Отрывки из романа «На переломе эпох»
Читать полностью: роман «На переломе эпох».
https://ridero.ru/books/naperelomeehpoh/
https://sites.google.com/site/zemsha/Home/kniznyjmagazin
Сила приказа
Начало октября 1988 г. Оремовлаз.
Полигон.
Накануне 21 сентября 1988 года в нагорном Карабахе, СССР, введе-
но чрезвычайное положение.
Очередной выход в поля. Рота грузилась в БТРы. Майер посмотрел
на тяжёлые зелёные ящики с матбазой, почесал затылок…
– Рядовой Разорёнкин, рядовой Гусейнов, ко мне!
Гусейнов исполнил приказ, косясь на Разорёнкина.
– Ну, чё-ё-ё? – Разорёнкин вялой походкой подошёл к офицеру.
– Приказываю загрузить матбазу! – Тимофеев поднёс правую руку
к козырьку.
– Якушев! Иди, грузи с Гусейновым! – Разорёнкин немедленно «де-
легировал» задачу.
– Товарищ солдат! Команда была дана вам лично!
Солдат зло выругался, сплюнул и пошагал прочь. Майер повторил
свою команду, но эффект был тот же.
– Ты чё, Майер, он же дед, – Хашимов смотрел на Майера испытую-
ще. – Не перебор?
– А где это записано, что деду позволено не выполнять команды и
распоряжения своего командира? И вообще, ты чё, совет с прокуратуры
забыл, что ли?
– Хм,.. – Хашимов хлопнул Майера по плечу, – ну-ну! Решил-таки
ввести в роте, как в Карабахе, чрезвычайное положение? Прокурор-та-
ки надоумил?! Ну-ну! А что, правильно! Дерзай! Глядишь, майором
станешь! Фамилья такой…
Хашимов усмехнулся, повернулся в сторону удаляющегося бойца.
– Разорёнки-ин! – рявкнул он. – А ну, иди сюда, солдат! – теперь
ему уже ничего не оставалось, как отстаивать «честь офицерского
мундира»…
2.7 (88.10.10)
34
***
Преступление и наказание
Конец октября 1988 г.
Полковая «Губа».
Серые стены полковой гаупвахты. Зарешёченные окна. Часовой с ав-
томатом «на ремень». Помощник начкара открыл засов двери в серую
бетонную камеру и пропустил Майера внутрь.
На полу сидел жалкого вида солдат в перепачканной дембельской
парадке, уже подготовленной для «дембеля». Увидев офицеров, он под-
нялся. На его измождённом лице был испуг и растерянность.
– Что, солдат, думал ничего у меня не выйдет?! Уже и в парадку
облачился! Думал, что, совершив преступление, сможешь остаться без
наказания?
– Товарищ лейтенант, мамой вас прошу. Простите меня. Я во всём
раскаиваюсь. Я вёл себя ужасно. Но не отправляйте меня в дисбат. Я
домой хочу, на дембель! Меня мама ждёт. Я один у неё. Никого больше
нет. Она инвалид, мамочка моя. Ей некому помочь больше! Только на
меня одного все её надежды! Прости-и-те, товарищ лейтенант! Про-
сти-и-те меня! Ну, пожа-а-алуста! – канючил без передышки арестован-
ный «губарь». Его вид был более чем жалок. На глазах – слёзы. Уголки
губ опущены вниз. Весь он стал каким-то мелким и жалким.
– Эх, Разорёнкин, Разорёнкин! Где же твоя былая спесь? Ты же та-
ким крутым был!
Разорёнкин стоял молча, потупив глаза.
– Не верю я тебе, Разорёнкин. Это ты щас так соловьём запел, как,
наконец-то, понял, что ответить за всё придётся. Так что, хоть мне и
жаль твою маму, но в дисбат тебе всё же, попасть придётся! Чтобы дру-
гим неповадно было! Потому что мне жаль и матерей других солдат,
над которыми ты издевался и над которыми такие, как ты, ещё будут,
видя такую безнаказанность, издеваться!
– Я перед всем полком скажу. Я им всем объясню всё. Я скажу, что
был не прав! Я покаюсь. Честное слово, так покаюсь!..
– Хотелось бы тебе поверить, солдат, но не могу! Не внушаешь ты мне
ни доверия, ни сочувствия после всего, что ты сделал. Ты как волк в шку-
35
ре ягнёнка. Всё, разговор окончен! Сейчас отвечать на мои вопросы бу-
дешь, – Майер достал из планшета лист и ручку…
***
Майер шёл по плацу. За спиной – мрачная атмосфера «губы». Трудно
было поверить, что это и был тот самый борзый из солдат. Самый раз-
нузданный и неуправляемый. Теперь это был грязный, жалкий чмырё-
ныш, готовый целовать офицерские сапоги ради своего освобождения!
Вот такие вот метаморфозы!
«Может и впрямь отпустить его ко всем чертям, пусть валит в свою
Москву!?» – подумал Майер, входя в расположение роты.
– Дежурный по роте, на выход! – заорал, увидев офицера, дневальный.
– Товарищ лейтенант! Ну, как там, Разорёнкин? – прищурился де-
журный по роте младший сержант Сабиров.
– Плачет ваш Разорёнкин, чтоб я его простил. К маме просится!
– Да ну, товарыщ лейтенант! Не нада нагаварыват! – скривился в
гримасе тот.
– Я правду говорю!
– Э-э-э! Я нэ вэрю! Разорёнкин – это рэалный пацан! Борзый. Он нэ
будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анываэте!
– А вот посмотрим! А вот сами ещё увидите!
***
По дороге от штаба вялой медленной медвежьей походкой двигался
командир полка подполковник Гребенщиков со своей услужливой сви-
той, суетящейся вокруг «хозяина», подобно шавкам.
– Лейтенант! Ко мне! – рыкнул он в сторону Майера.
Майер, бодро отпечатав по мокрому асфальту строевой в сторону ко-
мандира, приставил каблук сапога к каблуку одновременно с ладонью,
несущей к виску, лихо описав внешнюю дугу, его лейтенантскую честь.
– Товарищ подполковник! Лейтенант Майер по Вашему приказанию
прибыл!
– Лей-те-нант Майер! – рот подполковника скривился. – Вы что, ду-
маете, вы самый умный?
– Никак нет, товарищ подполковник! – Майер прижал руки «по
швам».
36
– Вы какого чёрта в прокуратуру пишете? А? Вы чё, через головы
прыгаете, лейтенант?
Майер молчал.
– Чтоб сегодня же отозвали ваш рапорт! Вам ясно?!– он кивком голо-
вы вперёд словно отрыгнулся этой фразой в лицо лейтенанту.
– Никак нет, товарищ подполковник! Извините меня, но я не намерен
забирать рапорт! Этот солдат преступник и он должен понести наказа-
ние! Чего бы это ни стоило!
– Чё-ё-ё!? Я не по-о-нял! Кто тут что-то в-я-кнул? Лейтена-а-нт! Ты
чё, решил мне на полк залёт повесить?! Сгною! Порву-у как жабу-у!
Майер угрюмо молчал, упрямо рассматривая беснующееся багровое
лицо полкача, перекошенный рот которого изрыгал «ЕБЦУ» в его адрес.
В общем-то, его опустошённой сущности всё было как-то «фиолетово»
и эта страшная гримаса командира полка, способная повергнуть в шок
кого угодно, не внушала ему особого трепета.
Командира полка можно было понять. Ведь «прыгать через голову
начальника» – непозволительное действие по всем человеческим кано-
нам, не только армейским. За такое вздрючить положено по всей стро-
гости! Ну, да уж тут так вот вышло!..
37
Повинную голову меч не сечёт*!
(*Изречение Владимира Мономаха в адрес безоружных половцев, вышед-
ших к нему с дарами).
Октябрь 1988 г. Ружомберок.
Штаб полка.
Штаб. Кабинет секретаря парткома. Полунин похлопал Майера по
плечу.
– Эх, Майер! Снова Майер!.. На вашем, лейтенант, месте стоит се-
рьёзно задуматься. Я понимаю ваше упрямство, равно как мне понятна
и правота вашей позиции. Командиров не жалко, так подумайте о мате-
ри этого солдата. Это больной человек, убитый горем! Вы потом сами
не будете жалеть об этом? Ведь этот груз останется с вами навсегда!
Подумайте, лейтенант, очень подумайте. Да и на полк повесите такой
«залёт». Никому карьеры не видать, в том числе и вам её испортят, будь-
те уверены!
– Но ведь это заслуженное наказание этого подонка было бы спра-
ведливым!
– Эх, молодой ты ещё мальчишка! Справедливость! Где она, справед-
ливость?! Что ты вообще понимаешь в справедливости? А справедливо
будет, если пострадают невинные люди?! Разорёнкин, он, конечно, ублю-
док. Только сейчас ты просто из гордости всё это делаешь, ни о ком не
думаешь, через головы прыгаешь, что есть грубейшее нарушение устава,
между прочим! Скажи ещё, что этого не знал! И где тут твоя справед-
ливость?! – Полунин захлопнул папку. – Всё, идите! Думайте! Крепко
подумай, товарищ Майер! Но если всё же решишься идти до конца, тогда
уже потом не пеняй и не иди на попятную! Будь готов ко всему и ничему
не удивляйся! У тебя последний шанс сегодня принять окончательное ре-
шение. Завтра уже будет слишком поздно! Всё! Ступай!
Майер вышел. На душе был полный раскордаж.
«Что делать! Что делать!? Что делать? – стучало в его висках. – Забе-
ру рапорт, значит сразу стану шутом в глазах всех солдат. Значит, не вы-
полню своё обещание наказать виновного любой ценой. Значит, впредь
2.8 (88.10.24)
38
никто не будет ставить в хрен собачий моё слово! – он шёл, вытирая пот
со лба. – Что делать! Что делать!? Что делать? – Майер снял фуражку.
Если всё же засажу гада, все будут меня уважать. Пуcть меня полкач
сгноит потом, плевать! Моя карьера уже и без того загублена. Дальше
Кушки* всё равно не пошлют!
(* Кушка – город на юге Туркмении, на реке Кушка. Афганский берег реки
вошёл в состав Российской империи в результате боя на Кушке (1885), где ин-
тересы Российской империи схлестнулись с английскими. Нынешнее поселение
возникло в 1890 году как крепость. В 70-е годы в Кушке по приказу командую-
щего ТуркВО было открыто кафе «Арктика», в котором стояли кондиционе-
ры и была возможность заказать прохладительные напитки. Водоснабжение
Кушки осуществлялось по водоводу из пещер, расположенных в нескольких ки-
лометрах от города, причём вода оказалась пригодной для питья и очень хо-
лодной. С Кушкой связана существовавшая ранее ходовая в среде российских и
советских офицеров поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не
дадут». После ввода войск в Афганистан возникло её продолжение: «А теперь
меня надули – оказался я в Кабуле». В районе Кушки находилась самая южная
точка не только Российской империи, но и СССР.)
«Что касается карьеры полкача, так честь должна быть дороже ка-
рьеры! Другое дело – старая больная мать Разорёнкина. Жаль женщи-
ну, это правда. Ведь для неё её единственный сын – всегда хороший,
единственная опора и поддержка! Это и впрямь будет меня тяготить
после…»
***
Зиндан*.
(*Гауптвахта – жаргон.)
Скрип засовов. Затхлый запах. Тусклый свет, пробивающийся сквозь
зарешеченные окна. С пола поднялся жалкого вида солдат в парадке,
испачканной от долгого сидения на бетоне. Увидев офицеров, он встре-
пенулся и стал неуклюже поправлять мятое обмундирование. На его
измождённом лице была надежда и, казалось, глубочайшее раскаяние.
– Что, Разорёнкин, как идёт процесс осмысления?
– Простите, товарищ лейтенант! Вот, почитайте, пожалуйста! Вот,
письмо от мамы! – он протянул сложенный в четверо тетрадный лист в
клеточку.
Майер взял его, развернул:
39
«Глубокоуважаемый товарищ лейтенант! Пишет вам мама вашего
непутёвого солдата…»
– Всё ясно, Разорёнкин, мне плевать на всё, на мою карьеру, на пол-
кача, я обещал всей роте тебя засадить. Ты знаешь это, я тебя предупре-
ждал. Я всех предупреждал, как только пришёл. И ничто меня бы не
остановило от достижения поставленной цели. Это дело чести! Так что
не думай, солдат, что лейтенанта Майера можно продавить!
– Товарищ лейтенант! Я так не думаю! Я всё осознал! Прости-и-те
меня!
– Солдат, мне очень жаль твою маму. И это единственная причина,
почему я сейчас здесь. Я заберу рапорт, хорошо, но при одном усло-
вии! – Майер посмотрел буравящим взглядом на рядового.
– Всё, что угодно, товарищ лейтенант! – тот был сама кротость. Он
буквально ловил каждое слово. Услышав последнюю фразу, вселявшую
в него надежду, он замер весь в ожидании.
– Всё не нужно, а нужна только самая малость!
– Всё, что угодно, товарищ лейтенант! – повторил солдат, полный
надежды, мелькнувшей солнечным зайчиком на серых тёмных стенах
«зиндана».
– Выйдешь перед полком, скажешь о том, как ты раскаиваешься за
всё, что натворил! Пусть все видят твоё раскаяние! Пусть каждый знает,
что ты был на грани. И что ты оказался бы в дисбате, если бы не моя
жалость к твоей больной одинокой матери! Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант! Всё сделаю!– оживился Разорёнкин.
– Точно понял?
– Точно, товарищ лейтенант!
– Смотри мне! Пообещай, что всё сделаешь как надо!
– Обещаю, товарищ лейтенант. Даже не сомневайтесь!
Майер, уверенный в том, что нашёл компромиссный выход из ситу-
ации, довольный собой, вышел из камеры…
Он шагал по ночной мокрой городской мостовой. Позади – серые
стены, узко сжимающие полковую жизнь. На душе было определённо
облегчение, словно дождь смыл с неё пыль беспокойства. И не оттого,
что командование теперь остановит свою репрессивную машину про-
тив него. Скорее оттого, что он только что решил судьбу одного челове-
ка. Оттого, что сумел переступить через собственную гордыню. Оттого,
40
что сумел простить. Оттого, что сделал счастливым человека, которого
ни разу не видел – больную несчастную мать этого балбеса…
«Молодец, лейтенант!» – в голове звенела незамысловатая скупая
фраза довольно улыбающегося Полунина в ответ на порванный рапорт.
Яркий месяц также улыбался кривой улыбкой с темного октябрьско-
го неба, словно усмехаясь…
А в это время за бетонными стенами полка внешний мир продолжа-
ли сотрясать вибрации перемен*.
( *В конце октября прошли пока как бы «невинные» демонстрации в связи
с празднованием 70-летия образования независимой Чехословакии. Это слу-
чилось семьдесят лет назад вследствие краха после Первой мировой войны
Австро-Венгрии, когда Чехия, Словакия и Подкарпатская Русь объединились
и сформировали независимую республику Чехословакия в 1918 году.)
Сегодня всё происходящее вокруг ярко напоминало события тех
ушедших в далёкое прошлое лет. Только тогда, в начале двадцатого
века, к власти рвались множественные социал-демократические пар-
тии, в том числе коммунисты и большевики, провозглашавшие борьбу
с монархическими режимами, и лицемерно сулящие народу свободы,
равенство, братство, землю и заводы. Теперь, на закате восьмидеся-
тых, демократы снова сулили всё те же свободы, но уже провозглашая
борьбу с современными коммунистическими режимами. Изменились
наклейки, мир перевернулся, но суть осталась всё та же. Как когда-то
истинные патриоты белого движения стремились спасти Российскую
империю, так и здесь истинные коммунисты восьмидесятых пытались
спасти рушащийся Советский Союз. Офицерская среда Советской ар-
мии была так же расколота в своей среде на старший и младший состав,
на многообразие восходящих идеологических взглядов на прошлое, на-
стоящее и будущее. Всё, как и в те далёкие околореволюционные годы.
Нарастала пропасть и между офицерским и рядовым составами. А сами
советские офицеры где-то подсознательно начинали отождествлять
себя с теми далёкими белогвардейскими офицерами, стоящими сегод-
ня за их спинами подобно теням, приходящим из далёкого прошлого,
чтобы предупредить, чтобы предостеречь… Но разве кто-то слушал их
голоса!?.
Отрывки из романа «На переломе эпох»
http://www.proza.ru/2014/04/02/43
Электронная книга скачать: http://ridero.ru/books/naperelomeehpoh.html