Женский день

 

         С утра сыплет мелкий дождь со снежной манной. Не празднично на улице седьмого марта сего года. Только в отделении, чем ближе к середине рабочего дня, тем оживленнее лица медсестер и женщин врачей. Они сегодня с новыми прическами, в полной боевой раскраске. Ароматы лака и духов, смешанные с мимозными, перебивают больничные запахи. Плановых операций сегодня не будет, профессор все отменил на радость оперблоку.

          - Это лучший подарок, - шепчутся сестры.

          Нашу Леночку, Елену Витальевну, ждет в ординаторской огромный букет роз. Лена еще молода, работает всего три года. Я пришел в отделение недавно, и был удивлен контрасту внешности и поведения. Все в ней было удлиненным и одновременно изящным. Высокая, худощавая, почти стройная, с пальцами пианистки, с красивым приятным лицом. Чуть с горбинкой греческий нос и минимум косметики. Каштановые волосы до плеч и миндалевидные добрые глаза, которые становятся узкими щелками, когда она сердится. Манера вести себя с коллегами мало отличается от той, которая есть у большинства мужчин хирургов и анестезиологов. Мало того, что она превосходит многих мужчин в логике, практичности и доказательности, - так она еще и за словом в карман не лезет, может и мат аккуратно добавить, если допекут. Я много раз становился свидетелем таких скандалов прямо в отделении или операционной с ее участием, что поражался Леночкиным способностям. Говоря спокойно, она слегка картавит, а когда переходит на крик, это становится почти незаметно. Любит нарды и хорошо играет в длинные, много курит, может даже выпить с нами немного разведенного спирта после смены. Дежурит сутками, как все, и не стонет. Но все это не огрубляет ее нисколько. Леночка вносит в наш мужской коллектив что-то успокаивающее, все-таки, женственное. Если она рядом, конфликты быстро угасают сами собой. Редкое сочетание твердости и душевности. Потом я встречал эти качества у разных женщин анестезиологов и хирургов, но они удивительно уживались в ней одной. У Лены дружная семья, муж бизнесмен и сын второклассник. И еще она очень хочет дочку.

      Вот она, сидит в кресле возле букета подаренных роз, удобно поджав под себя ноги. В одной руке бокал с красным вином, в другой вечная сигаретка в тонких пальцах. Волосы собраны сзади красивой заколкой. Лена улыбается всем счастливой улыбкой виновницы торжества, и не знает сегодня, что через полгода ожидает ее большая беда. То событие, которое только присниться может врачу в самом кошмарном его сне…

      Однажды посреди ночи я услышал настойчивый звонок. Это приехал за мной сын нашего профессора, молодой хирург. Он взволнован и скороговоркой объясняет мне, что нужно немедленно собираться и ехать в больницу. Я должен  додежурить до утра вместо Елены Витальевны, потому что у нее случилось осложнение во время наркоза и  на операционном столе умерла молодая женщина. Я молчу и пытаюсь это представить, а он тараторит: "Там приехал ваш заведующий, они закрылись в ординаторской, а меня ответственный хирург послал за вами, у нас уже три аппендицита ожидают на очереди…"   

       Скоро мы едем в разболтанном УАЗике по мертвенному, пустому городу и молчим. Чем ближе больница, тем тревожнее мои мысли: "Вспомни о законе парности, жди нового осложнения, и в ближайшее время..." Кто-то другой внутри успокаивает: "Ничего, прорвешься, просто не думай о плохом, - до утра осталось уже меньше пяти часов. Проведешь аппендициты, всего и делов..." А еще самому думается: "Ну-ну… И бедная, бедная Ленка… С любым могло случиться, но зачем это сталось именно с ней?.. Больная погибла. А если еще детей осиротила?.. Ничего хуже и не бывает. Тяжело-то как!.. Есть ли ее вина?.. Что она должна сейчас переживать? Хорошо, что Рутберг приехал. Он сумеет успокоить. Он – мастер. Он – виртуоз. Нет в нашем городе такого врача, и не только анестезиолога, кто бы не уважал его, как профессионала. Непременно, Рутберг научит, как вести себя у следователя, подготовит, оформит правильно документацию. Завал! Следствие… А сможет ли он слова найти?.. Для нее… Для родственников…

        О чем они говорят сейчас в полутемной ординаторской, разделенные большим столом и зеленой лампой? Скорее всего, пока ни о чем. Лена не может. Она уже отрыдала, теперь только всхлипывает на диване, уткнувшись в подушку. Он сначала обнимал ее за плечи, пытаясь остановить поток, возводимых на саму себя, проклятий. Теперь он сидит за столом и курит, читает что-то… Похоже, только недавно заведенную полупустую историю болезни. Он ждет… Ему шестьдесят, но выглядит моложе, он сухощав и резок в движениях. Голова кажется крупной из-за седеющей кучерявой шевелюры. Наконец, Лена садится и уже может дышать. Сигаретка в тонких пальцах долго не попадает в огонек зажигалки. Он вглядывается в ее опавшее лицо с размазанной по щекам тушью и тихо просит:

     - Соберись, Лена… Расскажи все по порядку. До утра мы должны оформить историю болезни, - он старается говорить как можно мягче, глядя ей прямо в расширенные зрачки. Лена, сквозь всхлипы, почти шепотом начинает рассказывать, что это… она хочет сказать, - Была, - но не может, давится дымом.. - женщина тридцати лет, которую они взяли на срочную гинекологическую операцию. Потом продолжает:

- В анамнезе все вроде спокойно, - тяжелых заболеваний и аллергии раньше не было. Давление снижалось до операции, но не сильно. Диагноз поставили - внутреннее кровотечение из разорвавшегося яичника. Подготовила я ее тщательно, обязательно провела предварительное переливание растворов и все обследования, какие ночью возможны. Успокоила, как могла. Вводный наркоз прошел гладко. Начала интубацию, быстро вставила трубку, проверила все, подключила аппарат. Хирурги попросили пододвинуть пациентку пониже. Как только подтянули ее с сестрой, - заметила, что губы у женщины посинели, и поднялось сопротивление в аппарате. Послушала легкие, а там много хрипов и дыхание резко ослабело..."

     У Лены вдруг проявляется ее обычный голос, она хочет быть точной до самой мелочи:

     - Я решила, что трубка вышла из трахеи, когда двигали женщину! Извлекла трубку, выполнила вторую попытку, и вставила ее заново правильно! Дальше все полетело к чертям!.. Аппарат не может продышать и начинает гудеть, из трубки слышны шумы, хрипы, - пошла пенистая мокрота. В легких клокочет… Губы синие, лицо серое, давление снижается, сатурация кислорода тоже сильно упала, - я подумала, - Отек легких?.. Очень быстро что-то!.. Неужели аспирация? Ну да, вот она!.. Наверное, в трахею мимо трубки попало содержимое из желудка, - Лена подробно рассказывает, какие лекарства вводились посекундно, что делалось для лечения грозного осложнения. Про то, как состояние неумолимо ухудшалось, пока через пять минут не наступила остановка сердца… Реанимировали ее вместе с хирургами минут тридцать, один раз запустили сердце, но потом вновь остановка, - и больше не запустили…   Она ждет его важного ответа: - Это синдром Мендельсона? Аспирация была, незаметная, так? Он кивает: - Да, конечно, Лена, я все понял. И ты тоже, я уверен. Хватит курить, садись писать, обсудим потом…

       Они до утра сосредоточенно заполняют карту анестезии, пишут посмертный эпикриз-резюме и окончательный диагноз. Рутберг идет в приемный покой и долго говорит с мужем умершей женщины. Возвращается сгорбившийся и постаревший, наливает себе спирта в мензурку, долго разглядывает ее в руке, но не пьет. Потом протягивает Лене:

     - Выпей глоток, надо... - она отказывается и вдруг начинает хохотать, потом хватает и с размаху запускает его пепельницу-ракушку в стену возле двери:

     - О-ой!.. - Лена пугается себя, съеживается, - простите меня, Эдуард Яковлевич!

        Рутберг спокойно наблюдает за истерикой. Испуг быстро проходит и, внезапно, она уже почти рычит чем-то страшным, не женским:

      - Р-разбила все жизни!.. Знаете, у нее двое детей осталось… Как же?... Чтоб я издохла, криворукая!!! За что?... А – а – а –ах!!! Бля-ать! Проклятый Мендельсон!!! Простите меня!..

      Ничего не исправить. Молодая женщина лежит мертвая в темной комнате на каталке, накрытая простыней. Операцию сделать не успели. Что это? Несчастный случай, грозное осложнение при интубации – синдром Мендельсона. Даже, если его вовремя распознать, своевременно и правильно лечить, - умирают семеро из десяти пациентов. Ошибка была, и она знает, какая...

      Лена сидит на стуле в коридоре кафедры и ждет прихода профессора. Рядом с ней история болезни с ненавистной графой, в которой уже стоят цифры: «Дата смерти: ---. Время:----...»  Голова на руках. За углом ее караулит приставленная, на всякий случай, санитарка. Сокрушенные, сочувственные взгляды коллег, бесполезные слова… Подбежала и села рядом дымчато-серая, почти синяя, беременная кошка Гипа. Гипоксия. Прижилась на клинической кафедре и получила кличку от анестезиологов за окраску. Она всматривается желтым взором в серое лицо врача с тенями вместо глаз. Опять текут слезы: «Что, Гипа, что, кошечка, хорошо тебе, детки скоро будут, - а у той женщины уже не будет деток… Нет ее… Гипоксия ее погубила… Я ее убила. Я виновата… Я- а – а!..»  И снова, теперь уже профессорское: «…расскажите все по порядку…»

     Лена больше не смогла ходить в операционную. Вела реанимационные палаты. Говорили, что наелась дома снотворных таблеток, но муж спас. Рутберг ездил с ней на все допросы к следователю, поддерживал. Тюрьмы не было, - дали условный срок. Два года. Потом Лена уволилась и уехала в другой город. Там сбылась ее давняя мечта, - она родила, наконец, девочку. Роды были очень тяжелые, и тамошний анестезиолог дал большую дозу препарата для лечебного сна-отдыха. Такое иногда применяется при утомлении в родах. Во сне она прислонилась к радиатору отопления и получила сильный ожог руки.

     Лена будет долго и успешно работать врачом. Только, еще не однажды посреди ночи она проснется и тихо заплачет, вспоминая...