Маринская впадина

Муфта
1

Я познакомился с Алексеем Мариным в школе, куда меня направили сразу после окончания педагогического института. Моя обязательная практика, после которой я мог вольной птицей лететь, куда вздумается, заканчивалась через несколько месяцев, когда директор представил нам нового учителя русского языка и литературы в старших классах. Марин выглядел куда старше своих тридцати с хвостиком, обладал неухоженной рыжей бородой и редкими космами волос, свисавшими с висков, его каре-зеленые глаза казались мутными и ничего не выражающими, веки – слегка припухшими, осанка – сутулой, походка – шаркающей и неуверенной. Весь его облик говорил о неряшливости и полном равнодушии к мнению окружающих. Пожилые педагоги старой закалки закашлялись, закачали седыми головами и принялись отчаянно натирать стекла своих старых и грубых очков, молодые – лишь пожали плечами и вернулись к проверке домашних работ.
Коллектив наш никогда не был дружным, в нем мало кто общался друг с другом даже на вечеринках, поэтому появление нового члена никак не повлияло на наши размеренные будни, тем более, что Марин подозрительно мало времени проводил в учительской: обычно он прибегал за несколько минут до урока и убегал сразу же после его окончания. Если же между уроками у него были окна, то и на это время он куда-то уходил, возвращаясь еще более угрюмым и печальным.
Так продолжалось какое-то время – все попытки наладить малейший контакт пресекались им на корню, однако, в преддверии 23 февраля директор принял решение вывести немногочисленный и разрозненный коллектив на корпоративную вечеринку за наш же счет, и Марин, к моему вящему изумлению, оказался в числе согласившихся его посетить. Директор заказал столик в бюджетном кафе, и уже к семи вечера вся наша разношерстная компания угрюмо восседала за ним: кроме Марина, директора – любителя сабантуев, и меня пришла еще пара молоденьких хохотушек – недавних выпускниц, преподававших химию и географию, Татьяна Николаевна – степенная дама бальзаковского возраста, все еще незамужняя и, видимо, отчаянно надеявшаяся завоевать внимание директора, в которого, по слухам, давно и безнадежно была влюблена, трудовик с физкультурником – завсегдатаи всех местных злачных заведений, и завуч – просто так, для порядка.
Из всех нас вино заказал только Марин, хотя его слегка одутловатая физиономия явно намекала на то, что он большой любитель спиртного. Однако, за весь вечер, когда даже наши недавние студенточки выпили целую бутылку коньяка на двоих, он опустошил всего два бокала сухого красного вина, и уже после первых нескольких глотков в глазах его заиграли искорки, а лицо расплылось в улыбке, которую прежде никто из нас не имел возможности лицезреть.
Одна из девочек все пыталась кокетничать с новым коллегой, но Марин даже шею не поворачивал в ее сторону и, допив второй бокал, встал, хлопнул меня по плечу и, подмигнув, весело промолвил:
- Мы с Лакодиным, пожалуй, пойдем. Надо еще к завтрашним урокам подготовиться. Правда, Тим?
Я поперхнулся отбивной, но, откашлявшись, отчаянно закивал, не желая упускать неожиданно представившейся возможности познакомиться с этим мрачным типом поближе.
В его квартиру мы ввалились уже около полуночи. На пороге нас встретил растрепанный кот, радостно заурчавший при виде хозяина.
Марин, не разуваясь, прошлепал прямо к серванту и достал с антресоли пыльную и уже початую бутылку водки. На двоих ее нам было явно маловато, и я вызвался пойти закупиться в ближайший круглосуточный ларек. Вернулся я достаточно быстро, но за это время Марин уже успел ополовинить бутылку и что-то бормотал себе под нос. Увидев меня, он вытаращил глаза и грозно крикнул, кто я такой.
- О, брат, да ты уже набрался! Я Тимофей, коллега твой. Ты сам меня сюда привел двадцать минут назад – забыл?
- Ааааа, - многозначительно буркнул Марин и закивал. – Взял?
Я выставил на стол три бутылки портвейна, и Алексей радостно потер ладони:
- Класс! Давно я так не надирался! Наливай!
Мы допили водку, и я побрел к холодильнику в поисках хоть какой-нибудь еды. Там лежал только заплесневевший кусок сыру, зато в морозилке нашлись пельмени, и я сварил всю пачку – ночь предстояла долгая.
Однако, когда я поставил на стол дымящееся блюдо с пельменями, Марин вдруг разрыдался и стукнул кулаком по столу:
- Зачем ты их взял?! Это были ее пельмени! Я их три года не трогал, а ты взял и сварил! – заорал он и схватил меня за грудки.
- Друг, успокойся, это же просто пельмени, - попытался освободиться я.
- Не просто! Нет, это не просто пельмени! Их купила она!
- Да кто она-то?
- Лера… - протянул он, и слезы снова покатились у него по щекам.
- Давай выпьем, и ты мне все расскажешь, - примирительно произнес я и разлил портвейн.
Мы закусили пельменями, и он вдруг начал говорить. Он говорил без остановки, медленно протягивая каждое слово, словно смакуя его – одно за другим.
- Моя Лерка… Я же аутист. Ну ты понимаешь, да? Могу и историю болезни показать. У меня люди в квартире бывают только по пьянкам, в остальное время я вообще ни с кем не общаюсь – думаю, ты уже заметил это в школе. А еще с детства у меня какая-то феноменальная память – я к четырем годам знал всю школьную программу, и учиться мне было неимоверно скучно. Я школу окончил уже годам к тринадцати – и то слишком долго протянул, я считаю, можно было раньше отстреляться. В институте меня сразу на второй курс взяли, и все преподаватели молились на меня: у них учится чертов вундеркинд! Девчонки за мной табунами ходили, что было мне весьма на руку: аутистам трудно самим знакомиться с людьми. А тут мне даже и не приходилось этого делать – я их менял, как перчатки, и к двадцати годам проторил дорогу к местному венерологу. Разве что только люэсом не болел. Вот сколько ты мне сейчас дашь? Лет сорок на вид, да? А мне в июле только тридцать стукнуло. Все здоровье себе посадил. Пил, как черт – не просыхая. Сейчас почки вот отказывать начинают из-за этого. И диабет начался. А тогда я был юн и беспечен. И успел два раза в ЗАГС даже сходить. Первая лучшей подругой моей была, я ее совсем не хотел как женщину, просто пошел у нее на поводу – она надеялась, что у меня что-то изменится к ней. Мне было очень хорошо, мне даже начало казаться, что я ее полюбил. Я даже готов был прожить с ней всю жизнь. Но тут случился неприятный казус – у меня начисто пропала на нее эрекция. Когда смотрел порно, все работало как часы, а стоило рядом показаться Оксане и поцеловать меня в шею – как все напрочь отказывало. Сперва я боролся с этим, даже втайне от нее виагру покупал, но потом она это просекла, закатила скандал и ушла, хлопнув дверью. Веришь ли, до сих пор по ней скучаю – у нас получилась бы неплохая семейная пара… Она вообще очень оригинальным человеком была. У нее было шесть сосков. Да, вот такая вот редкая аномалия – многососковость. На первых порах меня это дико возбуждало. Мда…
Вторая жена была актрисой, и я насилу уговорил ее узаконить наши отношения – ей это было не с руки. И поэтому она все полтора года нашего брака усиленно скрывала заветную печать в паспорте и никогда не носила кольца. Мы их вроде даже и не покупал. Черт его помнит. У Светки головокружение от успехов началось, и она вздумала покорить московские подмостки. Я рванул за ней в столицу, но не прижился в мегаполисе и вскоре уехал. Развелись мы, правда, не так давно – она все время на гастролях, некогда ей… Она полидакт – у нее по шесть пальцев на каждой ноге. В кадрах, где снимают обнаженные ноги, ее всегда заменяет дублерша.
А потом… потом в моей жизни появилась она. Она была женой моего друга, мы были знакомы с ней много лет, и я всегда скептически относился к этой домашней с виду девице. Друг души в ней не чаял и часто оставлял нас наедине в надежде, что мы все-таки найдем общий язык. Но тщетно. Она ужом вилась вокруг меня, но вызывала тем большее отторжение. Не знаю, чем я ей так приглянулся. Они прожили около пяти лет, и однажды друг ввалился ко мне посреди ночи пьяный в стельку и сказал, что Лера его бросила, ушла к какому-то сутенеру. Он рыдал, резал осколками бутылки себе руки и лицо. Я не спал с ним всю ночь, все пытался расспросить его, как такая скромная домохозяйка умудрилась найти любовника сутенера.
- Скромная?! Домохозяйка?! – захохотал он мне прямо в лицо. – Да ты ее плохо знаешь, друг! Вот погоди, она еще и тебе кровь попортит! Помяни мое слово!
Как в воду глядел.
Примерно на год Лера пропала из нашего поля зрения, но однажды прибежала ко мне полуголая, вся в синяках и ссадинах и попросила спрятать ее от озверевшего любовника. Первым моим желанием было вышвырнуть ее на улицу – собаке собачья жизнь, поделом ей за то, как она поступила с моим другом. Но она принялась рыдать, валялась у меня в ногах, обещать сидеть тише мыши, и я согласился, решив позже передать ее друг с рук на руки. Утром я проснулся от уютного шкворчания на кухне и распространявшихся оттуда ароматов. Лера встала спозаранку, сбегала в магазин и нажарила блинов со сметаной. Я уже давно так вкусно и сытно не ел – с тех пор, как съехал от родителей. Потом она сварила не менее аппетитный обед, и я подумал, что не прогадал, оставив ее у себя. Главный кошмар всей моей жизни начался тогда же вечером. Я сидел и смотрел какой-то боевик, потягивая пиво, а Лера громыхала посудой на кухне, а потом вдруг, буквально пару минут спустя, оказалась прямо передо мной абсолютно голая. Я едва не поперхнулся и вежливо предложил ей прикрыться.
- Ну что же ты теряешься, Марин? – усмехнулась она. – Ты же давно меня любишь! Давай, я не против!
Какое там «люблю»! Да я терпеть ее не мог! Сначала пошел на поводу у собственной жалости, а потом у аппетита.
Я тихо и твердо сказал ей, что она ошибается, и что ей, пожалуй, следует вернуться к моему другу – вот он по ней до сих пор сохнет.
- Да прекрати ты, Марин, я не первый год живу на свете. Ты любишь меня, так что, вперед! – и она подошла совсем близко, опрокинула меня на спину и буквально села на мое лицо.
В этот короткий миг у меня что-то вспыхнуло в мозгу: и, правда, люблю! И по щекам покатились слезы.
Те полгода, что мы прожили с ней вместе, были самыми счастливыми в моей жизни. Она забросила проституцию, к которой ее пристрастил бывший любовник, и ударилась в религию. У нее очень красивый от природы голос, и ее сразу приняли певчей на клирос. Она и меня пыталась водить, но я оставался агностиком. Лера была удивительной… Она пережила героиновую зависимость и гепатит С, у нее было три почки – я сам видел на УЗИ. Муза не покидала меня ни на минуту в то время – я постоянно писал стихи и статьи в интернет-издания. На меня даже обратил внимание один известный московский комик и заказал мне серию шуток. В общем, жили мы счастливо и безбедно. Жаль только, что детей иметь не могли – я бесплоден…
Все оборвалось в один миг. В один из дней она вдруг ни с того ни с сего собрала вещи и переехала к родителям, ничего не объяснив. Я ходил к ее матери, я пытался поговорить и хоть что-то выяснить, но все безуспешно. Мать ее только отмахивалась, а Лера избегала меня. Ее бывший муж – мой друг – к тому времени удачно женился во второй раз и мне советовал выбросить эту историю из головы, а я уже три года не могу этого сделать… Чем я ее обидел тогда, а? Тима, я же ноги ее целовал каждый день, я же молиться на нее готов был! Чем я ей не угодил?! А, хочешь, я покажу тебе ее фото! – и Марин вскочил с табурета и бросился к шкафу, достал из его недр потрепанный фотоальбом, долго в нем копошился и извлек, наконец, помятую и переложенную салфетками фотографию.
- Посмотри, как хороша! – с дрожью в голосе произнес он.
С фотографии на меня смотрело широкоскулое и узкоглазое лицо брюнетки  с близкой к азиатскому типу внешностью. В лице этом не было ничего примечательного. Пожалуй, встреть я такую на улице, прошел бы мимо, даже не обернувшись. А у Марина дрожали руки, когда он держал ее фото.
- Ну? – жадно спросил он.
- Прости, Леха, это явно не мой типаж.
- Это еще фото неудачное! – заверил меня он, пряча его обратно в альбом. – Вот если бы ты увидел ее в жизни! Я каждое воскресенье с тех пор в храм таскаюсь ее послушать и хоть издалека за ней понаблюдать. Пойдем завтра со мной! Я вот что думаю. Она, наверное, решила не блудить больше, поэтому и ушла от меня… Как считаешь?
Я вяло пожал плечами – мне нечего было ему сказать.
Ночь Алексей провел очень беспокойно: все время ворочался, вскрикивал и стонал, поэтому я не выспался и искренне надеялся, что он забудет о своей идее потащить меня в местный храм на смотрины Леры. Но он, однако ж, вскочил ни свет, ни заря, побрился, и мы, голодные, поплелись к обедне.
Церквушка на окраине Тамбова была построена совсем недавно взамен разрушенной еще при советской власти. Народу в ней помещалось немного, и мы, пришедшие к середине службы, уже вынуждены были протискиваться вперед, чтобы увидеть певчих. В храме было невыносимо жарко, и я вспотел за несколько минут. На клиросе стояла целая толпа и, несмотря на то, что Марин усиленно пытался объяснить мне, кто же из них Лера, разглядел я ее только минут через десять. Она стояла впереди, справа от регента – в голубом платке и скромной длинной юбке. Взгляд был начисто лишен фривольности, которую я отметил еще на фото, глаза – потуплены, а все внимание – сосредоточено на исполняемом песнопении. Такой она мне приглянулась куда больше – платок скрадывал чересчур широкие скулы – и я молча обернулся к Марину и поднял большой палец вверх.
- Я же тебе говорил, что в жизни она еще лучше! – радостно прошептал он.
Алексей потащил меня на выход задолго до конца обедни:
- Она не должна нас увидеть! Она этого не любит. Я стараюсь не попадаться ей на глаза. Да и зачем? У нее сейчас другая жизнь, она должна думать о душе…
- Так это она купила те пельмени? – со смехом спросил я.
- Ага. Последнее, что она для меня купила… Я поклялся сохранить их, но не смог, как видишь… С тех пор у меня вообще все наперекосяк пошло. Стихи я больше писать не могу – не идет и все тут. Статьи мои уже несколько раз возвращали. Пришлось хоть в школу устроиться, а то устал жить на дошираках, весь желудок себе ими посадил. Целыми днями – водка и доширак…
- Что думаешь делать теперь?
- Да разве ж я думаю? Да и что мне сейчас?... Все к одному концу – не почки, так диабет добьет. Инсулин я не принимаю…
И он вдруг ускорил шаг, не дожидаясь меня, и уже через несколько минут исчез в утренней дымке покрытого инеем Тамбова…

2

Весь день эта история не выходила у меня из головы. Я не представлял, как увижусь с ним на следующее утро в школе, как посмотрю ему в глаза и что в них увижу: на трезвую голову он явно снова замкнется и ничем не покажет нашего более близкого знакомства…
Суббота была бессмысленно убита на тот нелепый корпоратив, и все воскресенье я провалялся в постели, щелкая пультом и пытаясь перебороть похмелье. Под вечер же мне захотелось подышать воздухом, и я поехал в центр погулять по парку. Начиналась метель, и пришлось поплотнее укутаться, чтобы не продуло спину. В парке было совсем мало народу – в такую отвратительную погоду все сидели по домам, пили горячий чай и читали книги. Я еще немного побродил по сугробам и решил взять такси, чтобы не мерзнуть на остановке. Улицы уже залил мягкий фонарный свет, снежинки облепили лицо, приятно похрустывало под ногами…
Я уже подошел было к стоянке такси, когда вдруг услышал, как меня кто-то окликнул. Я обернулся и увидел на обочине одинокую девичью фигуру в мини-юбке и роскошном полушубке. На лицо ее был наброшен капюшон. Она подошла ближе и, вильнув бедром, бросила:
- Развлечься не желаешь?
- В к-каком смысле? – опешил я.
- В самом прямом, парень! – захохотал куривший неподалеку таксист. – Не знаешь что ли, кому этот таксопарк принадлежит? Он же и девочек клиентам поставляет. Два в одном, как шампунь! – и он смачно сплюнул и снова расхохотался.
Девица сбросила капюшон, и я лишился дара речи на несколько секунд: передо мной стояла давешняя широкоскулая певчая. Лицо ее с вызывающим макияжем расплылось в похотливой улыбке, и я содрогнулся от омерзения….и желания.
- Пойдем, - быстро бросил я, хватая ее за рукав и заталкивая в такси.

У Маринской впадины не было дна.