двухэтажный дом, две машины, комнаты обставлены хорошей мебелью, за которой мне не пришлось стоять в очереди: стоило мне изъявить желание – привезли и поставили. В каждой комнате компьютер. Все, правда, куплено в кредит – но всем этим я пользуюсь с первых же дней. Конечно, все это дорого. Но учти: американцы умеют все рассчитать: раз мне выдали в кредит – уверены, что я платежеспособный. В России я был инженером, но о такой материальной жизни не мог и мечтать. А первобытность нашей технологии здесь уже давно пройденный этап - пришлось стать таксистом, но живу не хуже среднего американца…А вот с душой что-то творится. Чтобы ее успокоить – в кредит не возьмешь. Все осталось там, в России. Живу только ради детей, пусть они будут счастливы и никогда не узнают трагедии человека, покинувшего родину.   
- О том, что я советский инженер – экономист здесь никому не рассказываю – засмеют, - сказал мне бизнесмен одной фирмы. – Верх вашей советской экономики выразил первый секретарь ее руководящей партии: «Экономика должна быть экономной». Помнишь анекдот? «Что надо сделать, чтобы развалить самую сильнейшую в мире экономику США?» - «Заслать туда пару наших лучших экономистов»…Да, пять лет мне здесь пришлось вкалывать на черных работах. Но у меня была цель – я ее добился. Еще в Союзе я хотел открыть свой бизнес – но меня обвинили спекулянтом – проходимцем. Здесь же за это дело – поддержали, и дали возможность развернуться. Я счастлив: осуществил свою цель. Ваши идеологи не думают о человеке, хотя провозгласили лозунг «Все во имя человека». А у нас (как гордо и привычно говорил он: «у нас») – все ДЛЯ человека. Чувствуешь разницу? Я только здесь ее понял. Ваш человек – раб, живет в нищете, дышит радиацией, есть нитраты – вот достижения вашей идеологии. Все вы подопытные животные этой лживой идеи, обреченность которой уже давно очевидна. Я спас своих детей от преступных опытов над живыми людьми. 
- Самое великое и главное, что я сделал в жизни то, что приехал сюда, в свободную страну, - рассказал скульптор, наш бывший соотечественник.
Он окончил художественное училище, начал работать, но быстро понял, что семью не прокормишь, если не будешь работать по указанию партии. А для настоящего художника – это смерть. Он закончил технический вуз, но и это не спасло от нищеты – и он уехал с двумя детьми. Способный инженер, он быстро стал на ноги, купил двухэтажный дом, сделал в нем мастерскую и все свободное время отдавался творчеству. Отработав семь лет для получения минимальной пенсии, бросил работу и занялся своим любимым делом.
- Жена прокормит – она программист, - объяснил он. – А у меня теперь есть свобода для творчества. Правда, потерял десять лет, но у нас я бы потерял всю жизнь. Теперь все зависит от меня. В Союзе я получил хорошую школу по искусству, американцы это начинают ценить – они уже нахлебались модерна. Природа человека вечна - она часть мировой природы. Я сделал несколько своих выставок – начали покупать мои работы, появились заказы. Счастье художника – свобода самовыражения.
  - Но, к сожалению, настоящее искусство у нас интересует не многих, - сказал молодой американский писатель. - Нашими вкусами правят спонсоры и менеджеры, все продается и покупается – на бестселлере они делают деньги, и этим убивают понимание того, что вечен лишь дух. Они приучают жить человека лишь сегодняшним материально обеспеченным днем, создают общество потребителей. И все же я рад, что живу именно в моей стране: здесь есть главное для творческого человека – свобода самовыражения. 
Он живет аскетом: зарабатывает на жизнь таксистом – для этого берет на два дня  машину на прокат. Остальное время пишет, не помышляя и не поддаваясь соблазну продать свой талант за хорошо обеспеченную жизнь. Он сам господин своей судьбы, и не понимает, что такое «прописка», «цензура», «тунеядец», «диссидент». Как открыто и искренно говорил он со мной, человеком из «вражеской» страны, вверяя свои сокровенные мысли о родине и себе. Это качество я отметил у многих американцев: они добродушны, доверчивы, открыты. И я невольно подумал: «А может в этом есть свой практический расчет?»   
- Самое дешевое – быть честным, - пояснил мне американский адвокат. – Честность – самый выгодный вклад в человеческое общение. Но для этого надо не только быть, но и чувствовать себя свободным человеком в свободной стране. 
- Да, тут свобода, которую нашему советскому человеку трудно себе и представить, - сказал инженер – электронщик, в прошлом руководитель отдела одного из советских НИИ. – А свободой надо не только владеть, но уметь распоряжаться, чтобы не задохнуться. Наши эмигранты, попадая сюда, теряют голову от свободы выбора: ты представлен сам себе – и от тебя одного зависит, кто ты есть и чего можешь добиться в жизни. Но большинство из них восторгаются не свободой духа – чувство раба в них генетическое, а как голодный нищий тратят все силы, чтобы поскорее разбогатеть. Одни только и разговоры: кто что приобрел, съел, выпил. Однажды я не выдержал и сказал одному из таких рьяных ценителей этой жизни, когда он взахлеб рассказывал, что теперь, здесь, он жрет икру ложками: «Но разве ты теперь испражняешься по-другому!»
- Ты хотел бы вернуться? – в упор спросил я.
- Поздно, - коротко ответил он и, помолчав, рассказал историю своей жизни, не утаивая подробностей.
В Союзе был офицером торгового флота. Материально жил лучше многих своих соотечественников. Но когда у него родился сын, он, находящийся в рейсе по полгода, ушел работать в НИИ – и его семья сразу начала испытывать материальную нужду. Жена, которая знала из его рассказов о заграничной жизни, заявила: «Едем, я тут не могу больше жить!» Она была красавицей, он безумно любил ее, и подумал: «Что я за мужчина, если не могу обеспечить своей любимой женщине хорошую жизнь». Сам он не хотел уезжать, но не мог больше видеть, как страдает его любимая: стоит в очередях, подсчитывает копейки до очередной зарплаты. Им одолела гордыня – и он добился право на выезд. Когда они приехали сюда, он плохо знал язык. Пришел в фирму устраиваться на работу, ему дали схемы – и он быстро в них разобрался: его не только приняли, но и дали на первое время переводчика. «Поверишь, - усмехнулся он, - 12 лет работаю в этой фирме, а у меня до сих пор никто не просил показать диплома. Я им так дорожил, когда ехал сюда, а теперь – сам не знаю, где он у меня лежит». Все у него складывалось хорошо, но для того, чтобы достичь того уровня, на котором он сейчас живет, нужны были годы. А вокруг роскошь, которую так хочется иметь человеку,  и жена его не устояла – сбежала вместе с сыном к миллионеру – мексиканцу. А через год вернулась и стала перед ним на колени. Он сказал ей: «То, что я ради тебя сюда уехал – могу простить, но предательства – не прощаю». Он подарил ей свой дом и машину.
- У меня теперь есть все, - рассказывал он. – Прибыльная работа, два трехэтажных дома, новая хорошая жена и чудесная дочь. Но нет настоящей радости. Одна мечта: выйду на пенсию, и буду путешествовать. Может, и в Россию загляну – на старости лет, говорят, тянет увидеть то место, где родился. Не жить там, а умереть…Да, теперь моей жизни многие завидуют, но, чувствую, потерял что-то главное, - он смущенно искоса взглянул на меня и машинально постучал себя в грудь, словно успокаивая учащенно забившееся сердце.
- Ради детей я сделал этот выбор, - подчеркнул мне в разговоре менеджер крупного магазина.
В Союзе он работал юристконсулом на одном из крупных столичных предприятий. Рекламируя свою жизнь здесь, он невольно возвращался к этому времени, когда был уважаемым юристом, знатоком своего дела. Но выбор им был сделан и, к сожалению человека и позора нашей системы, назад дороги нет.
- Ностальгия? – переспросил он. – После того, что я пережил в связи с выездом из нашей страны, все проходит.
И рассказал, как поступали с ним в ОВИР, в кассах, на таможне – каждый из представителей этих организаций смотрели на него, как на предателя, но при этом не упускали случая брать с него взятки. Только носильщику надо было платить за единицу груза 150-200 рублей. При этом все эти вымогательства сопровождались открытыми оскорблениями по поводу его отъезда. Вот заключительный эпизод. Поезд уже тронулся. Его пятилетний сын играл на проходе вагона с машинкой. Проводник раздавил ее ногой и выругался: «Проходу нет от вас, предатели!» А перед этим, он содрал с них деньги, обещая поить чаем до Вены. Когда же переехали границу – потребовал еще и доллары.
- Я понимаю, - заключил он свой рассказ, - что не эти сволочи родина. Но они представители той системы, которая гонит человека с его родной земли. Когда я теперь спрашиваю сына о родине, он рассказывает о своей искалеченной игрушке.
Мне часто приходилось краснеть от таких рассказов.
Эмигранты радушно встречают человека, приехавшего с их родины – известие об этом быстро распространяется. Они приходят, звонят, расспрашивают, предлагают свои услуги, возят тебя по городу, по стране – они рады блеснуть своими успехами в новой жизни. А им есть, что показать в личном хозяйстве каждого из них: благоустроенные дома, машины, мебель, вещи, альбомы с фотографиями – свидетельства их поездок по разным странам и континентам. Во всем их поведении не только неуспокоенное доказательство того, что они достигли в годы эмиграции, но и то, что они не ошиблись в своем выборе, пусть и прошли сквозь все испытания эмигранта.
Обычно, они неохотно рассказывают о своих первых годах пребывания здесь, причины у каждого свои – был не один год мытарства из-за незнания языка и образа жизни: с дипломом инженера или врача работали чернорабочими, уборщиками, мойщиками. Но тот, кто выдержал эти испытания, обладая упорством и способностями,  находил работу по своей специальности и вкусу. Открывал свой бизнес, и уверен, что не ошибся в своем выборе.
Первое испытание, которое осознал я в эмиграции: не было живого общения с близкой по образу жизни душой. И вот парадокс: дома, на родине, я подолгу живал затворником в глуши – но не было такого ощущения забытости и чужеродности. Родной пейзаж и уверенность в том, что стоит выйти на дорогу и встретишь первого же путника, с которым вы понимаете друг друга. И потом сама рука тянется к перу. А там, после встреч, сознательно увиливал от желания писать, осознавал: самое важное для взаимопонимания родное слово - в нем тайны души. Язык – это отечество. Все остальное – страна обитания. Многим этого не понять, хотя в душе и сверлит эта незаживающая рана, которую не залижешь всеми благами мира.
Причина, заставившая человека покинуть родину, у каждого своя. Но есть одна, которая всех объединяет: не уверенность в завтрашнем дне. Так скитались первобытные племена кочевников, осознавая, что земля, на которой они живут, исчерпала свои возможности – и во имя спасения рода следует менять местожительство. Этот инстинкт в человеке вечен. А когда он теряет надежду жить уверенно на своей земле, без страха за судьбу своих детей – это чувство «бежать» становится сильнее всех привязанностей и любви. Народ в панике: доказательство тому – увеличивающийся поток беженцев. Люди с нетерпением ждут цивилизованного закона об эмиграции. Вся страна пришла в движение – и поток этот не ослабевает. Иссякла вера в возможность выбраться из этой бездны. А век человека слишком короток.
«Горе тем, кто является в эпоху общественного недуга, - гениально заметил о таком периоде человеческой истории Белинский. – Общество живет не годами – веками, а человеку дан миг жизни. Общество выздоровеет, а те люди, в которых выразился кризис его болезни, благороднейшие сосуды духа, могут навсегда остаться в разрушающем моменте жизни».               

ххх       
В Нью–Йорке Бог услышал мое давнее и тайнее желание. Я наугад открыл телефонную книгу и увидел его фамилию. Когда-то он пошутил: «Одна из провинций Испании названа моим именем – видимо, я потомок испанских грандов». Я позвонил, не веря чуду. Когда услыхал его незабытый голос – слезы навернулись на глаза: друг возвращался из небытия. Я ждал его в районе Манхеттена, где обитают художники.
Расставаясь двадцать лет назад, мы оба были уверены, что навсегда. Он сам сказал мне на прощанье: «Писать не буду – не хочу усложнять тебе жизнь. Я сделал окончательный выбор, а тебе жить в этой стране – и пусть у КГБ будет меньше работы…» 
Уезжал не просто друг, а человек, который был для многих из нас учителем – эталоном художественного вкуса. Общительный, вольнолюбивый, умудрявшийся сохранить в наших тоталитарных условиях независимость, свободу мышления, свой образ жизни. Это был талантливый художник, скульптор, поэт. Власти травили его за человеческое желание жить свободно по законам совести и своего таланта – в милиции он состоял на учете, как тунеядец. Вечно голодный, нищий, он жил в подвале – мастерской, плата за помещение – бесплатно вел кружек по изоискусству у детей. Мы прозвали его «Наш Пиросмани» - такой и была его жизнь в нашем отечестве. Из-под его пера, кисти и резца выходили прекрасные работы: стихи, картины, скульптуры. Но ничего из этого он не мог ни выставить, ни продать. Знатоки искусства скупали у него все за бесценок, многое он сам раздаривал. Когда однажды в его мастерскую залезли воры и украли несколько картин и старый приемник, он с веселой усмешкой сказал: «Меня уже воруют – значит признали. Жаль приемника». Подрабатывал он на хлеб, краски, штаны случайными приработками: то художником на заводе, то вахтером. На одном месте не мог долго удержаться: когда на него нападало вдохновение, он забывал обо всем на свете. Запирался у себя в подвале и сутками не выходил, пока не закончит свой труд. Появлялся всегда голодный, худой, с воспаленными глазами, читал нам новые стихи, рассказы и приглашал друзей смотреть свои новые картины или скульптуры. Мы, как могли, подкармливали его со своих скудных заработков. Он и сам ходил к нам в гости – и этим, хоть раз в день, утолял голод.
Он любил родину, ее историю и культуру, обладал энциклопедическими знаниями. Его обостренному художественному вкусу и необузданной фантазии было тесно и душно в рамках нашей низведенной до примитива жизни, где все должны быть равными в нищете духа. Он не мог с этим смириться. Лишь однажды ему позволили выставить одну из его картин на городской выставке. Называлась картина «Земля и небо». До горизонта простиралась колышущаяся пшеница – в ее изгибах под ветром отчетливо проявлялась обнаженная фигура юноши, смотрящего в небо. На нем плыли облака, образуя фигуру девушки. Это полотно резко выделялось среди других картин соцреализма – и ее со скандалом сняли.
Перед отъездом он впервые в жизни взял заказные оформительские работы, чтобы заработать себе на дорогу. На прощанье подарил мне стихотворение: 
…во дворах жгут осенние листья.
Горький дым, сладкий дым, горький дым.
Наплутал я в погоне за счастьем.
Наплутал. Заблудился. Аминь.
За все эти годы о нем ходили разные слухи, даже самые страшные. Домой он почти не писал: для родных с юности был «отрезанным ломтем», хотя до разрыва все они им гордились. Окончил школу с золотой медалью, в институте получал повышенную стипендию … и вдруг на третьем курсе бросил институт и уехал в Казахстан строить  железную дорогу, поддавшись, как и многие, призыву испытать себя в трудовых подвигах – очередная «великая стройка коммунизма» требовала бесплатной рабочей силы. Подвига не состоялась. Он раньше многих понял этот всегосударственный обман молодежи: десятки тысяч изломанных судеб оставляли они после себя. 
Прошла очередная оттепель – опять надолго сковывалась заморозками страна – начался очередной разгул «построения развитого социализма» Наш бронепоезд стоял на запасном пути, пытаясь шумом создать иллюзию движения. Обострилась «охота за ведьмами» – травля любой здоровой мысли: партийные функционеры, воодушевленные своей победой над идеями 20 съезда, подняли на щит «взметнувшиеся  на должную высоту» усы «вождя всех народов» - густые брови автора «Малой земли». Мир со страхом взирал на очередной разгул мракобесия в «империи зла», и открывал свои двери, спасая из нее, превращенной в террариум, тех, кто не успел попасть в лагеря, тюрьмы, психушки – каждого, неугодного властям. 
Надрываясь до хрипоты, пытался пробиться к людской совести Высоцкий, не давал окостенеть нашим душам Галич, гремел набатом голос Солженицына, глаза честных людей были устремлены на город Горький, где томилась в ссылке честь страны – Сахаров. Увеличивался тираж самиздатовской литературы – причина падения тиражей официальной прессы. По ночам слух людей припадал к приемникам, вслушиваясь в передачи «Голоса Свободы». Страна захлебывалась в политических анекдотах: чтобы обезопасить себя от сексотов, все они начинались с одной фразы: «Одна сволочь рассказывала…» На страну обрушился экономический кризис. Одними обещаниями «развитого социализма» народ не прокормишь – и началась торговля людьми: в обмен на выпуск людей из страны западные страны подписали договоры о поставке самых необходимых продуктов, даже хлеба, житницей которого в мире всегда была Россия.
Поток эмигрантов определялся тем, каков был экономический кризис в стране. Брежнев, играя в демократа, подписал Хельсинское соглашение о правах человека, а наши дипломаты, сглаживая опрометчивость своего дряхлеющего кормчего, дудели на весь мир: «Решение всех вопросов прав личности является внутренней компетенцией самого государства!» Страна погрязла в коррупции, взятках, мафии, преступности. И чем страшнее складывалась жизнь в стране – тем возвышенней и велеричавей освещались события в официальной прессе.
На горизонте подступал к своему свершению год 80 – обещанный год построения коммунизма. И хотя всем было ясно, что этого никогда не будет, на всех видных местах в городах и селах пестрели поблекшие лозунги: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Автор этого лозунга, очередной «кремлевский мечтатель» скончался у себя под бдительной охраной своего преемника, которого он сам приблизил к себе настолько близко, что «благодарный» послушник сумел прикончить своего благодетеля, и, охаяв на весь свет, снисходительно позволил похоронить его на Новодевичьем кладбище. Кремлевское кладбище на Красной площади теперь стало его личной вотчиной: на нем готовились места для тех, кто помог ему придти к власти.
Анекдот: Звонит женщина: «Леонид Ильич, помните, мы спали вместе с вами?» - «Тише, жена услышит. Где мы спали?» - «На 25 съезде». Да, страна напоминала спящую обломовщину. Но не храп потрясал страну, а разгульный бесшабашный смех – люди уже открыто смеялись над указами, постановлениями, приказами, отказами…наступил последний этап терпения. Древняя легенда гласит. Вождь воинственного племени, захватывая очередную территорию, обкладывал ее народ налогами. Через некоторое время отправлял посыльного узнать, как там. «Плачут» - докладывал посыльный - «Добавить налоги». «Молчат» - «Добавить». «Смеются» - «Оставить» - заключал вождь. 
Народ наш уже хохотал в полный голос, но командно - административная система под руководством своего одряхлевшего правителя не вняла совету древнего вождя. Тому были причины: в стране было запрещено изучать настоящую историю человечества – все были обязаны штудировать «великую трилогию нового кормчего». А он с нетерпением ждал получить высшую регалию в стране – генералиссимуса. Его китель, увешенный наградами, уже не вмещал их – 48 килограмм веса. Когда на экране телевизора неделю не появлялось лицо его владельца, в народе шутили: «Лежит в хирургическом отделении – будут расширять грудь».      
Поколения менялись: «пятидесятники», «шестидесятники»,  «семидесятники»  - мы переставали быть людьми, исчезали личности и имена – всякому явлению находилось обобщающее название – кличка. Все, что было связано с интеллектом в стране – преследовалось. «Что с нами происходит?» - долетел до народа голос «деревенщика» Шукшина. Обессиленный народ мучительно размышлял: «Что станет с детьми?»
И, быть может, своим великим терпением мы дождались перемен – так Индия по замыслу Ганди спаслась от английского владычества. Но те, кто считает режим насильственного вталкивания народа в обещанный ими рай, не поступятся своими принципами, даже если на этом кровавом пути погибнет все человечество. Многие из наших соотечественников не дождались нового времени: преодолев унижение, ужасы геноцида, вырвались из страны. Но все мы, кто остался, встретили это новое время с изломанными душами. 
С такими мыслями стоял я на шумной Нью-Йоркской улице и с нетерпением ждал встречи с тем, кто, преодолев все мерзости нашей жизни, уехал по спасительной визе…
Я узнал его издали. Та же стремительная походка и небрежно расстегнутая рубашка, но когда-то широкая борода стала клинообразной. Глаза его, всегда искрящиеся вдохновенным светом, блестели, но этот свет почему-то не притягивал, не грел.
- Что будешь пить? – спросил он.
- Что и на родине, - улыбнулся я.
- Чернила здесь не продают, - ехидно усмехнулся он.
Я ожидал потока вопросов, восторгов, а он выдернул руку, заскочил в ближайший магазин и вернулся с плоской бутылкой «Смирновской» водки, бросил мне «Пошли!» и зашагал, не оглядываясь.
Я растерянно шел за ним, и все вопросы за эти долгие годы невстреч смешались в один тяжелый: «Что с ним?» Ошеломленный такой встречей, не помню, что он говорил и что я отвечал, и лишь как-то интуитивно отмечал, что с каждым поворотом улицы становятся все уже, темнее и грязнее. И только в маленьких магазинах ярко светились витрины, и прилавки ломились от товаров. Около дверей бара стоял, сложив руки на груди и сверкая амуницией, огромный негр – полицейский. Ефим посмотрел на него с опаской и обошел – так он обходил милиционеров на наших улицах.
Наконец, мы вошли в старый обшарпанный дом. В дверях он, заискивающе улыбнувшись, сказал швейцару, что с ним гость из России. Тот лениво взглянул на него, бросил «О,кей!» - и вновь уткнулся в телевизор. В тесном дрожащем лифте мы поднялись на двенадцатый этаж и оказались в узком коридоре с множеством дверей. Вдоль стен висели живописные работы. Я не узнал в них ни стиль, ни манеру письма, ни сюжеты и спросил удивленно:
- Неужели это твои?
- Это выбросили на свалку картины одного самоубийцы. Я подобрал их – зачем грунтовать холст и тратиться на рамы, - как-то мимоходом заметил он, открывая дверь своей квартиры. – Извини, я недавно заселился…
В комнате царил беспорядок. Мы уселись на матрас, лежащий на полу. Ефим открыл бутылку, разлил водку по немытым стаканам и сказал:
- За встречу! Поехали!
Я искал глазами среди нагроможденных вещей его картины и спросил:
- У тебя есть мастерская? 
- Пока нет, - равнодушно ответил он, выпил залпом и вновь наполнил стаканы.
Я все пытался втянуть его в разговор, вызвать воспоминания о родине, называл имена знакомых и улицы нашего города. Он что-то бормотал в ответ, пожимая плечами. И вдруг вскочил и начал надрывно говорить:
- С голоду здесь не подохнешь. Не дадут подохнуть! Америка – скатерть самобранка: все для живота. Здесь можно подохнуть только от духовной тоски. Но ей это не грозит, как и большинству ее граждан. Нью-Йорк – это страшный город, но и великий. Лучшие музеи мира, множество театров – но все это не интересует большинство его жителей. Все для туристов: те, кто распоряжаются этим богатством, делают на нем бизнес. Все продается. И меня они хотели купить. Но у них это не выйдет! – прокричал он в разбитое окно, угрожая кулаком бесконечным крышам, темнеющим в вечернем небе. 
Он залпом выпил и продолжил говорить таким знакомым мне бархатным голосом:
- Только у нас, в России, есть дух. Больной, истерзанный, страждущий, но великий Дух. Здесь этого никому не понять! Не дано! 
- Может, вернешься, - сказал я.
- Зачем, - тускло ответил он. – Там изломали мою душу. Здесь, изломанная, она никому не нужна. Все… время ушло. Мне 50 лет – время подводить итоги. «Заверчен я Нью–Йоркской круговертью. Здесь сладко пахнет жизнь. Здесь сладко пахнет смертью», - прочитал он отрешенным голосом и пояснил. – Ты думаешь, я ничего не сделал? Думаешь, я нищий?
Он вскочил, отбросил вещи на полу, поднял картину в простой деревянной  раме и поставил передо мной.
- Смотри, она стоит миллион! Но я не продаю. Называется «Звезда, упавшая в чашку с молоком». Свою душу я не продал у себя на родине, а здесь, - он сумбурно заговорил, возбуждаясь и размахивая руками.
А я застыл пораженный: казалось, попал в мир Босха. В верхнем углу картины в матово-бордовую чашку с молоком вел след упавшей в нее звезды. Молоко разбрызгалось по всему пространству картины, и из него проступали лица людей, зверей и птиц. С правой стороны выступала из рамы веревочная лестница и растворялась в тревожном свете облаков. Все это напоминало Ноев ковчег, конец или начало нового мира. Краски горели каким-то божественным внутренним светом, и сквозь них проступала такая глубина, словно не было холста, и передо мной открылась Вселенная во всей своей непознаваемой и притягательной бездне.
Мы проговорили всю ночь. Фрагментарны и зыбки были его воспоминания о родине, о своей жизни в ней. Он удивлялся, что все хорошо помнят его, и недоумевал, когда я напамять цитировал его стихи. На какое-то время мне показалось, что он пробуждается, медленно возвращается к нашей прошлой жизни – и я начал узнавать его. Но все  шло каким–то провалом, как-будто человек приходил в себя от контузии.
Утром я улетал. Прощаясь со мной в аэропорту Кеннеди, он сказал:
- Бог оборотился лицом к нашей родине. Ужасный эксперимент, кажется, заканчивается. Только великий народ способен выдержать такие нечеловеческие испытания и не сломиться. Я веру, что у нас наступит настоящая человеческая жизнь.
- Вот и возвращайся, - радостно подхватил я. – Ты больше других ратовал за то, что у нас начинает происходить сегодня.
Глаза его неожиданно вспыхнули тем изумительным светом, который всегда восхищал, когда он жил среди нас на родине «непризнанным гением».
- А как насчет «предателей родины»? – горько усмехнулся он, и свет в глазах погас. Он обреченно махнул рукой. – Нет, мне этого не простят.
- Кто? – спросил я.
- Родина… - Он помолчал и добавил. - А впрочем, разве власти это родина. Вампиры и сатрапы умирают. Но вечен смертный человек. 
По причине абсурдных законов нашей жизни распадались дружеские связи, семьи, коллективы. Эти невосполнимые потери каждый из нас помнит не только в часы горести. Они всегда с нами, потому что существует память – неразрывная связь людей через время и пространство.

     ххх

РОДИНА – вот в чем надо разобраться на крутом повороте нашей многострадальной истории, в которую ввергли ее те, кто силой захватил власть и диктовал всему народу свои законы, начисто отвергнув общечеловеческие понятия нравственности. Среди великих носителей мирового духа есть представители всех народов, рас и национальностей. Каждый человек имеет свою малую родину, но величие его духа определяется вкладом в мировую культуру  – он гражданин вселенной.
В США приезжий человек получает гражданство через пять лет, и, покинув, он остается ее гражданином: он сам вправе распоряжаться, где ему жить – это его право и святость. Для коренного американца родина – это интимная связь с местом его рождения. Америка – страна эмигрантов, и она дает каждому угнетенному в другой стране почувствовать себя на ее земле, как в своем доме.   
- За что Америка так хорошо к нам относится? – удивляются старики – эмигранты. – Мы для нее ничего не сделали, а она взяла нас на свое иждивение. Советский Союз лишил нас не только гражданства, но и заработанной нами пенсии.
Дома многих наших эмигрантов можно узнать по березке, посаженной у входа – это символ. Но каждый из них носит свою родину в душе, какой бы обидой ни было изранено его сердце: никому не дано изъять родину из души человека.
В семье потомков известного в России рода Хрущева я увидел комнату в русском стиле. Ее хозяин, бывший воспитанник кадетского корпуса, с гордостью мне пояснил:
- Это наш русский уголок. Комната моей мамы. Она выехала из России во время революции. Прошло двадцать лет, как она умерла, но мы сохраняем все, как было при ней.
В углу икона с лампадой, вышитая скатерть, рушник. На стенах картины русских художников, на полках книги Пушкина, Достоевского, Толстого, Блока, Соловьева, Бердяева, Флоренского, прижизненные издания. Дома говорят по-русски с детыми и внуками, в произношении явно проступает налет архаичности. Одна стена сплошь завешена фотографиями в рамках: пейзажи России и портреты людей. Такое ощущение, словно я попал в музей Толстого или Тургенева. А как они знают русскую историю! Для них она смена живых поколений людей и их нравов – человеческая история.
Для нас же история определяется восстаниями, войнами, захватами чужих земель, революциям. Пересмотрите внимательно хронологическую таблицу учебника истории для поступающих в вузы. Почти вся она состоит из войн и восстаний – словно Россия не земля людей, а полигон для постоянных битв: люди здесь не живут, не работают, не мечтают, не дружат, не смеются, не придерживаются народных традиций и обрядов, не дышат мирным запахом родной земли. Вся история, представленная советскими временщиками – война людей, где брат убивает брата. Вот отчего так легко Сталин и его «соколы» укоренили в сознании советских людей понятие «враг народа». Воспитанные с детства на такой интерпретации истории своей страны, люди хронически заболевали страшной болезнью «сексот»: везде, в каждом человеке были склонны распознать врага, шпиона, предателя, инородца, диссидента, жидомасона. Такой политикой творцы «Краткого курса» скрывали свое невежество и крушили все лучшее, что накопила Россия за свою многовековую историю – и в результате мы получили падение нравственности, экономики, социальной жизни. Попрание человеческих прав и истины – для них главное оружие в борьбе за власть и места у кормушки. И все это – за счет трагедии народа.
На протяжении своего владычества временщики методически и настойчиво пытались убить в человеке чувство родины. Они уничтожали ее лучших представителей, «благороднейших сосудов духа», которые, не щадя живота своего, противостояли в одиночку власти, присвоившей себе незаконно право решать судьбу человека «от имени родины и народа». «Не может сын смотреть спокойно на горе матери родной», потому что он сродни мудрому племени Чаадаева: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклонной головой, с запертыми устами». Какими изощренными садистскими методами эта власть – вампир уничтожала их: история будет вечно ужасаться, изучая и описывая этот страшный период нашей жизни.
Но и те, кто сумел вырваться из страны (не с такой узурпаторской злобой отпускал помещик на волю своего раба!), простые люди, беззаконно лишенные гражданства, вели свою индивидуальную борьбу против системы «вседозволенности»: их отъезд – это не побег, это борьба в силу своих возможностей. В сражении участвуют не только генералы, но и солдаты – и каждый вносит свой вклад в победу, где велась в государственном масштабе война против собственного народа. Человек – не винтик, как его официально обозначила власть: его душа вбирает в себя всю боль и трагедию свой родины, своего изначального места на земле. Все граждане страны, вне зависимости от национальности, любили свою родину, которую они, защищая от внешних врагов, полили своей кровью на полях сражений «справедливых и несправедливых» войн, полили своим потом в «битве за урожай» - их чувства питались «любовью к отеческим  гробам».
Не Родину покидали они, а искали свободу и право людьми зваться.
В одном из интервью писатель В. Аксенов сказал: «Америка – мой дом, Россия  - моя родина».   
ххх

Свобода и право личности – основа жизни и политики США. Об этом четко сказал президент Рейган, побывавший у нас в гостях: «Мы никогда не отступим от главного, даже если нам всем придется погибнуть – это свобода».
В разговоре с одним американским юристом я обрушил на него факты неблагополучия в их стране, которым я сам был очевидцем. Он мирно, и даже несколько снисходительно, выслушал меня и прочитал целую лекцию:
- Да, у нас есть наркомания. Есть бездна противоречий в материальной жизни, есть опасные зоны проживания даже в таком городе как Чикаго, куда лучше не заходить и днем. У нас преступник может ходить на свободе, пока его вина абсолютно не доказана. Но все это плата за нашу свободу. «Пусть лучше один преступник ходит на свободе, чем будет вместе с ним осуждено десять невиновных», - так сказала ваша просвещенная  императрицы Екатерины 2. Вы, в погоне за мнимыми преступниками, уничтожили миллионы невинных. В своей абстрактной идее построить справедливое общество вы нарушили накопленную человечеством нравственность – отмели весь опыт предков. На голом месте взялись строить новую мораль. Это решил не народ, а Ленин заявил на 3 съезде ВЛКСМ: «Нравственность подчинена классовой борьбе пролетариата. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем». Он выдвинул коммунистическую мораль в противовес общечеловеческой – и это преступление стало трагедией народа. Нравственность и мораль не сочиняется, а формируется в процессе реальной жизни. Мораль – это чуткий индикатор процессов, которые происходят в обществе. Ленин, вроде и умный человек, но как противоречит сам себе в пылу полемики. Уже в следующем абзаце он заявляет: «Мы не верили бы учению, воспитанию и образованию, если бы оно было загнано только в школу и оторвано от бурной жизни». Мораль нельзя создать силой оружия.
Профессор, увлекшись, цитировал напамять многие положения Ленина, доказывая, что главная ошибка коммунистической нравственности в том, что она начисто отвергла живую личность, ее индивидуальность, ее права и право на частную собственность – все то, что получило ясное определение во всемирной декларации прав человека. 
- Человеку, забывшему о Бога, все дозволено – так сказал ваш гениальный писатель Достоевский. Забыв о Боге, Ленин отверг мораль своих предков, на которой и сам воспитывался, благодаря которой он и пришел к мысли бороться за счастливую жизнь человечества. Он выступил против морали своих родителей, образованнейших и культурных людей России. Инспектор народных училищ – такая должность давалась в России людям с чистой совестью. А ваш вождь вроде и любил своих родителей, боготворил их. Но вот стал политиком – и все начисто отверг, осмелился поднять руку на самое святое: мать и отца. Этим он и оторвался от нравственности народа.
Профессор свободно и аргументировано анализировал мысли и поступки человека, критически прикасаться к которому, у нас наложено государственное табу со смертельным исходом. Честно признаться, меня коробило не то, что он говорил, а то, что он, в отличие от меня, мог все это так свободно позволять себе. Фетишизм – наш бич. И в этом, пожалуй, одна из главных и роковых ошибок нашей жизни.
Сам профессор – русский, но родился в Америке. Родина его родителей, которые были насильно изгнаны со своей родной земли, живет в его сердце, он связан с ней не только кровью своих предков, но и воспитанием.
- Вы не только уничтожали лучших своих людей, но и многих лишили гражданства – сам Бог, который подарил им землю, не решился бы на такое кощунство, - сказал он в заключении.
Всеми трагическими фактами нашей истории я не мог опровергнуть ни одного его доказательства. Мне не оставалось ничего другого, как промолчать с чувством боли и стыда.
У всех, кто имел хоть какое-то отношение к России, я отметил одно общее свойство: да, они обижены, оскорблены тем, что вынуждены жить вдали от Родины, но более всего они возмущены тем, что те, кто вынудил их покинуть свою родину, не только не спасли ее, а превратили из могучей страны, занимающей когда-то одно из первых мест в мире по экономическому и культурному развитию, в отсталую – сделали ее «империей зла». Партия, обвинившая царизм в том, что Россия – жандарм Европы, превратило ее в мировое пугало. Из самых дальних стран с ужасом смотрели на нее, не ведая, какой очередной вандалистский фортель способна она выбросить: вооруженное вторжение в дела Прибалтики, Венгрии, Чехословакии, Афганистана…Весь мир жил в напряжении, не зная, что ожидать от вооруженного до зубов монстра с голодным населением.
«За державу обидно!»
В этом разговоре я впервые остро осознал: во всем, что произошло на нашей родине, вина каждого из нас. Нет невиновных! Когда родина находится в опасности, а ты пассивен и не предпринял ничего, чтобы помочь ей – виновен! Пусть молчал, не участвовал в неправедном деле, но ведь не боролся…

ххх
Родина! Когда внешний враг напал на тебя, из самой глубины народной души вырвался отчаянный крик: «Родина – мать зовет» - забыв обиды, унижения, рабство и геноцид, весь народ встал на защиту отечества. И победил. Победа придала клике твоих вождей новую силу, и они с удвоенным рвением обрушились на защитивший и ее народ. Теперь от молодого поколения можно услышать упреки своим родителям: «Защищая родину, вы спасли тоталитарный режим. Если бы Гитлер хорошо относился к мирному населению, зная о том, что народ недоволен сталинской властью – он мог выиграть эту войну».
 Нет! Сыновья шли в бой, спасая Родину – мать от иноземного ига – и это было выше всяких обид и унижений. Чувство независимости родины неистребимо в народе – оно, это святое чувство, а не приказы и СМЕРШИ, поднимали солдат в атаку. Народ всегда спасает свою родину – мать, вне зависимости от того, кто правит ею в данный период. И это не родина, а антинародная власть присвоила себе незаконное право лишать от имени народа ее сына гражданства. Кем бы ни стал ребенок – мать никогда не откажется от него, и сын никогда не предаст матери – это закон общечеловеческой нравственности. Лишь изуродованная «классовой нравственностью» душа ребенка Павлика Морозова посягнула предать родного отца, который был вынужден под гнетом бесправия и нищеты, спасая своих детей от голода, добывать хлеб насущный тем способом, на который толкнуло его государство с извращенной системой. 
Родина! Это те, кто незаконно захватил над тобой власть, и правят от твоего имени, несут тебе разруху, голод, нищету, позор, развал экономики и нравственности, коррупцию в общегосударственном масштабе. Бледнеют преступления фашизма перед «сбродом тонкошеих вождей», у которых «что ни казнь – то малина». Гитлер уничтожал свой народ на чужой земле, при этом вывел экономику своей страны на одно из первых мест в мире. Сталин уничтожал свой народ на своей земле больше, чем все вампиры всех времен и народов, и создал такую экономическую колесницу, которая помчала страну в пропасть.
Разве эти выродки рода человеческого – родина?! Они – временщики, пожирающие все святое. В бессильной злобе остановить жизнь, они пожирают сами себя. Это они сделали могучее государство нищим, разрушали его экологию, каждого гражданина превращали во «врага народы» - это они пытались превратить нас в послушное стадо баранов, приарканив позорной «пропиской по месту жительства».
Эти они привели великую нацию к критическому моменту исчезновения.
Это из-за них мне приходилось опускать глаза перед гражданами этой страны: я для них был представителем «империи зла», где брат идет войной на брата, где каждый человек заражен раковой опухолью вины и страха, но, бряцая оружием, претендует на мирового господство.
                ххх
Родина! Первое впечатление, когда я вернулся, было такое, словно я попал в дом без хозяина. Он ушел, убежал, скрылся, исчез … по городам и весям рыщут, суетятся и бранятся по любому поводу какие-то загнанные существа, каждый из которых пытается урвать себе последний огрызок в оголтелой от голода толпе. Все в запустении и грязи. Не оттого ли мы «самый читающий в мире народ», что свободное от изнурительного труда время проводим в очередях – чтением спасаемся от мрачной действительности. Наши очереди стали для большинства стран символом нашей страны. И самые огромные очереди, с руганью и драками до убийства, за водкой. Она осталась единственным средством для народа забыться во всеобщей беде. «Мы тоже дети страшных лет России – безвременье вливало водку в нас», - со слезами на глазах вторили  мы Высоцкому.
Временщики от твоего имени, Родина, планомерно и сокрушительно вершили свое черное дело, не поступаясь принципами. Голоса тех, кто звал нас оглянуться и одуматься, чтобы спасти тебя, Родина, объявлялись отщепенскими, диссидентскими, преступными. Этих людей гнали по этапам, гноили в лагерях и тюрьмах, в одиночках и психушках. Тех же,  имена которых стали достоянием мира, изгоняли из своей империи и требовали от народа их «всеобщего осуждения». А народ говорил: «Кто такой Брежнев? Маленький политический деятель в эпоху Солженицына».
Но и в годы «перестройки» вопиющий парадокс: шут от политики покоится в центре страны, на кремлевском кладбище, так переименовал это святое место на Руси народ, а людям, совесть и честь родины, боровшимся за ее свободу и изгнанным на  чужбину, лишенным права личности,  так и не возвращают гражданство.
Америка дала им дом, сделала своими почетными гражданами, создала все условия, чтобы они могли продолжать борьбу за спасение своей родины. Америка – это та страна, которую один из вождей – временщиков объявил твоим злейшим врагом и заявил от твоего имени, родина, на весь белый свет: «Мы все равно вас всех уничтожим!»
У Америки достала ума и мужества не оскорбиться, не озлобиться, не держать обиду. Американцы миролюбивый народ, они сами избирают свое правительство гласно. В разговорах они говорили мне: «Настоящее правительство – выразитель дум народа. У вас очень хороший народ, терпеливый и несчастный. Да поможет вам Бог!»
И Бог, наконец, оборотился лицом к нам. Мы подняли головы и различили среди своих бед и страданий его страждущий нам избавления лик. «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал», - на этот раз ошибся совесть нашей страны Высоцкий. Господь заметил наши купола, выкрашенные не золотом, а нашими страданиями. Хоть и мало осталось куполов на Руси – их крушили под оголтелым руководством воинствующих атеистов,  но все они, чудом еще сохранившиеся, обагрены кровью народной – и запах этот заструился по всему миру. 
Родина! Почему, когда люди в Америке узнавали, что я «рашен» - из России, на меня смотрели так, словно я попал к ним из ада. Так когда-то в России смотрели на воина, вернувшегося из зарубежного плена.
Родина! Я вернулся, и нет помыслов уезжать от тебя. Хотя там, в штатах, мне сулили хорошую жизнь, покой и благоденствие, я подружился с людьми, близкими мне по духу, там уже давно все построено для нормальной человеческой жизни, о которой наши люди перестали и мечтать. 
Какая великая разница между темами разговоров людей наших и американцев. Они говорят о работе, творчестве, путешествиях, о маленьких и счастливых буднях. Мы говорим о бедах, очередях, дефиците, бездомности, склоках, о битве за урожай, о чиновниках, мешающей нам жить по-человечески, о возрастающей преступности, о межнациональной резне,  о куске мыла…
Как разнятся выражения наших лиц. Наши – с «великой думой на челе»: бледные, хмурые, с потухшими глазами, нервно дергающимися губами, с желтыми от нехватки витаминов зубами, хватающими перед собой руками все, что повезло достать, отстояв многочасовую очередь за самым необходимым. Образ нашего человека все зарубежные карикатуристы рисуют однозначно: человек с сеткой, наполненной пустыми бутылками из-под водки, на шее рулон туалетной бумаги, в зубах листок, на котором написано: «Приглашение за мылом». 
- Вам не хватит мыла отмыться от ваших грехов, - злорадно пошутил мне в лицо владелец обувного магазина в Чикаго, в прошлом солдат вермахта. Он вытащил из кармана наш рубль и, потрясая им, добавил: - Вот цена вашей жизни. Ну, скажи мне, что можно еще на него купить? 
Он смотрел на меня нагло, откровенно злорадствуя и привлекая внимание людей в магазине. Мгновенно мне подумалось: не он ли – убийца моего отца. Пуля или снаряд, пущенные вот этими сытыми руками, оборвала его жизнь на войне. Все во мне напряглось, сами собой сжались кулаки. Честное слово, будь это не в городе, а в поле, один на один, мой сжатый до боли кулак не промахнулся бы. Но вокруг были мирные люди, цивилизованный мир, да и опыт жизни уже научил меня тому, что истину не отстаивают кулаками.
- Пять килограммов хлеба! – с вызовом ответил я.
- Который вы покупаете у нас, - ухмыльнулся он.
- И вы приложили к этому свою грязную руку, - уверенно сказал я.
- Мы пытались спасти вас от коммунистической заразы! – выкрикнул он, и, скомкав рубль, застыл передо мной так, словно в руках его был автомат.
- Мы вас об этом не просили, - сухо сказал я. – И миллионы загубленных жизней вам не простят никогда. 
- А кто вам простит десятки миллионов загубленных соотечественников в ваших лагерях. Многие страны уже давно построили социализм, о котором вы долдоните на весь мир. Насилие всегда несет смерть. В этом ошибся и наш фюрер, когда силой хотел помочь  вам. Но вам не служит уроком, ни наша, ни ваша история. Ваш либеральный последний царь сам добровольно отдал власть своему народу. И как же его отблагодарили? В подвале, как собаку, с детьми, прислугой, не виновных…
Горькие мысли теснились во мне. В любом споре для одержания победы нужны веские аргументы. И как часто мне их не хватало. Я повернулся, чтобы уйти с надутым достоинством. Он догнал меня у входа, и, протягивая на прощанье руку, улыбнулся человеческой улыбкой. Я не пожал его руки. Он, не обижаясь, хлопнул меня дружески по плечу и, протягивая дорогие туфли, сказал:
- Рашену продам за полцены. Хочешь – подарю!
Я вышел, чувствуя на своей спине его взгляд.
Горькие мысли теснились во мне. С каждым прожитым здесь днем меня невольно одолевало чувство злости – я злился на себя, на свою страну, на свой многострадальный народ. Почему мы, богатая природными богатствами страна, с таким трудолюбивым талантливым и добрым народом обречены жить хуже «загнивающего запада». Как тяжело ходить среди них с опущенными глазами и силиться объяснить всем вопрошающим голосам, что мы тоже можем…способны…что все для этого у нас создано самой природой…вот подождите…еще немного…мы поднатужимся…мы …мы…
За державу обидно!
В этих разговорах я впервые так остро осознал: во всем, что произошло с нашей родиной – вина каждого из нас. Нет невиновных! Когда родина находится в опасности, а ты пассивен и не предпринял ничего, чтобы помочь ей – виновен. Пусть молчал, не участвовал в этом неправедном деле вселенского разрушения, но ведь не боролся…



  ххх

Вот к чему привела страну эта система – вот что она сотворила с сердцем человека. 
Для тебя, Родина, наступил самый тяжкий час испытания: сможет ли наш народ вернуть себе то, что достойно имени - народ: доброта, любовь, гуманизм.  В этот грозный час звучит твой голос: «Родина – мать зовет!» Люди, из которых десятилетиями выбивали силой власти человеческую нравственность, делают первые шаги к демократии, принятой всемирной «Декларацией прав человека». Подписали ее и наши правители, но скрыли от своего народа. Сыновнее чувство к родине не истребит ни один тиран: временщики приходят и уходят – родина остается в сердце человека. В своих корыстных интересах тираны воспитывают в человеке «патриотический инстинкт» - так легче управлять одурманенным народом. Но чувство родины – присуще каждому человеку с рождения, оно питается соком его земли, становится генетическим кодом наследственности.    
В Нью–Йорке я познакомился с полячкой, несколько лет ездит на заработки в Америку. Она, художник – прикладник, убирает квартиры, делает любую поденную работу: у нее двое детей, и она хочет купить каждому квартиру. 
- В Польше на это я за всю свою жизнь не заработаю, - объяснила она.
- Почему бы вам не остаться здесь жить, - сказал я.
- Польша – моя родина, - резко, с явным удивлением на мой вопрос, ответила она, и пояснила с радостной улыбкой: - Нет на свете страны лучше и красивее Польши. 
Мы разговорились, она рассказывала, как тягостен каждый час пребывания на чужбине. Ее большие тоскующие глаза смотрели на меня и радостно улыбались моему пониманию. Она была такой же, как и я, человек, изуродованный системой, которая пыталась превратить человека в раба «коммунистической идеи». Но ничто не может убить в человеке многовековой истории народа с его традициями общечеловеческой нравственности, без которой невозможно продолжение рода на земле: жизнь развивается по законам любви и чести.
Как убийственно, целенаправленно вбивалось в наше сознание, что «загнивающий запад» - это мракобесие и попрание прав человека. С каким пафосом и красноречием наши журналисты – международники  лгали нам на чужие народы, бесстыдно и ежечасно. Мы видели их на экранах телевизоров, респектабельно одетых во все иностранное – они жили и пользовались всеми благами этих стран, получая за свою ложь «тридцать серебряников». Они не только извращали сознание людей, но и сеяли вражду между нашими народами и странами. Многие из них сейчас числятся в первых рядах «перестройки». Неужели они не понимают, что существует память народа – она неистребима. 
Жизнь на земле – это не противоборство различных систем, жизнь – содружество между людьми: все мы, люди из разных уголков нашей маленькой планеты, соотечественники. Побывав лишь в одной зарубежной стране, я увидел людей всех рас и национальностей – и могу с уверенность сказать: нет народа лучшие или хуже, если они живут в равноправных условиях. Достоинство народа – в трудолюбии, оно – органика живой разумной жизни. Здесь я видел, как хозяин фабрики, миллионер, засучив рукава, трудился вместе со своими рабочими. Дети с молодых ногтей приучаются к труду, хотя нет в программе образования таких, набивших нам оскомину, предметов, как «трудовое воспитание», «трудовые десанты», «субботники». Люди живут обычной трудовой жизнью, они уверены: будет построено настоящее – будет счастливое будущее. От самого человека зависит обеспечение жизни его семьи. Дети с восемнадцати лет предпочитают жить отдельно от родителей: если ты трудишься, имеешь возможность обеспечить себя квартирой, едой, одеждой – всем необходимым. И старики – пенсионеры живут отдельно: заработанная пенсия – гарант для их нормальной жизни. Не должность, партийность, а старость пользуется здесь привилегиями.   
«Уровень жизни страны определяется отношением к детям», - сказал Белинский. Нет, отношение к детям – это животный инстинкт сохранения рода. А настоящий уровень жизни определяется отношением к старикам и инвалидам. Пособия, фонды милосердия, бесплатные обеды, квартальное выделение продуктов питания и одежды, специальные дома для пожилых людей со всеми видами необходимого обслуживания: в каждом заведение, куда может обратиться инвалид, учреждения, музеи, магазины, стоит для него коляска, первыми в самолет сажают стариков. Все это уже вошло в плоть и кровь американцев, хотя я нигде не видел, как у нас, развешенных на стенах «моральных кодексов строителей коммунизма». Как нет и в их повсеместно чистых туалетах наших знаменитых лозунгов «уважайте труд уборщицы». 
Мне казалось, что такая возможность для членов одной семьи жить отдельно, разрушает родственные связи. Нет. Дети приезжают к родителям с подарками, забирают их на своих машинах, возят по городу, в парки – проводят с ним свободное время. Свобода личности и материальное обеспечение способствуют поддержанию родственных и дружественных связей. Главное трудись – и обеспечишь себя всем необходимым. А если ты творческий человек – получишь дополнительные блага, но не права и привилегии.
В Америке все подвижно, американцы любят путешествовать – это у них не столько потребность (Америка – страна эмигрантов), но есть для этого возможности. У них любовь не к абстрактной родине, а к месту своего проживания. Мне рассказали. Одинокая старушка живет на своем участке земли в своем обветшалом домике. Прокладывали новую скоростную дорогу, которая должна была проходить по ее участку. Ей предлагали квартиру, деньги – она отказалась, сказала: «Здесь я родилась – здесь хочу и умереть». И пришлось государственную дорогу искривить, обойти ее участок. Уважение к частной собственности – величайшее достижение цивилизации: хозяин бережет свое – а вместе с тем всем народом берегут свою землю.
Нас до сих пор убеждают, что мы строим прекрасное будущее, не похожее на всех других, в котором каждый из нас – хозяин всей страны. Но еще древние философы говорили: нельзя любить все человечество – полюби человека рядом с тобой.
В погоне за абстрактным человеческим счастьем уничтожали хозяина – собственника, уничтожали личность: пропагандируя всемирную революцию для блага всех людей – теперь стоим на крушении жизни. И вот парадокс: называя себя материалистами, проповедовали абстрактное будущее – и идея рухнула. Народ,  насильно обманутый этой идей, оказался на задворках цивилизованного мира. Отвергнув человеческий опыт, наши вожди сделали нас жертвой своих ошибок: развалилась богатейшая в мире страна. На одной шестой части суши с населением 3% планеты находится 30% полезных ископаемых. И никто до сих пор не понес персональной ответственности: имея изощренный опыт борьбы за власть, система сваливает все беды на мертвецов – до какого же безнравственного уровня должно дойти общество. А еще древние предупреждали: «О мертвых или ничего или хорошо». Порочность такой однопартийной системы очевидна – виновата она.  Круг замкнулся.
Но губительный бег этой системы продолжается: предупредительный гонг Всевышнего - Чернобыль, не служит поучительным уроком. АЭС была введена раньше положенного срока – так отрапортовали подданные чиновники свою преданность этой системе на 27 съезде партии.
Партия объявила, что она начала перестройку – это ее заслуга. Но и она же завела страну в эту бездну разрухи. Как вы отнесетесь к преступнику, который избил вас и ограбил, и, зашагав с вами рядом, заявил: «Давай жить дружно». Из века в век люди строят, улучшают, совершенствуют. Мы же перестраиваем…
В стране, лишенной демократии – на корню гибнет разумность бытия: ум, творчество, конкуренция, нравственность. Люди наши, как кроты, зарываются по норам – и в результате в научно-техническом прогрессе мы оказались в хвосте цивилизованного мира. Как-то наши представители фирм спросили на международной выставке у американцев: «Если у нас хорошо пойдет перестройка – мы сможем вас догнать за сто лет?» - «Сможете, - ответили они. – Но поймите: за это время насколько мы сами продвинемся». 
Великий дух рождается в муках, и дух нашего народа, томящийся в глубинах израненной души, горит страстным желанием вырваться из обстоятельств, в которые нас загнала эта система.
Чаадаев писал: «Для правильного суждения о народах следует изучать общий дух, составляющий их жизненное начало, ибо только он, а не та или иная черта  характера, может вывести их на путь нравственного совершенства и развития. Самой глубокой чертой  нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии. У нас сначала дикое варварство, потом глубокое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть – такова печальная история нашей юности. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была заполнена тусклым и мрачным существованием, лишенным силы и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства. Истинное развитие в общество еще не началось для народа, если жизнь его не сделалась более благоустроенной, более легкой и приятной, чем в неустойчивых условиях первобытной эпохи. Как вы хотите, чтобы смена добра созревала в каком-нибудь обществе, пока оно еще колеблется без убеждений и правил даже в отношении повседневных дел и жизнь еще совершенно не упорядочена? Это – хаотическое брожение в мире духовном, подобное тем переворотам в истории  земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты. Мы до сих пор находимся в этой стадии. Что у других народов превратилось в привычку, в инстинкт, то нам приходится вдалбливать в голову ударами молота. Запад – это больше, нежели история, больше, чем психология: это физиология европейского человека».   
Вопреки прогнозу нашего великого мыслителя, я смею утверждать, что такой расклад событий в жизни наших народов есть проявление божественного созидания  жизни человека на земле. ХХ век обнажил ясно две системы развития человечества, они есть закономерность в мировом порядке: это единство и борьба противоположностей для поиска и утверждения верного пути к истине, каждая из сторон доводит свой путь до логического конца. Как показало время – мы оказались в теневой стороне: судьба избрала нас трагическим полигоном для испытания по закону отрицания отрицания – со знаком минус. 
От неустроенности телесной жизни наш дух ищет убежище в заоблачной выси.

     ххх
Истина познается в сравнении. 
Этой возможности наш народ был лишен все годы правления Системы – идеологи тоталитаризма разделили мир непроницаемым железным занавесом. И во мраке забаррикадированного подземелья учила нас, что учение Маркса вечно, потому что оно верно. Только один этот голос было дозволено слушать народу. Нарисовав нам картину будущей справедливой и счастливой жизни, нас силились втиснуть в обещанный рай.  Закабаленный народ в начале безропотно, но с годами с возрастающим ужасом взирал на редеющие ряды свои в этом крестовом походе к обещанному раю и, теряя веру и энтузиазм, воздвигал «великие проекты века», намеченные партией, которая приковала человека, как галерного раба, указами и пропиской по месту жительства к отмерянному ему месту в стойле. Шла беспрецедентная в истории цивилизации битва за урожай, за очередь на жилье, за право работать по призванию, за воплощение научных открытий, за право иметь собственное мнение, за право жить по велению совести – все живое, что шло вразрез с генеральной линией партии, подвергалось гонениям, преследованию, уничтожению. В сознании человека прочно утверждался всеобщий страх – каждый в любой момент мог быть объявлен «врагом народа». 
Два гения русской литературы провидчески предсказали, что нас ждет, когда люди, забывшие о Боге, захватят власть: Достоевский в «Бесах» и Платонов в «Котловане». Но нет пророка в своем отечестве: с ними поступили так, как поступают в истории все, кому ненавистен свет истины – распяли. Люди молятся лишь на распятого Христа.
И все это створялось от имени народа. Но народ, и безмолвствуя, мыслит.
Народ осознавал: что-то не то совершается в его стране, если в других странах люди живут и процветают. Но не было ему возможности увидеть и сравнить две эти жизни, существующие на одной земле, а оголтелая пропаганда чернила все и вся, что происходит за пределами наших «священных» рубежей. Был нарушен один из основных законов развития жизни: истина познается в сравнении – одно из самых страшных преступлений наших правителей. Временщики с тупым упорством способствовали разложению страны и народа: все лучшее, что накопила наша история, гнило и разлагалось в этот застойный период.
Народ становился глухонемым.
Гласность вернула народу зрение и слух. Возможность увидеть мир, сравнить и осознавать еще робко входит в нашу жизнь: поездка за границу – одно из самых фантастических желаний нашего человека.
Я никогда не смел мечтать, что смогу увидеть Америку. Подобное в нашем сознании было равносильно тому, как побывать на том свете и вернуться. Правда, все годы была у меня одна робкая мечта: я был влюблен в Родена – готов был пройти по местам его жизни и умереть счастливым. Фантазируя, я говорил своим друзьям:
- Если бы мне сказали сейчас: «Разрешаем!» - я бы тут же встал и отправился, в чем мать родила: пешком, без одежды и еды, без копейки. Я уверен, что не сдохну в пути,  и никто не убьет меня. Увижу то, что питало французского гения – и тогда пусть делают со мной все, что угодно…
Но мне никто не предлагал. Этот кто-то был абстрактен и невидим – но он руководил мной и все знал за меня. А в мыслях все время сверлило: «По какому праву он повелевает мной? Кто он?» Ощущение было одно: где-то за облачными высями сидит в кресло бесплотное, лишенное мозга существо, и не видит меня: я для него всегда и на веки веков – проситель. Эти существа именовали себя «слугами народа», они жили за кремлевской стеной, а их послушные прислужники доносили, утверждали, разъясняли, кто мы такие и как нам должно жить – за это они сытно кормились у служебных кормушек и бдительно несли свои службу. Все, кто не был слугами у «слуг народа», несли на себе клеймо «враг народа».
И вот появилась возможность увидеть собственными глазами иной мир. Оказалось, что там живут нормальные люди: капиталист ничем не отличается от рабочего человека. Мне приходилось бывать в компаниях, где на равных общались рабочий и миллионер,  профессор и уборщица. Все они вели обычный житейский разговор, не поучали, и понимали друг друга. Никто ни кичился своими правами, возможностями и доходами. Все были обоюдно вежливы и доброжелательны. Когда разговор касался России, смотрели на меня участливо и приговаривали: «Да поможет вам Бог». Каждый из них живет своей жизнью и хорошо понимает: то, чего ты достиг – зависит только от тебя самого. Твои способности и твой труд на свободной земле характеризуют тебя, как личность.
Мне рассказал один инженер, из наших эмигрантов. Он с другом устраивался здесь на работу, им предложили выполнить необходимую проверочную, как специалистам, работу. Они не справились. И тогда они, воспитанные нашей системой, предложили сделку проверяющему, тоже эмигранту, их бывшему земляку: «Ты нас возьми – а мы будем отдавать тебе часть нашей зарплаты». Тот ответил: «Нам нужны работники для производства – и свои деньги каждый должен зарабатывать своим трудом». Они не поняли его, и ушли обиженные. И вот, прожив 15 лет в этой стране, инженер, познав законы новой для себя родины, зауважал их: они дали ему возможность реализовать свои способности и жить, без взяток, на высоком уровне. Те из наших эмигрантов, кто пытается жить здесь по извращенным понятиям своей бывшей родины, скатываются на дно жизни: изуродованные нашей системой взяток, блата, семейственности, обманом, они не способны жить так, как диктует ему общество свободной конкуренции по законам рынка. Известное дело с Нью-Йоркской мафией по продаже разбавленного водой бензина насторожило американцев: они не понимали, как возможно подобное, и потребовали от сената пересмотреть допуск эмигрантов в свою страну. Спасая людей нашей тоталитарной системы, они щедро и добродушно открыли для них двери своей страны, давали ему статус беженца и помогали стать на ноги – они и не представляли себе такого, что к ним прибудут люди разложившейся системы. Американская практичность быстро нашла выход - сенат постановил: допуск в страну дается только классным специалистам и ближайшим родственникам для воссоединения семей, но при этом человек обязан взять своего родственника не только на гарант, но и сам несет за него ответственность перед страной. 
Многие беженцы бастуют, когда им не дается виза в Америку. Но справедливы ли их требования? Кто виноват? Пусть и не повинны они в том, что вынуждены были покинуть свою страну, но они вместе с собой несут бациллу гниения, обильно культивируемую на земле, откуда они родом. Американцы сами построили свою страну и достигли того уровня жизни, на который с завистью взирают многие народы и страны.
Истина познается в сравнении.
Мы все годы жилы, не имея возможность ни слышать, ни видеть правду о том, как живут люди в других странах. Мой товарищ, коммунист, талантливый инженер жил с двумя детьми в маленькой комнатке на частной квартире, ожидая в очереди получения жилья. Он искренне считал, что надо терпеть до построения коммунизма – пока так живут все советские люди. Это был честный человек, верящий в эту идею. При нем никто из нас не решался рассказывать политические, крамольные анекдоты. Нет, он никогда бы не стал сексотом. Могучий двухметровый мужик - спортсмен, мастер спорта, подносил свой огромный кулак к лицу говорящего – это был веский аргумент его веры в строительство коммунизма. И вот подошла очередь на его первый взнос на кооперативную квартиру – должной суммы у него не было. Он отправляется работать помощником капитана рыбного флота, попадает в зарубежные страны. Вернувшись из первого рейса, зашел ко мне, поставил на стол бутылку водки и сказал: «Выпьем за мое прозрение». Заработал на квартиру, сдал партбилет и ушел работать вольным шабашником.
Наш человек был лишен возможности познавать истину единственно верным путем – сравнением. Государство тратило миллиарды на установки, заглушающие все иные голоса, кроме советского – изолгавшегося. И чем тягостней становилась жизнь в стране, тем громче и раскатистей разносился этот монотонный голос. Людей лишали даже права на тишину: громкоговорители устанавливали в каждом помещении, даже в дошкольных учреждениях, на всех углах и перекрестках – каждому вменялось принимать эту единственную правду. Во время съездов партии в школе прекращались уроки, и дети были обязаны слушать невнятное бормотание бессменного секретаря руководящей партии. Они, не понимали, о чем идет речь, но с живым интересом, как в цирке, ждали забавного номера: выпадет ли у него вставная челюсть. Но он умер, не выронив своей державной челюсти. Система, способная культивировать лишь культ личности, казалась им прочной – на века: на личных делах безвинно расстрелянных стоял гриф: «Хранить вечно». Когда умирал очередной правитель, народ силком гнали смотреть державные похороны, а в народе шутили: «Ты был на похоронах Х…?» - «У меня абонемент».
Люди просиживали ночами у приемников (ночью ослабевал контроль над «вражескими голосами»), передавали друг другу запрещенные издания – росла самиздатская литература, спорили в кулуарах, на кухнях, отключив подслушивающее устройство – телефон, в лесу и в поле – вдали от государственных ушей. Ни угрозы, ни насилие уже не могли сдержать этот разрастающий процесс узнавания правды: пусть крохами, но все различимей доносились голоса тех, кого «по настоянию трудящихся» выдворили из страны – для честных людей уже не хватало лагерей и тюрем. Рушилась экономика, голодал народ – и в обмен на хлеб наши правители вынуждены были менять  на него живых людей. В народе пели: «Обменяли хулигана (Буковского) на Луиса Корвалана».
Во все века у всех народов существует одно общее понятие: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Но для нас слух стал нашим зрением.
С древних времен люди путешествуют и изучают обычаи и нравы других народов – идет обмен опытом: от этого выигрывают обе стороны. Развитие своей страны возможно лишь на уровне общей цивилизации: земля – планета людей, ее величие зависит от того, насколько налажен непосредственный общечеловеческий контакт между странами и народами. Каждый из них несет в мир свою значимую информацию: мысли, чувства – опыт. Нас преступно лишали не только передвижения в масштабах планеты, но и масштабах собственной страны. В какой еще стране мира существует паспортный режим, который превращает человека в раба, в пса на цепи – все это тормозит распределение трудовых ресурсов для полнокровного развития страны. Люди – это кровеносная системы страны: подвижность их дает ей жизнь.
Во всех странах дается возможность человеку не только бывать в других странах, но и содействуют этому. Так было и у нас в царской России. Лучшие студенты получали поощрительные путевки для повышения своего образования, молодые люди сами уезжали за границу учиться в лучших вузах мира: каждый человек сам волен решать для себя этот важный жизненный вопрос становления личности. Сам Петр 1 отправлялся в другие страны, чтобы учиться и учить свой народ – польза от этого незамедлила  сказаться на благе России: было прорублено окно в Европу. 

ххх
Вспоминаю, анализирую, сопоставляю увиденное – и меня невольно точит мысль: не перебрал ли я черных красок, накладывая тень на свою страну. Но мы невольны в своих выводах: истина выше слепой любви к родине. Время слепой влюбленности прошло, когда есть открытая возможность увидеть свет. Мы слишком долго жили в неведении мира, извращенного по вине наших идеологов. Выпущенный на свободу раб бежит, как собака, спущенная с цепи: все, что он видит теперь, кажется ему многозначительным и приемлемым. Вдали от засиженного и загаженного места, измученная душа тянется к простору, свету, чистому воздуху – и каждая мелочь желанная новизна. Ощущение свободы вызывает непредсказуемые поступки и влечет за собой хаос размышлений, противоречивые выводы, разноголосицу мнений.
Люди задыхались в рабстве – теперь они обезумели от глотка свободы. Каждый человек, в меру своей воспитанности, ума, интеллекта пытается выразить то, что несет в себе, как понимает свое отношение к миру, к людям, к событиям. Все закричали, вслушиваясь в собственный освобожденный голос. Мгновенно начали создаваться группы, течения, объединения, партии – и каждая из них выдвигает свою программу, слепо уверенная, что именно она единственный путь развития – дорога к храму.
Понять – значит, простить. Но простить не для того, чтобы слепо примкнуть. А надо всем вместе разобраться, не укоряя друг друга, и прислушиваясь к голосу собеседника – и тогда, в согласии, можно отыскивать верный путь развития. Чем раньше мы все усядемся за круглым столом переговоров, тем раньше отыщем свою дорогу к храму. Для этого важно главное: выдержка и благоразумие. И в первую очередь от тех, кто формирует общественное мнение.
Идут и идут «годы перестройки». Но страсти все еще не утихают и в верхних интеллектуальных слоях общества – а наш народ хронически болен вождизмом: во главе ставится не поиск истины, а самолюбивое желание утвердить собственную. Истина же всегда объективна. Но мы были так надолго отключены от нормального поиска ее, что для нас это стало самой сложной задачей.

                ххх

И куда стремятся в основном люди? В Америку. Десятки лет наша советская пропаганда усиленно хаяла и проклинала эту ведущую страну «загнивающего запада», обличала ее во всех человеческих пороках. Изо дня в день мы слышали это.  Но стоило один раз взглянуть – и наша, доведенная до критического положения страна, наши политики, замерли в покорном ожидании с протянутой рукой перед дверями этой цитадели империализма.   
- У советских собственная гордость: на буржуев смотрим с высока,  - насмешливо процитировал в разговоре со мной один из наших соотечественников, и заключил с сарказмом: - Так долго смотрели свысока, что на штаны не заработали. 
Спорить с ним было сложно. Он человек дела. Даже в Союзе, при всех наших запретах на индивидуальную деятельность, сумел вести свой бизнес, устроил свою материальную жизнь. А в Америке, которая дала ему развернуть его деловую жилку, быстро стал на ноги и стал президентом фирмы. 
- Вот, - протянул он мне какие-то бумаги. – Хотел было начать деловые отношения с Россией, но оплату мне предложили не валютой, а рублем. А что на него купишь. Я бы и рад оказать помощь своей стране, но с вашими торговыми представителями невозможно договориться: охотно принимают мои услуги, а как только доходит до конкретного дела – полный завал. Будто ни я им помогаю, а они мне. Слишком много уходит времени с ними на разговоры – а время деньги. 
Многие люди с нетерпением ждут обещанный закон о свободном выезде в другую страну: строят планы, догадки, аппелируют к декларации прав человека, готовятся уехать. Это право каждого человека.
Американцы люди, как и мы, сами построили свою страну, достигли высокого уровня жизни – это их дом. Они гостеприимны, охотно принимают каждого. Однако, хорошо в гостях, а дума лучше. И неужели мы настолько бездарный народ, что не способны построить свой собственный дом, в котором хочется жить, и покинуть который – равносильно духовной смерти. И какого же это: приехать на готовенькое  в чужую страну, жить там, пользуясь благами, которые ты сам не произвел. Пусть тебя там никто и не попрекнет, но в человеке не может исчезнуть память об оставленной в несчастье родине. Тем более, сейчас, когда родина, словно очнулась от кошмарного сна – пробуждается самосознание народа…
Нет, я не скажу ни одного грубого слова тем, кто уезжает – этот выбор, право человека. Продолжается исторический процесс формирования наций одной страны. В каждом человеке есть предел терпению и вере. Будем же терпеливы и не злопамятны. Будем милосердны. Это не их вина в том, что они устали и изверились: век человека краток, а исторические процессы движутся веками.
Познакомившись в Америке со многими своими соотечественниками, я понял: большинство из них уехало из нашей страны не спасать свою собственную шкуру - им двигал родительский инстинкт спасения своего рода – это заложено в человеке самой природой. Они, приехав сюда, смирялись с тяжким трудом, упорно завоевывая свое место в чужой стране – и она не обманула их ожидания. Но видел я и другое: как бы ни хорохорились эти люди, как бы ни оправдывали свой отъезд, как бы хорошо здесь ни устроились, но в душе они мучаются оттого, что вынуждены были это сделать. Да, они получили здесь многое из того, о чем и не мечтали на своей родине: свободу, материальный достаток, уверенность в завтрашнем дне своих детей. Но души их остались на родине – это неизлечимо. Внешне они кажутся довольными своим выбором, но то, как они навязчиво доказывают его правильность, сравнивают и оценивают то, что они имели и что приобрели – не может их успокоить. Ибо связь с родиной имеет иную точку отсчета. Они – материально обеспеченные чужаки на этой земле. Американцы принимают их гостеприимно, но держатся на расстоянии: среди честных эмигрантов есть немало таких, кто привез в эту страну нашу извращенную психологию совка, которая красноречиво отражена в ходячих выражениях: «На одну зарплату не проживешь. Не своруешь – не проживешь. Чтобы тебе жить на одной зарплате. Надо иметь маленький оклад и большой склад. Рука руку моет». Говорят, что само первое лицо нашей страны, когда-то пошутило: «Раз у наших людей маленькие зарплаты, пусть они понемногу подворовывают – у нас самая богатая по ресурсам страна». В народе ходила шутка про Сталина, который произнес тост во время победы над Германией: «Выпьем за самую богатую в мире страну: все годы советской власти воруют, а разворовать не могут».
«Каждый народ достоин своего правительства», - сказал еще в 18 веке немецкий философ Зюйм. Но мы тогда лишь станем достойными своего правительства – когда будем избирать его демократическим путем. Первая проба у нас прошла, и мы воочию убедились: те из депутатов, кто избран народом, резко разнятся от тех, кто был выдвинут от общественных организаций – они и есть истинные представители ума и совести народа, и «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать».
Только в атмосфере гласности и плюрализма мнений можно быть уверенным, что перестройка в стране победит, и наша родина займет достойное место в строю цивилизованных народов. Порука тому: всенародное осознание нашей горькой истории и, пусть и так – страх оказаться вновь в том положении, из которого мы все еще так трудно выходим.
И новое поколение не будет покидать свою страну – родину: всякий мыслящий человек осознает, что нет ничего лучше, чем построить своими руками свой дом на своей исконной земле, и тогда можно с гордостью сказать: я – хозяин. Не Сибирью будет прирастать российское могущество, как провозгласил вначале становление на европейский путь развития Ломоносов, а свободным творческим трудом свободных людей. И не надо догонять и обгонять другие страны: народы не рысаки на ипподроме, которыми управляет наездник. Народ – это каждый отдельный человек со своими традициями, психологией, культурой, своими понятиями о радости жизни. Своим пониманием счастья – это я увидел в Америке, ее открыл сам народ. 
Не будем открывать новых Америк. Давайте строить свою страну, чтобы она стала истинной родиной каждого человек вне зависимости от национальности и вероисповедования. И не будем заглядывать с завистью за чужой забор, а вглядываться сами в себя: если мы народ - способны построить своими руками счастливую родину.
Быть патриотом – быть человеком среди людей, а не доказывать свою избранность среди других народов. «Такой патриотизм – это последнее прибежище среди негодяев», - сказал доктор Самуэль Джонсон в литературном клубе 7 апреля 1775 года, имея в виду тех, кто во все времена во всех странах прикрывали свои личные интересы. И с ним согласился великий русский писатель, совесть России, Лев Толстой: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабского подчинения себя тем, кто во власти. Так он пропагандируется везде, где проповедуют патриотизм».   
Верю: мы поймем это, построим свою свободную от них родину – и тогда осуществиться предсказание гения нашей земли: «Все флаги в гости будут к нам!».