Старик сидел у подножия эскалатора, перед собой поставив консервную банку, и ел оставленное в вагоне кем-то добрым печенье. Оно оказалось песочным и очень нежным, как раз для прогнивших зубов. Пока во рту таяла одна печенка, шурша пакетом, он запускал руку за следующей.
Бодрящую, развесёлую музыку прервал чёткий голос: «Будьте бдительны!..» Остальные слова старик не расслышал. В эту благостную для старика минуту всё внимание его привлёк спустившийся с эскалатора пьяный вдыбу паренёк. Что-то, видимо, нашло на того или чёрт укусил, но только парень с размаху двинул зачем-то по банке нищенской, и та со звоном полетела в сторону, теряя скопившиеся монетки.
Старику звон показался таким сильным, что он решил уже, будто сами ангелы спустились за ним с небес и звенят, и звенят в распростёртых руках колокольчиками, и не сразу осознал произошедшее, а, замерев, с открытым ртом смотрел на катящиеся и падающие на одну из сторон монетки. Банка, отскочив от стены, летела обратно к эскалатору, снова кто-то пнул её, уже нечаянно.
«Добивай, сука! – заорал, вскочивший в припадке ярости, дед. – Добивай, ****ь!» Пьяный парень обернулся и попёр было на старика, но его футбольный приятель, тоже болеющий за Россию из одиннадцати бегающих по полю мудаков, пять из которых негры; схватив за рукав, оттащил его в сторону: «Ну зачем ты?!» – «Да как нехуй делать поднимет, что ему!» – сказал громко пьяный и рассмеялся.
Грязное лицо старика исказила судорога, и слёзы брызнули, оставляя на щеках разводы. Он знал, что некоторых сколько не бей, они с каждым ударом только пуще слабнут, но себя он считал привыкшим к унижениям и думал, что ничто не может его обидеть, и забыл, что есть кое-что больнее обиды, и вот пьяный напомнил ему о копоти на душе от сгоревшей молодости, чьи ошибки нельзя исправить.
Лет тридцать прошло, если не больше. Всё лето они с друзьями шлялись без дела, «бомбили» ночами, хаживали по кабакам, пороли девок. Его тогда, кажется, звали Ваней.
В один из таких вечеров его другу Сашке понадобились деньги – Сашка знал, как их достать, он не раз уже так делал. Ване же ещё не приходилось грабить.
В тот вечер Ваня снова напился. Таким и встретили его друзья: Сашка и Бес. Они отправились вместе на станцию. Тихо шумела листва, горели фонари. Бес отказался в чём либо участвовать, ссылаясь на условное освобождение. Саня делал предположения о вероятности получения работягами сегодня зарплаты. Ване же, несмотря на опьянение, проявлял, икая, жгучий интерес к новому приключению, как к новой игрушке. То и дело давал всевозможные советы, не понятно, откуда только бравшиеся в его шестнадцатилетней головушке.
Станция пустовала, лишь один человек, помимо упомянутых, ошивался в конце платформы, печально поглядывая на звёзды. Желая поскорей отличиться, Ваня попёрся к мужику узнать время и выведать есть ли у него деньги. Так он, по крайней мере, объяснил друзьям. Те остались сидеть на железном заборчике, сплёвывая между коленок на пыльный асфальт. Плевки смачно шлёпались в тишине.
Мужик был одет просто: брюки, рубашка с завёрнутыми рукавами. В руке болталась бутылка пива. Что-то, по всей видимости, расстроило его больше, чем уход последней электрички. Скорей всего был ещё какой-то уход. Этим всегда кончается у людей что бы то ни было. И это либо радует, либо огорчает.
«Прикурить не будет?!» – нарочито прохрипел Ваня, на что ему молча протянули зажжённую зажигалку. Ванечка прикурил, не переставая злоупотреблять излишними движениями, подражая, видимо, грации героев голливудских боевиков. После такого подхода к тебе этакого крутого раскачивающегося на ногах парня точно стоит ожидать подсечки и перелома шейных позвонков.
«Слушай, мужик, ты выпеть с нами не хочешь? – не умело начал Ваня – Может, сообразим?.. Деньги-то есть у тебя?» – «Нет», – сказал мужик одно слово, и на этом разговор кончился. Ванечка чуть разочарованный поплёлся обратно.
«Ну чё?!» – спросил его Бес. «Нету у него денег», – честно ответил Ваня. «Ладно, вы как хотите, а я всё же схожу проверю», – решил Санёк и тихо побежал за мужиком, который успел уже выйти на тропинку, идущую параллельно рельсам, и не спеша прогуливался себе, покачивая в руке бутылкой. Не оставшись в стороне, Ваня и Бес тоже осторожно потянулись вслед за Сашкой. Метров за десять Саня, разбежавшись, в прыжке сбил жертву с ног. Удар ботинка пришёлся меж лопаток. Мужчина застонал, успев выговорить лишь «Добивайте, суки!», и под градом сыплющихся на него ударов потерял сознание.
Сашка быстренько обшарил карманы жертвы: «Я же говорил: есть у него деньги!.. Ладно, оттащим в кусты!» Все трое взялись и потащили. «Добивайте, суки!» стояло в ушах Ваничкиных, и когда они укладывали мужичка в овражек, Ванечка, схвативший его за ноги, оступился немного и пополз вместе с мужичком в ямку, а там и напоролся нечаянно животом на ветку какого-то дикого куста. «Порезало, бля!.. Оставьте меня!» – заныл Ванечка. Друзья вытащили его, посадили у дерева и, задрав майку и посветив, не удержавшись, заржали над парой сучковых царапин.
Мужик, живой или нет, остался в канаве, а ребята отправились в круглосуточный за водкой, пивом и жратвой, а потом за шлюхами, которым купили по коробке конфет. Друзья всю ночь драли девок на квартире у Саньки, родители которого, как это водиться, были на даче, а Ванечка, после неудачной попытки самоубийства – прыгнув с первого этажа, – заблевал ванную и завалился спать на всю ночь.
Утром его разбудила одна из девчонок, ради забавы дёргавшая у него из-под мышек волосинки. «Где я?!» – мычал бедный Ваня. «У Саши дома», – смеясь, отвечала она. «Какого Саши? Где я?..» – «А-ха-ха-ха!..»
«..А-ха-ха-ха!» – всё ещё слышался откуда-то хохот давно ушедшей вроде бы пьяни. «Какого Саши?.. Где же я?!» – умолял какого-то старик, ползая по полу и подбирая монетки. Какой-то мудак наступил ему на руку, а он даже не почувствовал. Боль забылась посредством боли. Он глядел на несколько, поднятых им монеток на грязной ладони, будто отупев вконец, но, силясь ещё что-то изменить то ли в себе, то ли снаружи себя.
«Будьте бдительны! – вещал строгий голос. – Не поддавайтесь на провокации...»