Кольский полуостров

 Маршрут: Минск – Питер – Апатиты – Кировск
- озеро Умба – река Умба – Кандалакша.

Справка

Кольский п-в, Мурманская обл. Омывается с С.- Баренцево море, с Ю-В – Белое. Протяженность  С-Ю -300 км, З-В -400. Южный берег низменный. Окраина Балтийского щита.
Древнейшие породы: гнейсы, гранит, кристаллические сланцы, прорванные интрузиями щелочных и кислых пород. Создана докембрийской складчатостью многотомными сбросами. Кургавые скалы (бараньи лбы).
Горные массивы: Хибинские и Ловозерские тундры высотой 1208 м, С-Ю -600-700 м. В центре водораздельная гряда Кейвы – 407 м: гряда южного края плато на С Кольского п-ова. С Ю на С  -200 м, от 36 гр.до 39, подходит к реке Поной – 407 м. Многочисленные ущелья и глубокие долины. Сложена кристаллическими сланцами. Платообразные участки гребня Кейвы покрыты лишайниковой тундрой. Пастбища для оленей. КЛИМАТ: мягкий (Атлантические течения) январь - 5 – 10, июль +5+10.
Много рек, озер, болот. Реки бурные, порожистые. Крупные руки: Поной, Варзуга, Умба (бассейн Белого моря), Териберка, Воронья, Иоканга (Баренцево море). Озера: Имандра, Умбозеро, Ловозеро, Колвицкое. Южная часть занята таежными лесами (сосна, ель, береза) Апатит-нефелиновые и никелевые руды. Моря богаты рыбой. Оленеводство, рыболовство.
Река УМБА – 120 км, С- 6570 кв.м., начало из Умбозеро, протекает через Канозеро, впадает в Канадалакшскую губу. Половодье с апреля и вследствие регулирующего  действия озер продолжается до августа. Сплавная. УМБОЗЕРО – с 422 кв. м, расположено в глубокой тектонической трещине между Хибинскими и Ловозерскими массивами. Глубина – 110 м. Несколько притоков. Вытекает из Умба реки.   

Год  1991

17 ИЮЛЯ.  Сбор на вокзале, поезд до Питера. Большинство – туристы, уверенность, и все же возбуждение. Но опыт – это образ жизни. Отношения дружеские, сближение быстрое.
Вдруг меня окликнули – Лученок с группой иностранцев. Подошел ко мне и заговорил, словно виделись только вчера. И сходу: «Я живу теперь в Москве – навсегда. Приезжай» - «А как же родная Беларусь?» - «А пошла она…!» - выругался, всучил визитную карточку, на ней красным: депутат Верховного совета, член комитета по международным делам…и ни слова о главном: композитор -  вот вершина его творчества. 
18. ПИТЕР. Запустение, грязь, мрак. Испытал тоже чувство, которое было в Москве после возвращения из США. Много пьяных, крики, очереди. Все продают и расхватывают. Современная молодежь торгует у памятника Екатерине: хохлома, икра, ширпотреб, значки, военная амуниция. Вылавливают иностранцев, на ломаном английском уговаривают купить. Много мордастых и мускулистых парней с надписью на груди «Куплю доллары». Каждый кричит, как в сумасшедшем доме. Два дома скупили иностранцы, ремонт, обнесено зеленой сеткой, работают быстроходные краны. Во всех кинотеатрах американские фильмы: секс, убийство. Из обрывков разговора только и слышно о валюте, что купить и что продать. На Сенатской площади жалкая карета, у Казанского собора задрипанные лошадки в попонах. Храм на крови все еще в лесах. Мозаика, вид с Невского – его чудом удалось спасти. И все же в Питере, по сравнению с Москвой, к счастью, не все успели разрушить из старины наши вожди – временщики.
Музей Ленина в доме князя Константина, великолепная архитектура, черно – бело – серый мрамор, ниши в стенах пусты, что там  было – уже никто не помнит. Экспонаты ленинской тематики вытеснены. Выставка Алена Гор, М. Межина (иллюстрации к Булгакову) – метаморфоза: замок царской семьи – музей Ленина – выставка абстрактного искусства.
  На вокзале шум, гам, уродство, много нищих засыпает тут же – люди привычно проходят мимо. Милиция равнодушна. Молодежь вливается в эту жизнь, отвергая и вышибая все то, перед чем преклонялись их отцы и деды. Дня них теперь один закон: выжить любым способом. Жизнь продолжается, но возможно ли ее нормальное развитие, если она попадет в руки этих уже изначально развращенных молодых людей - и все уже становится привычным, естественным. Такое  отношение людей в этом хаосе и сутолоке вызывает невольное удивление: как человеческое еще сохранилось и дышит в этой атмосфере? Способна ли выжить нравственность и преобразовать жизнь?
Под впечатлением этого кошмара увиденного уже не впервые гложет чувство: больше ничего не хочется видеть, нет интереса ни к архитектуре, ни музеям, ни к музыке, ни к театрам - все искусство стало теперь временщиком. И все же верю и надеюсь, что вдали от этой столичной грязи живут в провинциальной тиши, в уединении, истинные творцы, неподвластные этому Содому. Однако, все, что происходит, не может ни влиять на мироощущение художника. Верю: мораль и святость живы, их чистое течение струится в нравственной душе народа – они и способны дать истинную жизнь и возрождение стране, вернуть ее прошлое, совершить свои благие дела в настоящем, и все это вольется в океан цивилизованного мира.
На почтамте – в будках разговоры на все стороны света. В очереди, за спиной у меня, молодая парочка. Он тощий, она толстушка, стоят прижавшись. Он: «Сдадим и махнем на мотоцикле. Хочешь со мной?» Она страстно шепчет: «Очень…» Он: «Приедем, включим торшер, музыку…Хочешь?» Она: «Очень!»
Багажное отделение. Пьяница – инвалид в замызганной одежде, не бритый,  лицо мятое, иссини – красное, ест и спит на металлическом столе. Его пытаются прогнать – он мычит и лезет на стол, отчаянно ругаясь. Работница багажного отделения: «Не трогайте, он здесь уже давно живет». 
19. Поезда приходят и отходят с опозданием. Как обычно, большинство людей загоняют в один вагон: пустые вагоны и места – бизнес для работников ж-д. У нас проводница толстушка, говорливая, хозяйственная, улыбчивая, спрашивает: «Чай будете? Нет – ну-да, ладно: кипяточек круглые сутки гарантирую». Разложились, втиснули, где могли, наши рюкзаки, каждый по 40 кг.
Среди ночи вдруг раздалась фраза: «Последняя полка в общем вагоне» - и возник сюжет: отношение человека с окружающими в зависимости от его положения в данный момент среди них. Пусть это и временно, случай, но он уже во многом определяет и часто превалирует над привычным для него: иные действия вызывают много чувств и размышлений. Пусть это и неординарная ситуация, но она обнажает все скрытое в человеке и проявляется в его неожиданных поступках для него же самого – открываются его внутренняя сила, цельность или слабость натуры. 
Круг тем наших разговоров определяется ожиданием предстоящего путешествия: рассказы, воспоминания, наиболее острые моменты опасности, действия людей и оценки их, шутливые замечания даже о когда-то опасном. Изучаем маршрут, подсаживается к нам мужик лет 35:
- Извините. Куда направляетесь? Вижу, в наши края, - лицо открытое, светлое, голубые глаза, руки сильные с широкими короткими пальцами, ногти огибают их подушечки.
Почувствовав наше к нему расположение, говорит все уверенней. Рассказывает, где и какая водится рыба, как ловить, как отмазаться от рыбнадзора, при этом с хитринкой:
    - Ну, у меня там есть свои ребята. Спорить с ними лучше не надо – заберут весь улов. А так – и тебе оставят. Вообщем, делятся. А рыбы наловишь всегда, у нас ее много. Сам я живу в Апатитах, а работаю на рудниках. На озере Иманга уже нет рыбы – отравители: производство. Уже все заводы в него отходы спускают. А раньше вокруг одни рыбные места были. У меня лодка и две моторки. Теперь на приколе. Сам иду рыбачить на Умбу и Ингу – там вода еще до дна прозрачная. Есть дом, где остановиться – знакомая баба живет. Ей привожу пищу и рыбу, она ее солит в бочках, как огурцы. А я все зимой на «Буране» забираю – надо же как-то жить. Такая у нас теперь жизнь…Теперь еду с Вологды, мои родители оттуда. Баба умерла, дом на меня переписала – тысячу рублей с меня содрали. Да хрен с ними! Дом хороший, раньше за него дали бы рублей 500, а теперь ему цены нет – за собой сохраню. Там и огород, картошку выращиваю. Картошка во! – выставил передо мной два кулака. – Потом с братом осенью на машинах картошку сюда в Апатиты перевожу – на зиму хватает. Икру тоже берем – цена ей неплохая. Приходишь в ресторан с трехлитровой  банкой икры, дашь официантке – она тебя и накормит и напоит и еще на машине домой отвезет. Дома залезешь в карман поутру – а там еще три рубля и бутылка: на похмелку сунула… Вот так и живем. А  так где ты что возьмешь…Вообщем, рыба у нас есть, возьмете.
 Поезд останавливается у каждого столба. Какие названия станций! К счастью их не коснулась идеология советской власти, и можно по одним названиям познавать места, историю и дух живущего здесь народа испокон веков. Как это свойственно народному мышлении – все точно, образно, ласкает слух, оставляет на губах ароматный вкус: Оять, Янега, Тениконда, Челма, Равсельга, Пай, Орзега, Кондонага, Пергуба, Быстречи, Ванозеро, Уросозеро, Ригозеро, Май-гуда, Идель, Тунгуда, Беломорец, Заливы, Мягрека, Кемь, Памбино, Куземы, Воньга, Сиг, Ундукса, Энгозеро, Боярское, Кереты, Чупа, Княжая, Жемчужная, Ручьи, Белое озеро, Проливы, Кандалакша, Пилозеро, Полярные зори, Африканда, Питкуль, Апатиты. 
Вдоль всей железной дороги тянутся смешанные леса, озера, жилье людей. На остановках входят люди, торгуются с пассажирами и проводниками: купи – продай. Что делать, когда при таком природном богатстве страны в ней все дефицит – и люди уже давно свыклись с таким скотским образом жизни.   
Деревья, все больше березы, становятся ниже, но так же чисты и белы. Конец белых ночей. Люди несут первую морошку (северная малина). Седая женщина недовольно ворчит: «Уже тащат – не дают ей созреть. Варенье из нее делают, компоты. А черники у нас – ого! Ведрами носят!»
Поезд все время идет сквозь зеленый туннель. Много подвод, груженых лесом. Вдоль дороги много старых заброшенных двухэтажных каменных строений.
Сближение с людьми на протяжении жизни. Совместные общие дела, найдены связи и, кажется, это будет долго продолжаться. Но вот быт, привычки, каждый в себе, в своем жизненном опыте - и разрушение. И только память сохраняет что-то общее, светлое – есть определенный период жизни во времени и пространстве.
20. Апатиты. Вокзал. Много людей с рюкзаками и собаками. На автобусе до Кировска. Группа ребят лет четырнадцати с руководителем. Кондукторша случайно попала в эти края – надо жить, ее разговоры о карточках, продуктах.  Как выжить?
Вокруг заводы, валуны среди холмов, сопки, бетонка – все покрыто смогом. Огромный лозунг «Продовольственная программа в действии».
Кировск. Улица Ленина холмистая, огромное озеро во впадине между холмами. С одной стороны город, с трех ж-д, вагонетки, чернота, загаженная вода в озере.
На почте вежливая наивная телефонистка. Договорились с автобусом за две бутылки водки – 35 км до озера Умба. Доехали до моста. Туристская стоянка, кострище, бревна, рев воды у моста, булыжники, березы.
Ладим катамараны. Каждый при деле, сноровка, смекалка от опыта. К 20 часам подготовились, спуск на воду и загрузка. И с первых минут ощущение: как поздно все приходит. Не попробовать, отрезать или пренебрегать – ошибка. Запоздалое прозрение. 
Плывем, путаясь в рукавах реки. На берегу много рыбаков с собаками. Вокруг лесные дебри, острова, булыжники, водовороты, пенистая поверхность реки закручивает течение – только и смотри в оба. Тишина и аромат леса, трав, воды и воздуха. Накрапывает дождь. Одинокие утки, лодки рыбаков  встречаются часто. Лес вдоль берега то гуще, то реже. Правый берег более пологий, плесы. Речка вдруг становится широкой, как озеро – не понятно, куда держать путь. Но течение выводит само. Впереди видны вздымающиеся валы и слышен грохот – порог Падун. За 100 метров от него причалили к берегу, стоянка. Места дикие, холмистые, на валунах обильно мох. Прошли пороги. Вся река в каменных берегах, острова камней. У крутого поворота скалистый берег, глыбы. Впереди площадка, на ней могила из камней, вмурована отшлифованная  металлическая плита. В 1975 году здесь шли на байдарках, один погиб. Букет высохших цветов.
Белые ночи. В час ночи чуть серовато, но можно читать. Обед, сон. Всю ночь светло и моросит дождь. Все больше комаров. 
21. Подъем. Дождь проливной, теплый. Все сырое, но тепло.  Подготовка к преодолению порога Падун. Переноска вещей и катамарана. Ослизлые камни покрыты мхом. На новой стоянке москвичи: двое мужчин, женщина и ребенок. Катамаран под парусом. Уверенность во всем, даже у мальчика. Московский говор, дружественные улыбки людей, привыкших к путешествиям и встречам в пути. 
Порог Падун преодолевают на плоту четверо из нас. Напряжение на лицах и готовность. Плот лавирует среди булыжников, москвичи страхуют их на берегу, делают съемки. Великолепен вид бурлящей реки со скалистыми берегами. Плот мечется среди камней и волн. Москвичи уплывают. Делаем парус. Группа москвичей на байдарках переносит груз. Короткий разговор с ними, обмен опытом. Из леса выходит в резиновых сапогах с рюкзаком за плечами мужик – их уже встречалось несколько: путешествуют, рыбачат, здоровый образ жизни, воспитывающий характер. Отправление. Петляем по реке: она то расширяется, то сужается, много затонов и рукавов. Ищем течение по подводным травам. Заносит на пороги. Густой, заросший ромашками, берег. Озеро капустное, без конца лес, поросли, изредка берег с сырым серым песком. Большой перепад глубины. Разговоры, рассказы Володи Т. о вольной Украине, бендеровцах, о Советах, изуродовавших жизнь народа. История, написанная и рассказанная живыми людьми. Переоценка ценностей – передача истории из поколения в поколение. Горечь за свою историю – запоздалое понимание многого и злость на большевиков. Пусть это и была красивая идея, но, осмысливая все случившееся, ожесточаются сердца - и нет прощения за поруганную жизнь и убитые поколения. 
Стоянка на берегу озера перед большим переходом. Тучи комаров, но все воспринимается привычно и весело. Первый час ночи, но светло, словно в ранний летний вечер. Тихая недвижная вода, легкие облака с розовым отливом и их отражение в воде. 
22. Утро, которого не замечаешь: всю ночь светло. Тишина, костер – два ствола горели всю ночь. Сушим вещи, высохли даже мокрые сапоги: пришлось ходить в них по пояс в воде, снимая плот с валунов. Отправились в десять часов. Тихая вода, много рукавов, все время надо искать путь, сверяться по маршруту – за каждым мысом новые изгибы: ищем верный путь по направлению водорослей. Мгновенно налетели тучи – плывем под ливнем. Гром и молния, и ее отражение в воде. Причалили к берегу: топь, стена ливня – но как все легко переносится, когда все вместе среди бывалых людей. Согреваемся греблей. Уже никто не обращает внимание на мокроту: лезем в воду в одежде и сапогах. Утки, вскидывается рыба, холмы уходят назад в туманную даль. Ливень опять заставил причалить в берегу. Вычерпываем воду. Наконец, через час вдали желанный мост – ориентир: река сужается. На берегу две фигуры и крыши трех домов. Сходим у моста, он из старых ветхих бревен, покрыт растрескаными досками – все сделано на авось. Мужчины ловят хариуса. Объясняют дорогу. Проводим плот под низким мостом, согнувшись вдвое. Справа проплывают запущенные дома. Начинаются пороги. Волны бросают на булыжники – нас заливает с головой. Плот несется с увеличивающейся скоростью, работаем без отдыха веслами – бросает из стороны в стороны. Находимся в напряжении больше километра, и только разносятся наши выкрики: «Поберегись!» Река опять расширяется, и начинаются пороги – они еще издали дают о себе знать  нарастающим шумом и грохотом. Дождь и гудение порогов. Насквозь все мокрое. Делаем стоянку на втором берегу. Идем в хижину на берегу взять лицензию. Избушка два на два. В ней горит печурка, на лежаке огромный мощный седой старик с красным лицом и крепкими скулами. На завтра…
Природа меняется на глазах: все оттенки цветов, колорит, запахи, виды – все время в движении. Даже утомляет оттого, что не успеваешь отметить один ее вид, как он уже изменился. И все это великолепие отражается в воде, словно в картине, обрамленной берегами, как рамой. 
23. Всю ночь гудят пороги и моросит дождь – мы в середине воды. Все мокрое, и даже костер их сухих бревен чуть дымится, теплится. Вода в реке теплая. Носятся чайки. Завтрак на мокрой траве. В реке вообще запрещено ловить рыбу – переплываем на второй берег за лицензией: вал закручивает нас и сносит. Берега крутые и каменистые. Кругом разбросаны и цепляются за ноги лески и кораблики для ловли семги. На берегу много примет от стоянок: кострища, поломанные части байдарок, консервные банки. Разбитая дорога вдоль густой березовой рощи, густые травы и мох.
Стоянка сторожа: каркас обит грубыми досками, внутри два лежака, буржуйка, два маленьких окошка с видом на реку, к стенке прибит столик. Грязно, по углам тряпье. На рваном розовом матрасе сидит мужик с красным лицом, крепкий и коренастый, обхватив колени в потертых и перелатаных штанах широкими ладонями. Геннадий Алексеевич. Рядом на скамейке два мужика лет под сорок, руки в наколках. Оба худощавые, в болотных резиновых сапогах, длинные свалившиеся волосы, худые обветренные лица, красные глаза – острые и наблюдательные. На поясах большие охотничьи ножи в ножнах.
Разговор начинается сразу: «Кто, откуда? Вас туристов, много здесь всяких. Разбиваются на лодках – приходится спасать, выручать. Зачем вам лицензия? Ловите, если сможете поймать». Старик: «Витя, организуй им попробовать настоящей рыбки. Может, хотите уху – сейчас сварим? А может вам печь протопить – обсохнете». Витя нам: «Водка у вас есть?» - «Есть» - «Тогда сейчас все сообразим, - подхватывается с места и в дверях: - Ждите, через час будем!» Убежали.
Старик охотно  и тепло начал  с нами разговаривать. Узнав, что мы из Белоруссии, сказал, что сын его живет в Логойске: женился на белоруссочке и не захотел здесь жить. Построил дом, купил машину, работает егерем, подрабатывает скорнячеством. Но все еще тоскует по этим местам. «А я здесь один, на пенсии. Привез мне сын лайку, ощетинилась – так украли вместе со щенками. Вообще, здесь черт знает, что творится. Сам я из Подмосковья. Ловлю рыбу, подрабатываю, выдаю лицензии. Тут начальство всех держит в строгости, сами же делают что хотят. У кого увидят удочку – 25 рублей штрафа…А эти двое мужиков, только это между нами, бичи. Что, я буду с ним ругаться – зарежут. Вот я их голодных супчиком накормлю. Надо с ними быть осторожным – удавку на шею и бросят в воду. Вы пособирайте грибки, пока они придут…»
Через час они пришли. В большой рваной сетке рыба: щука, семга, севрюга, камбала, хариус. Чернявый, с острыми глазами: «Вот, взяли у мужиков, в том поселке, через который вы проплывали. Сказали за три бутылки водки». Мы начали отказываться – они хмуро настаивают. Вошли еще два мужика. Опять разговор о рыбке, мельком о политике – все клянут власть и Горбачева. Старик, разговаривая с ними, явно заигрывает – положению его не позавидуешь: вроде он начальник среди них, но закон – тайга. Они его не обижают: приносят рыбу, хотя он сам для себя ловит. Мужик с рыбой опять за свое: «Так брать будете?» Мы отвечаем, что без нашего главного не можем решить. «Пошли к нему!» - заявляет решительно и направляется к двери. Торгуется с нами грубо, назойливо, явно обижаясь. Сторговались на двух бутылках. Провожают нас и рассказывают: «В этом месте в прошлом году разбились на байдарках полковник, жена и сын. Сын мать вытащил из воды – уже мертвая была. А полковника потом сетями вытащили».
Мы перевезли их на свой берег и рассчитались. Где-то через час от них крики: «Давай еще! Больше семги дадим!» Мы предлагаем им деньги. Ответ: «А что мне с ними – стены обклеивать! Я тебе сам их сколько хочешь дам».
Начали ловить сами: кораблик поперек реки, натянутый на леске. Идем за ним вдоль берега, ноги путаются в лесках. Вокруг кострища на местах стоянок. Ловили на удочку – стремительное течение волочет крючки по камням. Поймали 12 больших кумжей – уха на славу. Ночевка.   
24. Утром наискосок через бурное течение переплыли опять в сторожку и взяли лицензию. Не было сдачи – дал рыбой. Течение усиливалось, река мелела, гудение издали порога, все сильнее всплески на валунах, ударяемся в подводные камни. Река сужается. Изредка над нами пролетают с криком чайки, у берега жмется выводок гусей, течение все увеличивается. Камни возникают из-под волн неожиданно. Плот вращается и летит – не успеваем заметить очередной подводный камень и обойти его. Время от времени чувствуется, как под ногами трут днище плота камни. Садимся на огромной валун, начинаем усиленно грести – делаем «бочку». Напряжение во всем теле. Скученность камней, плескание воды через борта, все мокрое. Дно становится все мельче, камни сжимают со всех сторон, но гребем весело, вращаясь в этом камневороте. Берега однообразно заросли по обеим сторонам лесами и травами. Крупный черничник на берегу, но ягод нет. Берег слева начинается повышаться, река расширяется, видно вдали все русло. Чистая вода и отражение неба в ней. Вот впереди последний остров, и слева круто вздымается берег – Жемчужный плес: обрыв метров 25, сосны на самом краю обрыва, песчаный, как Балтика. Свинцового цвета ослизлый низ берега у самой воды, словно раствор цемента. Поднимаемся по крутой тропе – и от красоты захватывает дух: в обе стороны тянется ширь реки. Справа – пройденные пороги в водяных валах и блистающие на солнце мокрые, в пене, камни и валуны. Слева – чистая расширяющаяся гладь воды уходит в даль, к горизонту. Всюду лесной массив. Сухо, мох, много поваленных деревьев. Кострища – на всех красивых местах обычно следы стоянок: бревна сложены, примятые и втоптанные квадраты от палаток, куча консервных банок, битое стекло, часто бутылки из-под водки. В низу в воде качаются белые поплавки от сетей. Здесь это запрещено в рыбной ловле. Можно только со спиннингом в районе 1 км от реки – штраф 50 рублей. Старик сказал: «Семгу здесь едят бичи, рыбнадзор и высшее начальство»
Находим удобную и красивую стоянку – их здесь много. И по тому, в каком она состоянии, можно понять, кто останавливался: туристы – бревна аккуратно сложены, оставлено кострище для других, мусор собран или закопан; бичи – кострище в любом месте, лишь бы согреться, похлебать чайку, ухи, и снова в путь по тропе: проверяют сети, кораблики, по дороге забрасывают блесну. На нашем месте надпись на доске, прибитая к дереву: латыши – 1990 г, русские москвичи – 1991 г. Аккуратное кострище, банька из камней: их раскаляют до жара, накрывают палаткой и льют воду на горячие камни. Попарился – и в речку.
Уже привычно вытаскиваем рюкзаки из плотов на берег, ставим палатки, дежурный приступает готовить пищу, рыбаки уходят на ловлю. Вдоль крутого ослизлого берега  тянется узкая  протоптанная тропинка. Идти приходится, цепляясь за кусты. На дне в прозрачной воде хорошо видны камни, утонувшие бревна. Вода прозрачная, но тела рыб не видны. Под ногами все время путается леска – их тут сотнями разбросано по берегу.
Вдруг навстречу огромная пегая собака с большой мордой, подошла и мирно обнюхала. Постояла, не обращая внимания на зов, пошла чинно по тропе в глубь леса. Где-то через полчаса показались две угрюмые фигуры: в больших резиновых сапогах, усатые, в накидках и шапках – ушанках, худые и поджарые. Быстро прошли, не здороваясь, не касаясь нас – мы ужинали. Проплыли две байдарки уже знакомых нам москвичей, встали от нас метров за 300. Время суток определяем только по часам – в 24 часа светло.
Легли спать в 3 часа ночи. Поймали огромную рыбу, пришлось прыгать в воду и тащить ее руками – быть мокрым стало уже привычным. В любой момент, не раздумывая, бросаешься в одежде в воду. Температура не выше +12 – 14. Ветер северный, солнце появляется редко, не греет, но ослепительно блестит, серо – белое на холодных синих облаках. Выглянет солнце – и тогда начинаешь различать на втором берегу деревья. Самая теплая зелень – трава, самая светлая – сухой мох. Ели узкие, хилые, остроногие и худые, у берез стволы в основном темные.
Рассказы у костра, каждый  – случай из своей жизни. Входит в раж Володя Т. – и все сразу слушают его. Умение рассказывать, привычная для него, охотника и рыболова, обстановка, говорит уверенно, значимо, с сознанием дела: богатая история Украины, нравы людей, бендеровцы, большевики, национализм, охота, рыбалка – это его хобби на всю жизнь. У большинства людей здесь за плечами нелегкие походы и путешествия, а это всегда острые сюжеты и приключения. Дима ходил в зимние походы на лыжах – это заметно в его аскетическом поведении при любых условиях: чтобы ни случилось – ведет себя спокойно, уверенно, с достоинством. Случаи всегда в основном в экстремальных обстоятельства – квинтэссенция, в которой проявляется то, на что способен, что приобрел в жизни, кто ты есть, твой уровень развития. Сергей рассказывает о путешествии по Харловке: пешком 40 км с тяжелым рюкзаком, преодолевая бурные реки вплавь и на канатах, скалы, рыбалка, охота – все легко, весело, словно прогулка по парку. Андрей – спортивный, гребец, городской, из интеллигентной семьи мальчик и правильного  красивого образа жизни. Вадим – замкнутый, восприимчивый, вдумчивый, его разговоры о духовности: уверен, что в России, даже при такой распроклятой жизни, высокая духовность. Коля, новый, молодой, умеет работать, делать деньги, отдыхать и получать удовольствие от жизни, с юмором, весело и открыто шутит над собой при всех – это ум и уверенность. Смекалист, с хитрецой. Здоровый физический образ жизни и быстрая приспособляемость к новым условиям.
Люди, конечно, все разные, но условия для всех теперь одинаковые, полная оторванность от цивилизации. Но у всех есть чувство локтя, взаимозависимости и взаимосвязи. Как долго могут тянуться такие отношения?  Зависит и от обстоятельств, и от спайки, которая возникает в процессе нашего общения и проявляется в экстремальных обстоятельствах. Идет взаимообмен опытом, знаниями, привычками, способностью не только отдавать, влиять, разбрасывать, но и в большей степени – и это важно – воспринимать каждого из нас чужой опыт, характер, личность.
25. Оторванность от дома и воспоминания о нем – вдруг озаряет проблесками, все как-то разом – и тут же как-то пропадает до следующего проблеска. Память не теряет, она концентрирует все в одном – и все делает острее. Но осознание невозможности (полной) увидеть, услышать, уйти навстречу – охлаждает, отрезвляет и приучает.
Хорошо обустроенная стоянка – и уже другие условия быта, сна, настроения. По реке проплывает группа. «Вы откуда?» - «Москва!» - прокричали нам в ответ из байдарок. За ними показались латыши со своим флагом на корме. Сходили в маршрут, изведали предстоящий путь, дошли до конца леса. По дороге много вывороченных деревьев, топь, через глубокие места переброшены стволы деревьев, есть обтесанные топором – это свои заповедные места бичей и их знаки – маяки. Топь здесь опасная. Стоянка москвичей, с которыми мы встретились на пороге Падуна. Разговорились, карты маршрутов, палатки, одежда – все крепкое и добротное, продумано и подогнано до мелочей. Московский говор и говорливость. Один молодой мужчина в капроновом костюме, длиннолицый, длинноволосый, с челкой, курносый, волосы перетянуты бечевкой: встретил бы такого в городе – и не поверил, что такой может жить в отрыве от цивилизации, сам себя подвергая опасности и преодолевая трудности через пороги, дождь и холод. 
Опять вчерашняя собака. Подошла, понюхала, хлеб не взяла. Появился хозяин, один из вчерашних, в телогрейке поверх черной брезентовой рубашки. Нет двух верхних зубов. Поздоровался и приостановился: «У вас есть анальгин?» - «Что болит?» - «Что-то спину ломит». Я начал искать в аптечке, он быстро опередил: «Дай две», и положил в карман. «Возьми, запей чаем» - взял у меня из рук кружку с чаем и выпил, и собрался тут же уйти. Мы спросили про маршрут – взял карту и начал объяснять. «А вы где стоите?» - спросили мы. «Есть место, - уклончиво ответил он. – У каждого своя берлога». – «На что ловишь?» - «На что берет». Лицо замкнутое, худое, все еще настороженное, но открытое. Особенно привлекают глаза: живые, яркие,  острые и пытливые. Говорит, указывая на карту: «Вот сюда идите – тут сейчас можно брать хорошую рыбу. Инспектора бойтесь. Придет, пистолетом махать будет: показывай снасти! И штрафовать будет – у них сейчас хозрасчет. Все это Мерфа устроил». – «Кто этот Мерфа?» - «Да Горбачев – мать его! А вот англичанам продал лучший здесь участок за доллары. А своим не дает ловить. А для меня это вся жизнь. Да мы свое все равно возьмем. Ну, и что они мне все! Я свое отсидел три года. Ну и что – моя это тропа», - ткнул ногой в резиновых сапогах землю и стукнул. «Только твоя?». – «Тропы есть всякие. Рыбацкие, охотничьи и инспекторские – каждый пусть и ходит своей тропой. Ну, пока ребята!» Ушел круто, собака побежала впереди него.
Насчет еды он сказал: «Недавно своего лося доели – собака загнала».
У каждого встречного здесь бича с правой стороны большой нож в чехле, в узорах из клепаного металла. Говорят: закон – тайга. Но пока при встречах – первым делом улыбка. 
26. Снялись с лагеря в 4 часа. Ночная рыбалка, сети, кораблики.  Поймали семгу в 15 кг. Огромные зубы на нижней челюсти. Съемка: каждый хотел с ней сфотографироваться – этот случай неповторимый кадр. Потеряли счет времени и часам. Вчера бич спросил у нас: «Который час?» - «Шесть тридцать». Он переспросил: «Вечер или утро?»  А чисел для них нет: они живут здесь неделями, шатаются вдоль берега по своим тропам, проверяя сети и кораблики, собирая улов, складывая их в своих тайниках. Живут в норах, питаются всем, что попадется под руку съестного. Расстояния для них определяется десятками километров, ходят быстро, легко, привычно. Их риск – их заработок. Прячутся от рыбнадзора. Постоянно пролетают вертолеты – охранники, их ждут в любом месте. Но все уже знают друг друга в лицо, по приметам и привычкам. Один человек охотится за рыбой, второй  за человеком – и каждый берет свою мзду. Между ними свои местные отношения, не писаные законы. Постоянный риск для них – привычная жизнь, о другой никто и не помышляет.
А государство не способно обеспечить по-настоящему дело, дать возможность этим людям честно работать и жить. За такой труд должно быть и соответствующее награждение: были бы сыты обе стороны - и между ними был бы мир. Но все у нас так: государство не создает условий, но обдирает своих граждан, превращает их в рабов, в преследуемого зверя – в результате, рушится все: человек, общество, государство, страна. 
Поплыли дальше. Пороги, вода в плоту по щиколотки – все мокрое. Вокруг прекрасный пейзаж: дикие заросшие леса, гладь воды с отраженным в ней миром, гудение порогов, водовороты, булыжники, сверкающие на солнце – импрессионизм в каждом маске природы. На берегах дикая жизнь леса, и лишь мелькают вытоптанные тропинки вдоль берегов.  Ливень, гроза – причалили к мокрому лугу. Поле морошки. Мокрые – опять в путь. Вновь ливень – но нам уже все равно. Наконец, вдали увидели ориентир пути – мост. На нем два мужика, слева на берегу заброшенный поселок, дома без окон и с разрушенными крышами. Проходим под низким мостом. Пороги, мелко, идем по воде и тащим плот. Наконец, озеро, из него два расширяющихся огромных русла. Идем по тихому. Вскоре обнаружили, что сбились с пути, но назад уже не вернуться – течение. Уверены, что оно впадает в нужное нам озеро.
Тихие заросшие берега, дикие, близко не подойти. Через час явилось взору желанное озеро в камышах, не видно второго берега – это Канозеро. Километрах в пяти на нем видны острова – нам  нужно идти на первый. Острова игрушечные, лишь видны над  водой вершины его деревьев, как гребешок, плывущий по воде. Встречный сильный ветер и большая волна. Но остров приближается, уже видны его очертания, огромные валуны, посредине гора, на ней растет береза. Остров метров 200, чуть вытянут. Северная сторона – гладкие валуны: в длину метров по 20 и в высоту, гладкие, отполированные водой и ветрами. Дно каменистое, вода кристально чистая. Хорошо ловится рыба, солнечный звонкий день. Стоянка, купание. На камне высечено: Тамбов – 83, Москва.
Разговор с Димой о частной собственности и судьбе острова. Мы с ним два поколения – и разные оценки. Коля – это еще более новое поколение: предприимчивость, умение трудиться и зарабатывать - к тридцати годам уже имеет все необходимое: дом, машина, гараж, свой бизнес. Сам наладчик, но бросил: от государства имел копейки. Живет здоровой, естественной рыночной жизнью и спокойно принимает все трудности, которые создает на пути предпринимательства наша абсурдная система.
Андрей отправился на подводную охоту. Прибыли на трех байдарках москвичи. Бородатый мужчина в афганке, тельняшке, с трубкой в зубах. Чувствуется во всем, хотя есть и что-то театральное, для него это не только страсть, увлечение, но и любимый образ жизни. Второй волосатый и улыбчивый. Первый показывает мне голландский табак, второй подходит и весело говорит: «Что показывать – угощай!» Ночевка.
27. Утром теплый солнечный веселый день. Всеобщее купание. Завтрак, сборы в дорогу.  Прибыли латыши на трех катамаранах. Шумные, сразу же водрузили на камнях свой национальный флаг, разбили лагерь, начали загорать – блаженствуют.
Когда мы отправились, был ясный солнечный день. Шли легко, хотя в стоячей воде озера идти сложно. Сзади остров все уменьшался, увеличивалась вода. И вдруг ветер, волны и пасмурно. Нет возможности идти по курсу – сбивает в сторону. Усиленно гребем, меняемся на веслах, но не удается приблизиться к намеченной цели. Рады были, когда чудом, но все же причалили. Волоком вдоль берега. На деревьях прибита доска «Туристам не приставать. Заповедная зона». Ставим палатки, разводим костер. Вода с силой бьет в каменистый берег, с шумом стекает в расщелины и гудит. В воде много рыбы, по озеру разбросаны островки. Первый отсюда кажется гребешком, вытянут. Встречаются места стоянок, и обязательно кострище с обугленными бревнами и пепел. Часто из воды торчат валуны. Лодки, чтобы не снесло, вынесли на берег и пришвартовали. Резкий сильный холодный ветер и полная луна. Птицы на высоких оголенных и худосочных деревьях, как на елке наконечник, сидят молча и долго. Рыба: щука, карась, хариус – полный котел ухи. Утром завтракали и услышали шум моторки, за ее кормой пенистый след – быстро мчится к нам. Напряженное ожидание. На берегу появляется высокий широкоплечий мужчина в робе, под ней шерстяной свитер, в кепке, лицо грубой мужской красоты, краснообветренное. Идет к нам, здоровается, спрашивает, что это такое – в его вопросе уже и ответ. Объясняем, что вчерашним ветром нас прибило к этому берегу. Говорит: «Я вчера видел, как вы шли. Да, собственно есть вас за что наказывать – здесь заповедная зона. Я там кругом таблички прибил. У вас спиннинг, садок…Да, ладно. Но стоять здесь нельзя, не положено. Мне то что, правда, я надзор. А здесь краевое охотничье хозяйство».
Собираемся в дорогу. Ветер, волны, а до ближайшего берега 4 км. Просим его буксировать нас за плату – отказывается: «Нет. Тут мне надо будет много бензина сжечь. Да и некогда мне, еду сейчас встречать бригаду: зоолог, милиционер и инспектор. А вы вот так курс держите – и пройдете» Уходит – рев моторки, и вода за кормой. Начинаем переплывать. Ветер плотной стеной – стоим почти на месте. Через два часа на середине озера вздыбленные со дна валуны. Причаливаем, стоя на них, делаем передышку, и в путь. Берег все еще далеко, но оставленный нами остров уменьшается, становится узкой полосой. За ним остров – маленькая точка. Взлетаем на гребне волн, вымокли и замерзли. Наконец, берег. Сразу же костер – это привычно при любой обстановке. В обуви хлюпает вода. Держимся вдоль берега – легче идти,  это воодушевляет, и проходят от пережитого усталость и страх. Курс на мыс – за ним начинается лиман. Решаем: плыть ли? Расстояние 5 км. Но надо идти по маршруту. Засветило солнце, но небо в легких облаках, плывут очень медленно, как и мы, борясь с боковым ветром и волнами. Крученое подводное и извилистое течение. Вдали, на приближающемся берегу уже чуть различима крыша дома.
И вдруг разом все небо затянуло тучами, над всем озером – чувствуется приближение грозы. Другого выхода нет – только грести, идти вперед. Плот чуть движется – сбивает ветер. Впереди нас под парусом плывет быстро на катамаране  другая наша группа  - зрелище восхитительное. Озеро, вздыбленное ветром, бегущие от горизонта грозовые тучи, кольцо над вершинами гряды лесов. Орущие у берега чайки – и страх перед этой красотой отступает. Опасность заставляет грести из последних сил. Гребем, сменяясь на веслах – и все заметнее становится движение плота. Густой косой дождь, блистающие лучи прорвавшегося сквозь тучи солнца. Борьба со стихией и с непредсказуемыми последствиями. На ходу подкачиваем плот, каждый метр пути дается с огромным усилием. Каждый взмах весла – это маленькая победа над стихией, рождает уверенность, хоть и отнимает силы. Когда приблизились к берегу – ветер сразу же стих, и гроза умчалась в сторону. Открылся не виданный за все эти дни пейзаж: дома на берегу, поле с цветами, маленькие огороды, пристань. Выходим на берег – мошка и комары тучами. В заброшенном доме выбиты окна и двери. Вместо кровати одна сетка, все разбросано, разрушено  и захламлено. Жилище бичей – БЭРЫ – этих гонимых и травимых охотников за семгой. Они ведут жизнь отшельников, чутко следят за горизонтом, прячутся по кустам и норам. Но о другой жизни и не мечтают. Они жители воды: знают, где и что ловится, как, что и почем. Собирают свой урожай, продают и пропивают. И снова  - в путь, в опасную, вольную и притягательную для них жизнь.   
На суде судья говорит подсудимому бичу: «Где возьмешь деньги, чтобы заплатить штраф за незаконную ловлю семги?» Он: «Поймаю семгу, продам и расплачусь». Они просто не могут себе представить иной жизни. А государство, вместо того, чтобы из таких людей создать узаконенные бригады, хорошо оплачиваемые, которые обогатят и государство – запрещает их деятельность, превращая само их, своих же граждан страны, в преступников. А они – профессионалы, государство же их само превращает в людей вне закона. И этим нарушается естественный закон развития  общество и человека – диалектика развития экономики. Такое положение у нас повсеместно. Преступно созданное государство держит всех своих граждан за преступников. Заколдованный круг, и  спасение всему только в одном – развал и гибель такого государства и общества. 
Река Низьма расходится на два рукава. По-прежнему так же светло по ночам, и только часы на руке помогают определить время суток и время стоянок.
Мельница, пороги из бревен – все очень древнее.  Стоянка у самого порога. Играет форель – значит, здесь есть и хариус. Место очень сырое, мшистое. Груда кирпичей -  когда-то было жилье. И, как обычно, кострища бэров и туристов. Одни ставят палатки, другие готовят еду, а рыбаки рыбачат. Сразу же богатый улов, словно вынимают рыбу из ванны. 
28. Прекрасное утро, журчание чистой воды вдоль берегов. Целый день рыбачим, купаемся, принимая солнечные и водные ванны. Между вздыбленных из воды булыжников урчат воронки. На воде кораблики.
Из леса выходит молодой человек в штормовке, в коричневых резиновых сапогах, с нежной бородкой, глубокими голубыми глазами и просит закурить. Извиняясь, берет одну сигареты в запас: «Наши уехали и оставили меня без сигарет. Можно мне посидеть с вами?» Пригласили к костру на чай. Охотно разговорился и обстоятельно отвечает на вопросы. Приятный голос, спокойный, городской. Зовут Саша, работает егерем. На тонком пальце обручальное кольцо. Рассказывает. Американцы арендуют здесь участки для спортивной охоты. Ленинградская фирма организует недельное пребывание каждой группе – платят долларами. Приезжают разные люди, конечно, богатые: недельное пребывание стоит 4 тысячи долларов. Их обеспечивают обмундированием, питанием, обслуживающим персоналом – к каждому приставлен человек. Тот за ним смотрит, возит на моторке, всем необходимым обеспечивает. За это 900 долларов, и дают еще чаевые. Люди стараются, держатся за это место. Многое зависит от характера самого иностранца: надо угадать его настроение и угодить – те делают своему опекуну подарки, дарят аппаратуру. Ловят рыбу крючками без бородка: поймал, сфотографировал, записал в книжку все данные и выпустил. Профессиональная гордость рыбака – спортсмена. Один итальянец ловил рыбу на спиннинг с бородкой. Подходит к нему американец и спрашивает у него: «Сколько стоит твой спиннинг?» - «Сорок долларов», - отвечает итальянец. Американец дает ему сто долларов, забирает его спиннинг и ломает о колено. Эти туристы рыбаков не любят, когда видят на своей арендованной территории  чужих (наших) рыбаков и жалуются – это их арендованная территория. Местные рыбаки возмущаются: «Все иностранцам! Все продаем! А что своим людям?» Вот и приходится нашим людям нарушать закон – за это штрафы рыбакам: за расчехленный спиннинг на протяжении одного километра от реки штраф 50 рублей, за пойманную рыбу – штраф. И вообще, нельзя нашим появляться на этой территории. И все же наши люди приходят сюда – это их край. И как тут что-то можно объяснить людям. Шастают, прячутся, ловят – их ловят, наказывают, сажают. Идет война между своими же людьми. А высокому начальство – ему все можно. И здесь появляется все больше арендованных иностранцами участков – доллар правит бал! И отчуждают своего человека от своей законно земли, и каждый выкручивается, как может, чтобы иметь прибыль. И создали еще одну дополнительную инспекцию – рыщут по всему району. А участки эти уже обживаются на иностранный манер: дома, лодки, дороги, машины.
В разговоре Саши все время сравнения: как у них и как у нас. И горько, и больно, и обидно, и стыдно – и бессилие от этой разницы. Сам он строитель, но на что ни пойдешь ради денег в нашей нищенской жизни. Ему здесь одиноко и тоскливо. Один среди леса и бичей. Он охотно, много и подробно рассказывал – чувствовалось, как ему хотелось подольше побыть с нами, среди своих. Не знает языка иностранцев, а своя речь душу тешит. С пониманием и тонкостью рассказывает о рыбном деле, снастях, о повадках рыб. Оружие ему не выдают, хотя тут бродит много всякого темного люда. Семга и селистер – многие местные жители этим болеют. Способ лечения. Принес хлеба и картошки: «Разве это уха без картошки!» Увидел, что рядом с ним осталось три человека – третий час ночи! -  извинился, попрощался и ушел сквозь темный лес вдоль берега к своему лагерю. Долго слышен был хруст веток.
К этому состоянию, видно, никогда не привыкнешь. Встретился с человеком, разговорились, открылись – и разошлись навсегда. Извечное отношение людей – случайные встречи. И никогда уже не дано знать, кто был с тобой рядом, а этот, кто рядом, быть может, намного дальше тебе этого случайного встречного. Его удаляющаяся фигура скрылась за деревьями, но еще была долго видна на фоне ночной реки в свете белой ночи. 
29. На ловлю рыбы вышли все. В этих не пуганых местах превосходно ловится. Искусство ловли. Два человека рядом – и умение вовремя оценить обстановку, момент.
На крючке бьется и рвется живая рыба, в садке дергается, не понимая, что с ней. Ее недоумение и радость рыбака, когда в его садке все больше их, обреченных. Закон природы или оправдание человеком вынужденной борьбы за свое существование. Все построено в природе на жизни одних за  счет других. Идешь по траве – мнешь ее, еще живую. Рвешь ягоды, ловишь и ешь рыбу. Где предел этих отношений? Что можно? Чего нельзя? Кто прав? В этом и есть реальная плоть жизни каждого существа, и нечего роптать на судьбу самому человеку, своей смертности – и он участвует, как и все живое, в этом всеобщем процессе жизни борьбы за приспособление и выживание: каждый миг на грани жизни и смерти.
Видимо, смерть не есть конечный результат существования индивидуума, ибо индивид не существует в частном виде – все взаимосвязано: каждый для всех, все для каждого. Все настолько переплетено, что надо понять: природа есть цельный организм – одни выживают за счет поглощения других. Есть процесс, над ним единый дух: осознанность и осмысление. Вершина всему этому человек – высшая ступень этой природы, ее осознание самое себя. Он – высшая сущность, носитель разума, заложенный в природе Дух. Есть единственная и главная задача этого разума: осознавать весь этот взаимопожирающий процесс, искать в нем гармонию, высшее начало, опираясь на скопление всех этих ценностей, и действовать по наведению нравственного устройства живой природы. 
30. Утром выходим на воду. Убираем палатки, складываем вещи и грузимся на плоты. Уже привычно и спокойно входишь в воду в обуви и одежде, все спокойны и веселы – и в путь.
Река Низьма. Тихое течение, берега густо заросли осокой, - все похоже на типичный берег рек Беларуси. Лишь реже и худосочней лес. Густой мох, первозданная запущенность, тишина до глухоты. Уже стало привычным, что нет вокруг ни жилья, ни человека. Оба берега низкие и пустынные. Меньше камней, дно песчаное. На блесну ловятся щуки и окуни до 2 килограмм. Вдруг на левом берегу сияют в свете дня провода, столбы между деревьями, и резко под углом провод уходит в землю. Спиннинг, заброшенный на берегу у воды. Вдоль берега узкие извилистые  тропы – дороги брэков. Частые и резкие повороты реки, вода чистая, мягкая – наша скорость не более 4 км в час. Водосбор от слияния двух рек: одна тихая, другая с порогами и каменным дном. Небольшой островок и, конечно, на нем кострище. Привал. И вновь проплывает мимо какая-то группа туристов – те же москвичи. Продолжаем путь. Издали слышен звук водопада – порог Падун. К нему уже причалили москвичи  на своих байдарках – им предстоит их обнос. Мы отправляемся пешком вдоль берега обследовать пороги на протяжении 2 км. Самое опасное – начало пути: вода вздыбливается между двумя валунами, в просвете между ними в метрах 20 огромный мыс – валун. Обносим метров 200. Вода бурлит и пенится, заглушая наши голоса – приходится кричать. Чувство страха: мне впервые предстоит пройти подобное – от одного вида кружится голова. Фантазия рисует самое мрачное. Но я готов идти – есть уже маленький опыт. Проводим, спустившись в бурлящую воду – самый опасный участок метров 200, плот, подкачиваем, садимся и отталкиваем от берега.  И поток понес нас в низ на сумасшедшей скорости. Мелькают в глазах булыжники, перескакиваем через них: надо успеть обойти каждый, но это не часто удается – и тогда нас бросает из стороны в сторону. Все время чувствуешь под ногами, как стучат по днищу камни, временами садимся на них прочно – даже поток не может нас сбить. Делаем вертолет, гремит команда: «Реверс! Нос вперед! Нос вправо!» Вода хлещет в лицо и ослепляет. Уже ничего не воспринимаешь: ни воды, ни комаров, не видишь берега – вокруг только один бурлящий поток и стремительно проносящиеся вокруг угрожающие лбы камней. Наконец, течение начинает гаснуть. Последние препятствия – становится тише, спадает напряжение. И когда поднял весло, не верится, что все это позади. И даже сожалеешь, что все это так быстро кончилось – а это три км.
Впервые ощутил, хотя позади был пройден не один порог, почему так тянет на эту тропу тревоги и преодоления трудностей: ощущение вольной силы до головокружения – и ты сам прошел. Вот теперь мне и понятен истинный смысл: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…»
Продолжаем путь. Течение еще несет нас, но все тише. Гребем лениво, лишь управляем ходом плота. И вот течение почти сгасло – и вновь надо грести. На другом берегу делаем привал. Место сухое, и есть кострище. Одни разгружаются, другие разжигают костер – это первое и главное в водном походе. От сухих веток огонь быстро разгорается, благодатно пахнет дымком. Протягиваем между деревьев веревки: сушим рюкзаки, одежду, пищу. Дежурные готовят ужин, остальные обследуют местность. И как уже все привычно: через несколько сот метров от берега тянутся болота. Кусты черники, в этом году нет ягод, морошка, вдоль берега, где посуше, вероника. Ужинаем.
Звук приближающейся моторки – заметили наши плоты и костер и резко сворачивают к нам. Их четверо. Двое выпрыгивают на берег и поднимаются по крутому берегу. Один в очках, черноволосый с крупным носом и большим ртом, представляется: представитель мурманской области рыбнадзора. Второй, высокий, кучерявый, черноволосый, под робой тельник, быстрый, суетливый. Бегает глазами по нашим вещам, палаткам, обходит, заглядывает, всматривается. Видит под елкой садок с рыбой, быстро нагибается и изучает: щука и окунь. Грозно бросает нам: «За рыбу тут золотом платят! На что ловите? Где снасти?» Видно, что очень хочет придраться, но второй в очках, видимо старший, останавливает его: «Ладно, с ними все ясно. Поехали». И нам: «Так, ребята, быстренько снимайтесь отсюда и уехали – здесь заповедная территория. Ни стоять, ни ловить здесь нельзя. Чтобы вас здесь завтра к обеду не было. Встречаем американцев – ясно?» Уплывают. Первое чувство оцепенения, бессилия и возмущения проходит. Обсуждаем обстановку. То, что у нас есть рыба, которую они не обнаружили – аргумент согласиться. Несколько меняем маршрут. На ужин полный котел ухи – поймали в пути. Эта последняя наша стоянка определяет и наше настроение. Выбираем два больших пятиметровых бревна, кладем у костра – до утра будет тепло.
Долгие разговоры у костра – понемногу узнаешь что-то новое о каждом: вспоминает по ассоциациям и рассказывает. Манера рассказать и умение слушать: здесь не только привычка и условия, но и характер. Вокруг ни души, сумрак. Но это ощущение проходит, когда понимаешь: где-то есть и другие туристы и бродят брэки. Вокруг, прямо у ног, бегают маленькие черные мышки и забираются в палатку. В зависимости от времени суток – рой и шум разнообразных комаров, оводов, мошек. Становится все  сумрачней, но все еще виден второй берег, и мир реки, слышится шум порогов. Полная тусклая круглая луна, всплеск рыбы в реке: выскакивает хариус, играет форель. 
31. Позднее утро, свежий ветер, мягкие редкие облака. Много солнца, запахи леса и трав, гладь и дыхание воды. Купание и костер.
Диме надо уходить: ему надо быть в Москве 3 августа: встреча с семьей, оттуда на юг. Тихо и молча собирается в дорогу. Ходит в развалку, как медведь, все время в кедах на босу ногу, легкая рубашка и болоньевая ветровка. Идем с Сергеем П. провожать его по берегу. На деревьях и кустах обрывки веревок и канатов. Пристанище из досок – пустая хибарка, рядом вторая из бруса, обита толью, печурка. В глубине в чаще два хороших дома, банька, качели, заборчик, огород не засажен. Ни души. На земле много заброшенных сетей разных размеров. Выкуриваем на прощанье по сигарете. Еще несколько слов на посошок, анекдот. Из его фраз: «Это гениальный случай. Это шедевральная фраза. Это потрясающее событие. На мой примитивный разум…» Берет у меня свой рюкзак, в руках острая палка. Ни компаса, ни карты – перед ним лишь тропа. Сколько идти и куда  - не известно. «Тропа выведет сама», - говорит он. Сергей подает ему кусок веревки и наставляет: «Дойдешь до моста и привяжи к перилам – это будет нам знак, что ты дошел» - «Верно», - отвечает он, берет веревку, кладет в карман и уходит. Быстро скрывается за деревьями его осанистая фигура, и вот только изредка мелькает между деревьями красное пятно -  его рюкзак.
Возвращаемся. Много больших красивых грибов, но уже гнилые. Морошка – надо привести домой, идем за ней с Сергеем. Мошка слепит глаза: растет ягода редко, к каждой надо отдельно подойти и нагнуться. Черничник густой, но пустой – год на него не урожайный. Вдоль берега очень сырое место, потом резко сушь, желтые травы и высохшие деревья. Когда пришли в лагерь, увидели Диму – вернулся и объяснил: «Тропа быстро кончилась, и началось непроходимое болото».
Опять подъехала инспекция – двое: «Ребята, уезжайте!  В километре американцы». Выпили с нами чаю и стали покладистей. От еды отказались. Разговоры об американцах, об аренде, о продаже земли. Чужим – а что своим? И будут ли платить? И стоит ли? У них все там так, а у нас все эдак. В голосах не только обида, но и зависть: все это недосягаемо, но так хочется. У них в лодке пять спиннингов – изъяли у латышей. Закурили. Узнав, что у нас сигареты на исходе, пригласили по дороге заехать в их жилье.  Но это почему-то нам не сулит ничего хорошего.
Мы отплыли. Течение помогает экономить силы. Догоняет моторная лодка. Американец приветствует нас и улыбается. Наш плот качает волна от их моторки. Сеть на воде. По берегу идет рыбак, увидел лодку с американцем и спрятался в кусты: такое ощущение, что здесь все друг за другом охотятся. Река становится тише, на правом берегу дома, на первом из них на флагштоке красный флаг. Решаем все же зайти к инспекторам. Ветхая, заброшенная избушка, а внутри стены оклеены веселенькими обоями, газовая плита. На стенах портреты из «Огонька»: секретари Брежнев и Андропов, и пр. В комнате сидит на кровати знакомый в очках, читает. Второй, кучерявый, сидит за столом, заполняет квитанции. Приглашает нас сесть. Опять разговоры об американцах – они для них лишняя работа, правда, обещали прибавить к зарплате по 10 долларов в месяц, но пока одни разговоры…. Кучерявый: «Мы сюда приезжаем, как на курорт: погоняем и едем дальше. Так надо начальству. А нам работы хватает – мы на всю область. Места у нас богатые, но все теперь идет американцам: они арендуют много участков, до самой Якутии». Угостили сигаретами: «Мы себе достанем». Сергей спрашивает: «Можно купить у вас красную рыбу?» - «Мы этим не занимаемся, - вышли нас проводить. – До Умбы здесь не далеко осталось – километра два…» На берегу маленькие добротные домики американцев и машины. Рабочие строят новые дома.
Вода медленная, здесь лесосбор, вдоль всех берегов в воде связанные цепями бревна. Всплывают рыбы, над ними чайки. Навстречу на полной скорости моторка, на ней двое молодых парней. Подъехали, осмотрели наш плот и без слов уехали. Перескочили через бревно поперек реки и понеслись на мыс острова. Устье Умбы, место лесосбора, спокойная вода, не чувствуется течения. Указанные нам два километра оказались добрыми шесть. За километр от намеченного места увидели за собой блеск весел в сиянии солнца: нас быстро нагоняли три байдарки – фантастическое зрелище.
Причалили к полуострову. Там уже были группы. Пока мы искали место, прибыли уже знакомые нам латыши и москвичи. Латыши рассказали, как их прихватил рыбнадзор, забрал спиннинги, улов, проверили документы, выписали штраф на 257 рублей, и сказали приехать за спиннингами в Умбу. «Да ну их к черту! Хоть и не повезло нам – мы чайники. Но улов, который у нас остался – все нам окупит. Мы второй год здесь. В прошлом году нас брэки обокрали – они у многих крадут. А места здесь такие красивые, что нельзя не приехать. Теперь доберемся. Правда, еды почти не осталось». Мы выделили им кашу и сахар. Поблагодарили: «Будете у нас в Латвии – мы вам тоже поможем. Только не подумайте, что мы к вам за этим пришли. У нас часы остановились». Молодая девушка, хохотушка и говорушка, розовое лицо с маленьким вздернутым подбородком. Парень длинный, не брился весь маршрут, бороды еще нет, но лицо заросло, особенно густо под подбородком. В шортах, в свободной рубашке, в джинсовке без рукавов: веет от них вольностью и свободой – очень напоминают американцев. Оборудование на катамаране красивое, аккуратное, надежное. На трех катамаранах десять человек. Старшему лет 50, очень худой, поджарый, в джинсовом костюме, тельняшке, резко выпирающие скулы на впалых щеках, глубокие вдумчивые спокойные глаза, густая седая борода. Рассказывает об инциденте с рыбнадзором  спокойно, взвешенно, с усмешкой. Видно было: его ничего не остановит – он еще сюда вернется. А настоящему туристу трудно забыть такие места – не может ни повторить маршрут. Узнав от нас про Харловку, загорелся, начал пытливо расспрашивать и твердо сказал: «Буду там». Путешествия – образ его жизни. Интересно, вдохновенно и толково рассказывал о местах, где побывал: есть что вспомнить, с чем сравнить, чем гордиться. И хотя и за моими плечами много поездок, путешествий и экспедиций, но я в водном маршруте впервые и чувствую: готов повторять. Но все дело, конечно, во времени и обстоятельствах и…возраст, хотя и перенес все не хуже других, молодых и бывалых. Конечно, были сомнения, трудности, страх – но это всегда бывает впервые в новом для себе состоянии.
Последний взмах весла, последний причал за этот маршрут – и уже невольно новое отношение к этой земле, где видел вдали на дороге машину, мост, рваную дорогу асфальта и указатели. И особенно остро ощутил шум, скрытых за деревьями проносящихся машин. На стоянках все общаются, как хорошо уже знакомые. Подъехала группа рязанцев, шесть человек на одном маленьком тесном плоту – катамаране. В середине свалены высоко вещи. Они жмутся к ним вповалку в водонепроницаемых костюмах. Рассказали, что у них украли на Жемчужном берегу рюкзак с водкой, и они подумали, что это – мы: мы снялись в то утро рано, в 6 часов утра. Объяснились, дружно посмеялись и разошлись. Издали они напоминали на своем катамаране Стеньку Разина на баркасе у Сурикова. Ночь теплая, не ставили палатки, соорудили навес, спали в спальниках. Я не мог заснуть почти всю ночь: конец путешествия, воспоминания – тянуло быстрее домой. А белые ночи стали уже темными.
1 Августа. Утром втроем отправились в Умбу. Асфальтированная дорога вся в  забросанных между лесами камнях. Вокруг болота и огромные вулканические породы. С первого же взгляда Умба производит удручающее впечатление – никакого лица. Дома – развалюхи, выгоревшая краска, видны затянувшиеся стройки. В самом центре около площади река завалена бревнами, бьются в течении,  словно пытаются залезть друг на друга и выскочить на берег. У магазинов огромные очереди: люди ждут купить хоть что-нибудь. Полки почти пусты, но хлеб есть, несколько банок консервов и иностранные сигареты. Иногда на улице мелькнет интеллигентное лицо – каким чужим оно выглядит здесь! Мужчина в сером широком костюме, осанистая крепкая женщина, много нерусских лиц местной народности. Остановка автобуса, а касса к ней за километр пути. Дощатая мостовая, кривая улица – и вдруг «Школа искусств» На бесконечно длинной улице изредка встречаются пятиэтажные хрущевки, есть несколько довольно интересных по архитектуре домов. Широкий дом обит вагонкой – клуб. Умеют же строить, но как редко это встречается. Глаза человека свыкаются с этой серостью и убогостью. И только природа вокруг не дает человеку терять чувства красоты. На втором берегу тянутся на высокой холмистой местности одноэтажные дома поселка, не тронутые соцдействительностью. На самом высоком месте возвышается церковь и металлические эстакады. А река течет вдоль своих извечных берегов, словно стараясь поскорее убежать от всей этой грязи, хлама и ругани. Много пьяных, праздно шатающихся людей, и довольно молодых людей с замкнутыми лицами. Много разнопородных собак  разгуливают по улицам. Ларек, водка в трехлитровых банках, толкаются пьяные мужики и скандалят. Узнали, что мы хотим купить семгу – засуетились, оповещают друг друга. Каждый знает, что надо ему, но что возьмешь – кому как повезет. Обещают: «Будет вам рыба!» Обменная валюта – только водка, с рук – 35 рублей. Мужик лет 35, весь в бицепсах, но ожиревший, под трико выпирает живот, майка с короткими рукавами грязная, один глаз косит, словно ослеп, второй острый, быстрый. В этой сделке у него одно желание – поскорее  выпить.  Увидел обещанную водку – и потерял покой. Разговоры только о рыбе, семге и выпивке. Длинный сонный мужик в отутюженных брюках, черных узконосых туфлях, черная шерстяная рубашка, сума через плечо, все время молча расхаживает рядом. Подошел, попросил закурить, начинает осторожно заводить разговор. Не поддержали – молча вежливо ушел. Через некоторое время сел на соседнюю лавку, услыхал наш разговор о рыбе, встал, извинился, что подслушал и начал обсуждать: «Что же вы мне сразу не сказали, когда я подходил к вам закурить – можно еще достать». Начал перечислять у кого можно, но почти все на рыбалке. Начал бормотать: «Я тут могу, я тут жду, мы договорились, вот хожу, вот вижу. Что же вы мне сразу не сказали. А можно и сейчас подойти поговорить. Семгу еще можно достать. А, уезжаете – что же вы ко мне сразу не обратились». – «Откуда мы могли знать» - «Такое дело надо знать. У каждого спроси. Правда, не каждый достанет, а я бы мог».
Кассирша, полная, некрасивая, но очень милая. Всем сочувствует, все время говорит, быстро работает и вздыхает над рассказами других: «Вона опять цены повысили на мебель и телевизоры – как жить дальше будем! Что делать, господи! Не прожить на одну зарплату» Выписывает нам квитанции на багаж: «Зачем вам столько платить! Возьмите меньше, жалко мне ваших десяток. Вот и билеты как подорожали – как пережить такую цену. Это в три раза уже…»
На площади встретили еще туристов – их здесь много со всех краев. Но как все дико! Государство могло бы получить такую прибыль, создав условия, базу. Богатый и красивый и благодатный край, но такое ощущение, что люди здесь не живут, а хватают, кто что успел. Автобус набит битком, забит рюкзаками и узлами - много туристов. Просят водителя взять еще 12 человек, он не долго дает себя уговаривать, машет рукой: «Ладно, все садитесь – разберемся в дороге». Билеты не проверял, рванул автобус с места на скорости. Народ молча и тесно застыл, где кто всунулся. Окна закрыты узлами, душно, но все рады возможности ехать.
Незабываемое. Автобус, урча, чуть взобрался на самый пик холмистой дороги – и вдруг с головокружительной высоты открылся залив Белого моря. Ширь воды в сверкании солнца на небе в ярких синих облачках, на воде разбросаны острова до горизонта и от всего ослепительно играющий радужный свет. Вспомнилась картина Васнецова «Север».
Кандалакша, весь вокзал в туристах – все дикари. Здесь сходятся все северные пути туризма. Вот бы где сделать базу, да мировую. Какие возможности для туристов, а для государства какая колоссальная прибыль, да и для расцвета самого города. А туристы безвозмездно вложили бы свой вклад в изучение и развитие этого края.