Меня зовут Артем, и я очень люблю свой дом.
Бомбежку мы пережили в подвале торгового центра. Нас собралось очень мало – всего пара улиц со всего городка. Об остальных ничего не было известно. Может, они погибли… К счастью, мои родные в другом городе, и мне не за кого беспокоиться. Я почти ничего не помню, помню только, что стены сильно дрожали, но не дрожал никто из нас. Мы утомились и устали. И нам уже было все равно…
Я думал о своем доме.
У многих из нас уже не было дома. Бессмысленный гнев пороха и огня разрушил наши убогие жилища, которые не было жалко, ведь люди мечтали о лучшем. Я прочитал это в их глазах, наполненных надеждой, вытеснивший страх перед неизвестным. Я видел сильные детские руки, ласково сжимающие котов, черепашек, морских свинок. Я видел изможденные, сморщенные руки стариков, обнимающие пыльные и потрепанные альбомы с пожелтевшими черно - белыми фотографиями. Так же видел я и пустые руки.
Трудно подумать о том, что где-то там, в руинах, в столбах пыли песка покоятся наши дома - наши жизни.
Я думал о своем доме.
Я был в нем счастлив. Мои воспоминания, мечты, надежды, детские грезы и минуты редкого покоя, мой дом - это первый утренний лучик рассвета и последний розовый лепесток заката, первая зима- снежинки в форточке, первая весна – капель на балконе, первое лето - рябина в окне, первая осень – дождь по стеклу. Мой дом - это старый деревянный стол, изнутри усыпанный наклейками – в нем хранятся мои детские рисунки, это мой старый холодильник, который каждые пять минут глупо бурчит, это моя старая скрипучая кровать, на которой я, когда-то, обложенный подушками, играл в корабль, это мой старый буфет с неоткрывающейся дверцей и от этого хранящий великую тайну – никто уже много лет не знает, что же там лежит… Все это – мой дом.
Когда мне было 17 лет, родители надумали сделать ремонт. Они выбросили все старые вещи. Мне было 17 лет, и я не хотел прощаться с детством. Перемена в квартире означала перемену внутри меня. Я не хотел перемен. Я не хотел прощаться с детством.
Сначала они с позором выгнали буфет. Он стерпел это молча, с достоинством. Он унес свою тайну с собой в могилу. Затем, они похоронили мои детские зеленые обои с бегемотиками под бежевой решеткой абстракции. Они заживо похоронили моих бегемотиков!.
Я думал о своем доме, как о пределе понимания моего мира. Мне, кроме него, ничего не было нужно. Здесь ни при чем материальные ценности. Если потребуется, я с радостью их отдам, я ничего не пожалею. Я люблю только свой дом. Если бы я мог, я бы взял его сюда с собой. Сейчас от него, наверное, ничего не осталось.
Я думал о своем доме и его окрестностях.
Чем ближе к своему дому я находился, тем спокойней было у меня на душе. Я знаю свою родную улицу не хуже, чем свою комнату. Я знаю свою родную улицу, как ребенок знает свою мать. Я люблю свою родную улицу так, как не любит ее никто на свете. Я помню каждый невидимый закоулок, каждое дерево, на которое удобно залезть, каждый отвалившийся от стены кирпич, каждую собаку, растянувшуюся на траве, каждую кошку, прячущуюся в подвале. Не осталось ни одного квадратного метра асфальта, которого не касался мой детский мелок, не осталось ни одного куста, с которого моя детская рука не сорвала лист. Я помню коды от всех подъездов. Я найду лазейки во всех заборах. Я знаю, где спрятаться так, чтобы никто не нашел.
Прошлым мартом я гулял по своей улице и наслаждался ей. Почему - то мне казалось, что этот март – последний. Я не знал, относительно чего он последний, но был уверен, что такого марта больше не будет. Поэтому я желал насытиться им, запастись им надолго, набить им щеки и карманы.
До этого марта я просто не знал, что так сильно люблю свой дом.
Итак, я гулял по своей улице. Солнце не было, и небо было затянуто чем - то белым. Было +4 и сгорбленные сугробы лежали, уже равнодушные к жидкой грязи. Серо - желтые дома мирно спали.
Я шел и жадно вдыхал холодный мартовский воздух, приправленный выхлопными газами. Почему - то весной очень хочется дышать. Всю зиму пуховики и свитера душат нас, и дыхание мороза кусает наше лицо, раскрашивает в сизый цвет пальцы, бьет по носу, и не дает вдохнуть полной грудью. А весенняя свежесть сразу начинает ласково щекотать, и только выглянет солнце, сразу хочется подставить ему свои промерзшие за зиму бока.
Я шел по улицам, знакомым до боли и видел их впервые. Вон там – моя остановка. Рядом с ней – мой любимый киоск, где я всегда покупал ручки. А вон там – дом моего друга, рядом с ним растет такое интересное дерево – акация, ее плоды напоминают горох, мы в детстве из этих стручков делали свистульки. А около во-он той свалки мы как- то раз нашли железный самолетик.
Если бы я мог, я бы и улицы взял с собой.
Я не ошибся – это был последний март. Последний март нашего тихого уютного мирка. Мой лучший март.
Сейчас там уже ничего нет. Ни акации, ни киоска. Ни дома. Моего дома. Непонятно почему, но мне не грустно и не холодно. Словно мой дом и не погиб. Где- то во внутреннем кармане куртки остались фотографии моего дома, моей улицы, моей остановки. Они сейчас лежат во внутреннем кармане. Напротив сердца. Прижавшись к сердцу. И они меня греют. Поэтому мне не холодно.
Я сделал эти фотографии, потому что знал, что этот март – последний.
Сегодня… я не знаю, какой сегодня день, понедельник, четверг или суббота. Я не знаю, который час. Я даже не пойму, жив я или нет. Я только знаю, что все кончилось. Кончилась война. Кончилась зубная боль в душе.
Мне легко, я спокоен. Мое тело легче, чем мартовская пыль. Куда - то несут меня мои ноги…
Мы все, кто были в подвале, разошлись по разным сторонам… осмотреться. Вот и я куда-то иду…
Дорога мне знакома. Я неосознанно сворачиваю то вправо, то влево. Я наверно ошибаюсь, но, кажется, это дорога к моему дому. Местность неузнаваема, потому что вокруг – руины. Дымящиеся руины. Пыльные руины. Наверно, я ошибся - это не дорога к моему дому.
Я пытаюсь представить себе свой дом… в руинах. Это занимает довольно много времени и усилий, но я не могу…
Мой дом. Мой милый, спокойный, теплый, уютный переданный дом. И руины… Лучше не знать.
Что это там зеленеет вдали? Неужели, куст акации? А рядом с ним - что за громада из серых плит? Неужели то, что осталось от дома моего друга?
У меня такое чувство, что под тем самым кустом до сих пор лежит тот железный самолетик.
Значит, это все- таки дорога к моему дому.
Вот остался только один переулок, один поворот. Я боюсь смотреть туда. Как я не крепился в последние дни, пытаясь сохранить спокойствие, но сейчас мое сердце бешено заколотилось. Мне стало трудно дышать и руки похолодели. Куда я несусь так стремительно? Я просто не посмею поднять глаза и взглянуть на труп моего дома! Я не выдержу! Я наверно сразу умру… Я готов разорвать себя на части! Я кричу! Я рыдаю!..
Боже! Помоги мне!
У меня больше нет сил…
Я падаю в пыль. Мое тело трясется от рыданий, как в предсмертных судорогах. Если бы я знал, я не пошел бы сюда.
Или пошел?
Утро. За моей спиной совершается ежедневный праздничный ритуал: рассвет. Сияние, льющееся с небес так ярко, словно вся глубина небес разверзлась, чтобы дать дорогу могучему светилу.
Когда - то мой дом стоял окнами на восток, и с каждым новым рассветом стекла на окнах загорались. Словно много маленьких солнц. Они ослепляют, как электрическая лампа. Это будило меня по выходным, но я не жаловался. Это было потрясающе красиво.
Если же смотреть с улицы на эти горящие окна, то получаешь незабываемое впечатление. Как будто в каждом окошке – рассвет…
Как сейчас.
Сейчас?
Сейчас…
Сейчас!
Что - то светит на меня спереди.
Если бы мой дом был жив – это были бы те самые окошки.
Если бы?
Я, наконец, поднимаю голову с пыльной земли и медленно открываю глаза. Я открываю глаза и не верю им.
Я бросаюсь вперед как заключенный концлагеря на кусок хлеба.
Я обнимаю стену, пахнущую чем - то родным. Я целую ее и обливаю слезами. Это мой дом! Ни царапинки. Ни трещины. Мой дом! Я поднимаюсь вверх по ступенькам и слушаю эхо своих шагов. Я захожу в свою комнату, и мои бешеные глаза жадно пожирают взглядом каждый предмет в ней. Я срываю со стен бежевую решетку абстракции.
Бегемотики на свободе! Я на свободе!...
Мой стол, мое кресло, моя мягкая кровать. Я чувствую сладостную усталость. Я ложусь и укутываюсь одеялом. Спать, спать…
Я думал о тебе, дом. Спасибо, Бог.