Живет любовь во мне к ее камням...

Рая Кучмезова
            
   КАЙСЫН КУЛИЕВ И АРМЕНИЯ

Исследователь творчества К. Кулиева может написать монографии – «Кулиев и Грузия», «Кулиев и Киргизия», «Кулиев и Латвия», «Кулиев и планета Земля»… Материал есть, он многослоен и при внимательном изучении удивляет глубиной постижения иного мира,  точностью угадывания знаков инаковости и универсалий этих миров.
Вдохновенное, непрерывное его путешествие  сопровождалось жадным интересом к культуре  народов, изумлением, ликованием от узнавания новой краски, новой ноты незнакомой земли, и это не всегда – поездка. Он не был, например, в Испании, но любовь и понимание Г. Лорки и его земли были таковы, что он составил собственную топографическую карту страны и очень часто посещал ее.И в его творчестве, в жизни – переоткрытие национальных  культур с безошибочным определением в них самых значимых имен – одна из важных составляющих его духовной биографии.
И в многоликой, разнообразной и своеобразной портретной галерее Кулиева, в его книге «Так растет дерево», в посвящениях, восхвалениях нет ни одного имени литературного сановника, литературного генерала - только те, кого любил, у кого обнаруживал талант: и как проницательно и безошибочно он  угадывал его. И ликовал, не опасался высокого тона, снимал все, что второстепенно, занесено в судьбу капризом случая, обстоятельствами - видел суть.
 «Не забыть никогда, как он нес с собою в нашу жизнь чувство единения, братства и солидарности, создавал между сынами разных народов прочные узы… И как мы гордились и радовались, оказавшись втянутыми в орбиту его размашистой, яркой личности», – писал крупный прозаик А. Нурпеисов.
Дар соединять людей, культуры, любить «соседа и человечество» был у Кулиева выражен  многогранно, ярко.
  Взаимоотношения с землей, людьми и духовной историей Армении имели сильную, дополнительную, личную окраску.
Общность памяти и опыта добавляла к восприятию культуры этой страны личную историю. Были совпадения – Кайсыну случайно попался в Киргизии сборник А. Исаакяна с иллюстрациями М. Сарьяна. Это было в первый год изгнания – страшный, безвоздушный год.
Кулиев многократно возвращался к этой книге, как реальной силе, участвующей тогда в  его спасении. Наверное, А. Исаакян в мощной литературе Армении не самый большой поэт. Но он оказался рядом, оттолкнул от бездны, утешил. Свет скал,  земли, лиц в рисунках художника Сарьяна  на миг отбрасывал химеры, мрак. И навсегда – благодарность. Как бы в тот адовый год  обезболили его слова Уильяма Сарояна, с которыми встретился  он значительно позже: «Хотел бы я знать, найдется ли в мире сила, которая способна уничтожить этот народ, это малое племя скромных людей, чьи войны отыграны, государство уничтожено, чья литература не прочитана, музыка не услышана, а на молитвы больше нет ответа.Нет такой силы». В те годы такие слова были спасительны, необходимы и Кулиев их встретил в армянской поэзии.
Потом были встречи. Одна из них – Левон Мкртчян. В ряду  прекрасных друзей Кайсына Кулиева он занимает особое место – уровнем понимания, действенной сопричастностью ко всему, что происходило в его творческой, частной судьбе, как при  жизни Кулиева, так и после его ухода. Так, Мкртчян  подготовил и издал к 80-летию поэта честную, эмоционально и  фактический информативную книгу, составленную из любви и печали – «Без тебя, Кайсын, и вместе с тобой». Сделал это в блокадном тогда Ереване, где свет и воду давали на два часа, хлеб – по карточкам и.т.д.
В этой работе талантливого армянского филолога  – красота мужской дружбы. Скорбь и радость. Редкая память, редкое чувство благодарности за то, что такой человек был, и он был рядом, одарил пониманием и доверием, освещают весь тест.
В книге названы так же нити, соединяющие Кулиева с Арменией и Армению с Кулиевым.
«…Не для вида  сквозь прошлое мы вглядывались в даль/ Была тебе балкарская обида /Близка, как мне армянская печаль»
Это строчки из стихотворения, посвященного Левону Мкртчяну, проясняют  одну из граней их родства.
«Может быть, потому так любовно подробен Кайсын Кулиев, создавая как бы заново мир, людей, природу родной Балкарии, что Балкария была потеряна. Может быть, поэтому он так прост и точен в своих образах: желтое солнце, белый снег, алый закат. Женщины женственны, а мужчины мужественны…» – это наблюдения Левона Мкртчяна точно- за ним и самонаблюдение.
В Ереване я видела выставку, подготовленную частным коллекционером, который по всему миру собирал детали быта и составлял их историческую биографию.
В залах музея была выстроена история Армении через предметы будней. Осколок кувшина, лопатка, утюг, граммофон, колыбелька, ковер с крылом птицы. К каждому – дан паспорт, где найден, когда создан и т.д. Казалось, обычная и несколько скучная экспозиция, и только поняв ее замысел, увиделась его необычность и единственность. В ней склеивались растоптанная, разбросанная в разные стороны, оскверненная злобой, очень важная нить, связующая быт в бытие одной семьи, одного народа. Попытаться ее восстановить мог только человек, помнящий, как и что оборвалось. И выставлена она могла быть, наверное только в Армении.
Отношение к истории, формы воссоздания потерянного, культура памяти, оберегающая стихия памяти, возможность говорить, писать о геноциде, возможно, еще и поэтому  вызывали у Кулиева особое отношение к этой стране.
И на встрече со студентами университета в Ереване он говорил и об этом: «В Армении столько камней, потому что враги не могли их убить. То же самое я могу сказать о своей маленькой стране с красивыми горами, красивой землей и красивым названием Балкария. Ее жизнь осеняет высочайшая в Европе вершина Эльбрус.
Народ этой страны, как и армянский народ, прошел многие испытания. Его в буквальном смысле лишали земли, в буквальном смысле гасили очаги наши. Но мы снова разжигали огонь в этих очагах, снова мастера возвращались на родную землю». Произнося эти слова, он знал – как нигде, здесь их поймут, увидят, что стоит за ними, ибо, как он заметил в этом выступлении, «…все изгнания очень похожи». И эта трагическая общность в судьбе придавала его любви к Армении терпкую, сокровенную ноту, которая звучит во всех его многочисленных статьях и стихах, посвященных ей.
В речи на юбилейном вечере, посвященном 60-летию  Кулиева, Л. Мчртчян привел эпизод: Католикос всех армян  на встрече с писателями Армении спросил: «Я прочитал балкарского поэта Кайсына Кулиева. Он  столько сказал о нашей истории, культуре, вере. Скажите, пожалуйста, а чем занимаетесь вы?» В этой  фразе есть  и истина – Кулиев, действительно написал о Армении много.
Составители энциклопедии «Армянский вопрос» в обширную главу, охватившую всех, кто в искусстве писал или упоминал геноцид армян, Слово Кулиева не включили. Жаль – оно бы внесло лично выстраданную правду в эту энциклопедию скорби.
Для Кулиева зло, насилие, несправедливость к понятию  народ, нация никакого отношения не имеют и иметь не могут. Во всем его творчестве отсутствует оговорка или уточнение этого вопроса, настолько оно было для него элементарным. И только однажды он коснулся темы национализма: «…Там, где одна нация противопоставляется другой, там нет поэзии. Там не может быть поэзии». В его устах  - нет ничего достойного любви, смысла, самой жизни. «…Мы были бы благодарны Кулиеву, даже если б он не был знаком с Арменией, не приехал бы сюда и не писал бы о ней. Мы были бы благодарны ему уже за то, что он есть, за то, что, поделившись с нами своими горестями, он помог нам справиться с нашими» писал мудрый Амо Сагинян.И все великие современные художники Армении понимали, что скрывают и что открывают слова Кулиева.
«Дорогой Кайсын!
Люди, подобные тебе (с течением времени, к сожалению, их становится меньше) возвращают меня, поэта и армянина, ко временам мужественного альтруизма, ко временам Туманяна, Толстого и Швейцера. И значит, дорогой старший по отношению ко мне брат, долго будь на этой грешной земле – твоя болезнь или немощь обрекают меня на страх и одиночество.
Спасибо тебе за твою поэзию и за твою позицию человека.
Твой младший брат Грант Матевосян».
Слове «брат» здесь – не восточная любезность- чувство родства у этих художниках, столь схожих и различных, было сильным.
В «Уроках Армении» А. Битова угадано олицетворением Армении выступает Грант Матевосян.
Потрясения, вызванные неназванными и важными событиями в этом путешествии, неожиданности, укрупняющиеся из-за бессознательного их ожидания, текст  передает с подчиняющей силой.
Всегда сдержанный, избегающий интонационных крайностей в передаче армянских впечатлений  Битов «мысленно рухнув на колени перед не постижимым», и тем, что удалось постигнуть, выражает их нотой ошеломления.
Л. Анненский, обнаруживая в «Уроках Армении» чисто битовский сюжет, утверждает: «Из Армении он вернулся другим человеком. И другим писателем». Думается, наоборот, первотолчком всех поисков Битова была необходимость  возвращения к себе. Волна, опрокидывающая все случайное, прилипающее накрыла, высоко, больно подбросила в Армении. Особенно в 1967 году для Андрея Битова такое самостолкновение, наверное было необходимым и внезапным. Совершая свои переоткрытия, автор признается, что именно в Армении он также усмотрел пример подлинно национального существования и проникся понятиями родины и рода, традиции и наследства. Очерчивая особенности контуров такого существования, констатирует: «Способность к уважению. Способность уважения к другому, способность уважения к хлебу, земле, природе, истории – следовательно, способность к самоуважению, к достоинству». За этим – способность не нажираться. Обжирается и пресыщается всегда нищий, всегда раб, независимо от внешнего своего состояния. А раб презирает все то, чем обжирался, и мстит тому, чего жаждал. И его свобода – хамство. Потому что опять он не имел, не владел, и теперь, чтобы убедить себя в своей свободе, он должен плевать на все то, к чему так позорно оказался не готов, – к обладанию.
…Я беседовал с мужчиной, который был мужчиной и беседовал, как мужчина. Мы ели еду, которая была едой, и пили вино, которое было вином. Все являлось тем, что оно есть: камень – камнем, дерево – деревом, зверь – зверем, а человек – человеком». Как  многое вмещено в эти слова, как они точны.
Помню личное чувство потрясения, которое не отпускало все время пребывания  в Армении. Зримая печать веков, внезапность контрастов, мистерия в рисунке темно-фиолетовых мостовых, в линиях ветвей инжира, в звуках речи очаровывали. Новое пространство в душе, преображало реальность и радость обнаруживалась во всем вокруг.Читая «Уроки Армении» Битова, испытывала  зависть.
В книге выражено то, что мне выразить оказалось непосильным. Пережита была та же острая «необходимость нашарить слово, надеть, накинуть, натянуть его на свою радость»

Каждый день – событие, которое надо осознать,  узнавание неведомого и неизвестного о людях, о себе, стране, которое надо запомнить. Каждый день – тревожный, прекрасный праздник. И до встречи эта земля была дорога, потому что ее отражала, воплощала Астоян Анаит. Встреча и дружба с ней – драгоценный и щедрый подарок случая. Один из самых талантливых преподавателей Литературного института Джимбинов Станислав Бемович, на лекции, рассказывая притчу о несовпадении внешнего и внутреннего и о даре предугадывания  скрытого, сказал: «Если бы к нам сейчас зашел провидец и мы бы его попросили угадать самого сильного мужчину среди нас, думаю, что он назвал бы нашу маленькую Анаит». И прав был мудрый Станислав Бемович – ее отвага в отстаивании своей истины, верности себе, неутомимости доброты, ее сила любви – к человеку, народу, своему призванию, служению в Матадаране – удел немногих. И стихотворение Кулиева «Армянке Анаит» могло быть посвящено и  Астоян Анаит.
Во мне живет любовь к ее камням
Сто раз оплаканным, сто раз воспетым
Любовь к ее сынам и дочерям.
Ее пророкам и поэтам –
писал Кулиев в стихотворении «Армянке Анаит», и эта любовь была взаимной. Только благодаря писателям Армении и супруге, Элизат Кулиевой, представивших книгу Кулиева в Комитет по Ленинским и государственным премиям, он получил Ленинскую премию в 1990 году. В письме-пред¬ставлении Левон Мкртчян писал о том, что Кулиев должен был получить эту премию при жизни, о несправедливости судьбы, о поэзии. «Человек. Птица. Дерево» – лучшая книга Кайсына Кулиева, которая должна быть отнесена к вершинным произведениям поэзии народов СССР.
...Мы не замечаем, что печатались пусть редкие, но выдающиеся произведения, к которым мы еще должны вернуться и по достоинству оценить их. К таким выдающимся произведениям несомненно относится книга стихов Кайсына Кулиева, представляемая на соискание Ленинской премии». И за этим поступком армянских писателей стояла любовь, память, потребность выразить свою благодарность.
Поклон Армении.