Все началось как-то незаметно.
Еще студенткой я очень любила гравюры старых японских мастеров. Могла и могу сейчас часами сидеть и рассматривать репродукции. Но кроме японцев я еще любила и люблю Ван Гога , и Рембранта,и Петрова-Водкина ,и Ци Бай Ши, и Маттиса, и... многих-многих. И тоже часами могy их рассматривать...
Так что вряд ли тут дело в этом.
Кинотеатры тогда я посещала редко.
В тот период у меня появилось обостренное чувство «бытия». Мне нравилось медитировать, молча бродить по улицам, под открытым небом. Все казалось таким потрясающе живым, насыщеннм , полным космической вибрации . А просидеть в темном зале кинотеатра пару часов, уставившись на экран с которого в тебя запихивают чей-то вымысел, чью-то «рвоту мозгов», мне казалось невыносимым. Реальность была настолько интереснее, полноценнее, подлиннее. Зачем придумывать какие-то истории?
В прокате появился японский фильм «Гонза- копьеносец» и я решила сделать исключение и сходить в кино.
На рекламных фотографиях были кимоно, самураи, улицы старинного города, сцены из японской жизни 17-18 века. Все выглядело достоверным.
Мне плевать было на сюжет, я хотела японской культуры, искусства, быта.
Конечно, это жертва просидеть в темноте,будучи отрезанной от жизни, неба, сонца, но ...раз в полгода, можно.
В зале погас свет. Я подавила в себе возникшее чувтво удушья, протеста и легкого отвращения оттого что «отрезана от всего живого» в « черной коробке».
Сосед рядом что-то грыз и довольно громко, периодически шебурша упаковкой.
«Утонуть» и забыться в том , что после титров будут показывать на экране, вряд ли получится: сосед –грызун своим громким потреблением пищи, вернет меня обратно.
Стала молча злиться на себя, «на фига я над собой делаю эти экперименты!?»
Но уйти не хватило духу, заинтригрванность фильмом –удерживала.
И вот на экране стало разворачивться действие.
Не ожидая ничего особенного от сюжета, я любовалась одеждами актеров ,японскими интерьерами и ширмами.
Я не сразу обратила внимание на то, что мне что-то мешает...
Что-то мешает быть отстраненным наблюдателем-эстетом, «ценителем японской красоты».
Это « что-то» ,было мое сердце.
Оно учащенно билось, иногда его бешенные удары, казалось, не совпадали с дыханием и в теле возникало напряжение. Появлялась вибрация от которой было тесно внутри и появилось желания встать и энергично сделать несколько приседаний.
Но голова оставалась трезвой и с иронией я себя сказала, «кажется любовь к ассиметрии в японской композиции, тебе вылазит боком».
Но при виде старого Киото, его домов, улочек, рикш, мое сердце бешенно билось.
И не просто билось, оно «плакало»! И рвалось «туда», вызывая напряжение в мышцах и легкую дрожь, с жадностью впиваясь в каждый кадр.
Весь ужас был оттого что я узнавала все эти улочки!
Более того, я знала как нужно правильно закалывать волосы шпилькой, еще до того, как героиня на экране это проделала ! У меня в пальцах появлялось , до боли знакомое, ощущение тугого шелка волос, когда героиня, сидя перед зеркалом, расчесывала их.
Я знала как подать чашку чая, как нужно поклониться!
Я перестала следить за сюжетом. Просто не могла.
Невыносимо - острое чувство ностальгии и любви ко всему что я видела на экране сразило меня.
Внутри меня назревал плач.
Это чувство комом застряло в горле.
Когда я попыталась глубоко вздохнуть, чтобы освободиться от наваждения, получился всхлип. Глаза были мокрые.
Я как-то, на время забыла о жующем соседе, но сейчас я хотела чтобы он грыз и не замечал что рядом с ним сидит «сумасшедшая».
«Боже, как я скучаю по всему этому!Я все там знаю. Как я хочу обратно в ту жизнь! Как я люблю все это! Я хочу домой!»
Сдерживание дурацкого плача, который сильными спазмами атаковал горло, приводило к легкой головной боли и головокружению.Казалось что от этих усилий голова распухла.Но заплакать пыталась не я, а кто-то другой, неожиданно проснувшийся во мне.
Я с ужасом подумала как я справлюсь со всем этим когда в зале зажгут свет.
Ну то что красные и мокрые глаза, еще куда ни шло : кажется, это был фильм- драмма.
Но что делать, если все-таки меня прорвет и я, как идиотка , разрыдаюсь?
«Тебе будет стыдно»- ответила трезвая моя голова.
Это раздвоение на «голову и «сердце» я никогда так ярко не испытывала.
Смахивало на шизофрению.
Голова все это наблюдала,анализировала, старалась не дать этим, выплывшим из подсознания вспоминаниям , выйти из под контроля.
Голова была «здесь», а то, что можно назвать «душой», улетело в старинную Японию,
одевшись в атлас кимоно, блуждая по когда-то любимым закоулкам, прикасаясь голодными пальцами к тени прошлого.
Голова не сдавалась: «Этого не может быть! Ты что рехнулась? Ну хватит уже! Любительница японских картинок! Долюбилась!Что за дурацкие эмоции?»
И душа соглашалась и проглатывала очередной спазм в горле.
Но вернуться «оттуда» не получалось.
Я постаралась сфокусироваться на истории происходящей на экране.
Японский мальчик, лет десяти, на экране выполняет чайную церемонию.
Я никогда не видела прежде чайной церемонии с мельчайшими подробностями.
Я о ней знала, читала . Но это все.
И вот сейчас,этот мальчик, с серьезным лицом ,ритмичными движениями демонстрирует мне это таинство.
Он особым жестом,тканью особым образом сложенной, протирает чашечки...
Внутри меня голос заметил : «Этот фрагмент церемонии он делает не совсем четко,
но он еще так молод, научится...»
Я остолбенела.
Это уж было слишком! Слишком было то, что я в тот момент действительно знала как нужно это делать правильно, идеально. Откуда ?
Моя трезвая голова не нашлась что ответить.
Не помню как я добралась домой.
Чувство ностальгии и потерянности не проходило. Окружайющий мир стал казаться чужим и холодным.
Странно было наблюдать, как моя , казалось бы ,пустая физическая оболочка бродит среди безликих серых , совершенно одинаковых многоэтажек района, где я жила.
Ощущение было такое, будто часть меня сбежала через полотно киноэкрана , как через Портал, в старый Киото и там осталась . А убежав, она прихватила с собой все краски, остваив для меня черно-белый мир, черно-белое кино.
После этого прошла неделя. Я старалась не особенно «ковыряться» в том что произошло в кинотеатре. Мой ум от этого заклинивало.
Я , разумеется, читала о прошлых жизнях.И «понимала» что так бывает.
Но это было не «понимание», это было реальное переживание каких-то старых, застрявших во мне эмоций, ощущений, другой жизни, другой личности, другого мировосприятия и мира. Все это ощущалось намного реальнее того что было вокруг. Там что-то очень дорогое мне осталось, было потеряно. Туда не было возврата. Принять это было трудно и больно.Это отнимало и без того, хилую радость присутствия в окружающей действительности.
Выбравшись как-то в город за покупками, я увидела плакат выставки то-ли японского, то-ли китайского каллиграфиста. Выставка проходила в Доме Союза Художников.
На следующий день я уже стояла в выставочном зале перед длинным узким листом рисовой бумаги, всоcавшим в себя иероглифы.
Стала рассматривать изысканное, полное динамики письмо.
В каждом иероглифе была крылатость, легкость и законченность. Музыка.
Я слушала эту музыку, переводя взгляд от одного знака к другому , как-будто это были ноты. Я хотела было перейти к следующему свитку, но мое тело не тронулось с места.
Я повиновалась. Еше раз пробежала глазами этy «партитуру», начиная сверху.
И по мере того, как я вела взглядом по линиям каждого иероглифа, у меня неконтролируемо менялось дыхание.Моя рука, согнутая в локте, двигалась от плеча, мысленно прорисовывая каждый знак. Тело знало как нужно легко и плавно выдохнуть через рот чтобы провести вертикальную линию, убывающую внизу.
Как и когда нужно вдохнуть чтобы линия была летящей и как округлив рот резко и кратко выдохнуть, чтобы поставить точку.
Я как-то отстранилась, наблюдая за манипуляциями моего тела, вернее, подсознания.
«Прописав» весь лист до самого низу, прочувствовав и пережив каждую черточку и точку, я ощутила усталость и опустошенность. Возмжоно так чувствует себя маэстро, выложившийся полностью в шедевре.
После этого сотворчества у меня больше не было сил и любопытства рассматривать другие свитки.
Вопроса -«откуда во мне это»?-не возникало. Просто знала что когда-то я умела так писать.
Я ушла домой.