Где я?.. Что со мной?.. Я еду с женой в трамвае… Грустное у меня лицо, да и у Ани тоже. Куда мы едем?..
Словно смотрю стереофильм на безграничном экране жизни.
- Остановка "Визовский бульвар", - сказал в микрофон водитель трамвая и добавил с ноткой печали: - Кому в онкологическую больницу, выходить здесь.
Двери с грохотом распахнулись. Водитель смотрит на нас в зеркало. Мы направились к выходу, сопровождаемые сочувствующими взглядами пассажиров трамвая…
Конечно же, мы в Свердловске. 1984 год. У меня на коже в районе икры левой ноги появилась какая-то болячка. Сначала я не предавал этому значения. Только когда она начала кровоточить, я обратился к врачу - дерматологу. Он направил меня на обследование в радиоизотопную лабораторию, где после получения результатов анализа было выдано направление на операцию.
Мы прошли через строительную площадку, вошли в печальный, неухоженный двор и нашему взору предстало старое жёлтое двухэтажное здание. В тот миг, мне почему-то показалось, что оно само неизлечимо больно, что оно вот-вот должно рухнуть, облегчив страдания внутри лежащих. Массивные деревянные двери были распахнуты - здание заглатывало всех, кто переступал его порог.
- Для посещений ещё рано, - услышали мы придушенный голос - почему-то другого голоса я и не рассчитывал услышать, - и перед нами предстала пожилая женщина со шваброй.
- У нас… у него направление, - извиняющим голосом проговорила Аня.
- Коли так, отнесите его в ту комнату, - женщина, обращаясь к Ане, боднула головой.
Кого? Меня или направление?
Всё стало на свои места, когда после паузы, обращаясь уже ко мне, она сказала: - А ты, молодой человек, спускайся по лестнице вниз, в подвал, пройдёшь по коридору, с левой стороны увидишь дверь. Там тебя переоденут, помоют… А там гляди, и с палатой определятся.
Я шёл по длиннющему коридору, пол и стены которого были выложены белой керамической плиткой. В коридоре я был один. Гулкое эхо шагов заполняло пространство вокруг меня и уносилось вглубь. Концентрированный хлорный запах не мешал тараканам то и дело перебегать мне дорогу. Они напоминали свору чёрных кошек, предрекающих несчастье. А вот и дверь с левой стороны. Я был уверен, что услышу скрип, но она открылась бесшумно. Зато когда я вошёл в комнату, запах которой напоминал банный, и отпустил ручку двери та так хлопнула, что разбудила молодую женщину, чьи руки покоились на столе и служили подушкой её голове. Она вздрогнула, увидела меня и, потягиваясь, развела руки, выставив напоказ упругую грудь, соски которой выделялись на белом халате. Зевнув и проморгавшись, оценила меня голубым взглядом.
- Пружина тугая, - сказала она, улыбаясь.
- Я по направлению.
- Понятно, что по направлению. Сюда не приходят ради любопытства. Не то место… Ваше имя и фамилия…
Я представился. Она позвонила куда-то и после короткого разговора протянула мне корзину для вещей, к которой прикрепила бирку с моими данными, достала из шкафа сложенные брюки и пижаму больничной раскраски.
- После душа, корзину с вашими вещами оставите здесь. Я вас проведу к лифту. Поднимитесь на второй этаж. Там встретят…
Лифт?.. По-моему, в этой больнице лифта не было. Он как-то не вписывается в это здание. Странно… Впрочем, это, наверное, влияние двадцать первого века. Ладно. Пусть будет лифт….
Я вышел из лифта на втором этаже. Стоит ли описывать, как на мне сидел "больничный костюм", для которого я был и низковат, и худ. Дальше мне предстоял выбор, потому что и слева и справа в предлифтовой зоне были двери. Я выбрал левую и не ошибся. В середине коридора, прижавшись к стене, стоял стол, за которым восседала, писавшая что-то медсестра. Я шёл к ней по красной ковровой дорожке с зелёным орнаментом по бокам, частично прикрывавшей дощатый пол, выкрашенный тёмно-коричневой охрой. После ещё одной процедуры знакомства, она провела меня в палату, всё предстенное по неполному периметру пространство которой было занято кроватями и тумбочками. Две кровати стояли справа, две – слева и одна - поперёк комнаты, под окном. Моя кровать была первой от двери слева.
В палате был только мужчина, сидящий на кровати, расположенной напротив моей, обхватив голову руками. Он тихо постанывал. Я прошёл мимо него, сел на свою, огляделся. Хотя день был солнечный, в комнате царил давящий полумрак. Причиной ему было высокое, ветвистое дерево. Его листва, словно мембрана, отмеряла ту толику солнечного света, недающую забыть, что привело сюда людей, которых объединило слово "рак".
- Новенький, - констатировал факт мужчина скрипучим, плаксивым голосом. – С чем пожаловал?
- Да… у меня… - так не хотелось говорить. Хотелось просто посидеть, помолчать, свыкнуться с обстановкой.
- А у меня отрезали член, - обречённо выдохнул мужчина. – Чёртова медицина…
Представь себе сорокалетнего мужика без члена… Сначала были плотности на головке. Никакой боли, только небольшие проблемы с мочеиспусканием: струя разбрызгивалась, жжение… Потом появилась язвочка… Пошёл к врачу, а тот ставит диагноз – венерическое заболевание. Я с пеной у рта уверял его, что кроме жены у меня никого не было, а она здорова… Можешь представить мою житуху после такого диагноза… Однажды тёща сказала жене: "Как ты можешь жить с этим сифилитиком", а вскоре забрала детей к себе… Нашёлся один доктор, который провёл рентгенологические исследования органов грудной клетки и поставил диагноз – рак. Я прибежал к жене с этим "радостным" известием: "Я же говорил тебе, что у меня нет и не может быть сифилиса!". А она смотрит на меня глазами полными слёз… Завтра выписываюсь… Страшно.
- Ну что, Степан, ещё одному посетителю сией обители поведал историю своего члена? – в дверном проёме появился высокий худой мужчина с длинными седыми волосами, морщинистым лицом, большими голубыми глазами. На шее висел крест. Голос у него был громким, низким, раскатистым. – Вот был бы евреем, может и не попал бы сюда, ибо в младенчестве лишили б тебя крайней плоти. И был бы твой член в чистоте и благодати.
- Оставьте его в покое, Никандр Дмитриевич, - сказала ему, проходившая мимо, медсестра.
Никандр Дмитриевич кивнул головой и направился к кровати, стоящей у окна. Он лёг на спину, заложив руки за голову, закрыл глаза. Степан вышел в коридор. Тишину, воцарившуюся в палате, нарушила всё та же медсестра, оповестившая меня о завтрашней операции, двенадцатичасовом неприёме пищи и проведении необходимых предоперационных проверок.
После того, как с проверками было покончено, я вышел во двор. Все столы были заняты больными, сидящими в окружении родных или друзей, пришедшие их проведать и накормить вкуснятиной. Кому места за столом не досталось, прохаживались по дорожкам. Дети, пришедшие с взрослыми, бегали, играли в свои игры, не обращая внимания на порой жутковатый вид больного. Я ходил, опустив глаза и глядя только себе под ноги.
- А я вас знаю.
Я поднял глаза и увидел перед собою белобрысого худенького паренька лет десяти. Он смотрел на меня широко открытыми глазами.
- А я вас знаю, - повторил он. – Вы – сказочник. Вы читали свои сказки в нашей библиотеке. Мне они так понравились… "Черепаха Тома", "Василёк"… Герои ваших сказок так хотели, чтобы сбылись их мечты. Так хотели!.. И они сбылись!.. Я тоже хочу, чтобы сбылась моя мечта - выздороветь…
Я смотрел на мальчугана, и мне хотелось крикнуть, устремив взор в небо: "Господи! Великий космический разум! Кто-нибудь там, наверху! Сделайте так, чтобы этот мальчуган выздоровел!". К сожалению, далеко-далеко не всё зависит от величины нашего желания. Но без веры, даже самое большое желание обречено на несбыточность.
Я присел перед ним на корточки и, обняв за плечи, сказал:
- Ты обязательно выздоровеешь. Только, пожалуйста, верь.
Мальчик прижался ко мне и тихо заплакал.
Его звали Игнат, Игнат Прохоров.
Я провёл с Игнатом весь день: рассказывал сказки, смешные истории, читал стихи, слушал его рассказы о себе и о семье… Вечером я проводил Игната в палату и сидел у его кровати до тех пор, пока он не уснул.
Теперь я знаю наверняка, что, если день начинается с промывания желудка, от него ничего хорошего ждать не приходится.
Меня разбудили рано, очистили желудок, уложили на каталку и покатили в операционную. Дверь с табличкой "Операционный зал" отворилась и моему взору предстала большая комната с окном во всю стену и тремя столами, над которыми возвышались тарелки операционных светильников. На двух столах уже велись операции. Их окружали люди в зелёных халатах, которые тихо переговаривались. Эхо смешивало их речь, превращая в гул, которому аккомпанировал металлический перестук медицинских инструментов.
Пустовал средний стол. Меня переместили на него, уложив на живот, накрыли простынёй.
- Операция будет проходить под местным наркозом. Боли не будет, но сам процесс ощутим, - сказал подошедший ко мне врач. – В твоей ситуации не это самое главное. Постарайся не смотреть по сторонам. Смотри в окно.
После сказанного им, мой взгляд невольно метнулся к соседнему столу справа… На мгновение тело хирурга, проводимого операцию, отклонилось в сторону, и моему взору открылся кровяной круг, оставшийся после удаления груди. Лицо спящей женщины было повёрнуто ко мне: на нём застыл испуг перед операцией, перед ощущением женской неполноценности, боязнь взгляда любимого мужчины после операции… Меня мутило…
Операция началась. Я не чувствовал боли, но было ощущение вонзающегося в ногу чего-то острого и перемещение его внутри плоти. Я повернул голову налево и посмотрел назад: хирург, держа щипцами окровавленный кусок моей ноги, бросил его в ёмкость, напоминавшую большую пепельницу…
Пришёл в себя в палате от нестерпимой боли. И первого, кого я увидел, был Никандр Дмитриевич.
- Наконец-то проснулся. Долго же ты спал. Уже вечер, - пробасил он. Никандр Дмитриевич огляделся и зашептал мне на ухо: - Я понимаю, тебе больно, но ты должен меня выслушать. Ты меня слышишь?
- Да, я вас слышу, - прохрипел я. Во рту было так сухо, что слиплись губы.
- Я про Игната, – шептал Никандр Дмитриевич. - У него лимфома в очень тяжёлой форме. Можно сказать, что он обречён… Ты ведь просил за него…
- Я хочу, чтобы он жил, но это мне не под силу.
- Послушай меня и сделай так, как я тебя прошу, - Никандр Дмитриевич ещё больше склонился надо мной и его крест, свисающий с шеи, лёг мне на грудь. – Завтра ровно в пять утра спустишься с Игнатом в подвальный коридор и пойдёшь с ним до самого конца. Вы упрётесь в стену. В пять часов откроется портал в Другой Мир. Войдите в него…
Слова Никандра Дмитриевича казались мне бредом, но тем ни менее я спросил:
- А как я смогу ходить, ведь у меня… нога?
- Я принёс костыли. Они рядом с кроватью. Ты сможешь до них дотянуться… Поверь мне и сделай так, как я тебя прошу.
Я закрыл глаза от усталости и от боли, а когда открыл их, Никандра Дмитриевича уже не было. Я не знал, верить ему или нет, но будильник моих ручных часов выставил на полпятого.
Боль в ноге заполнила каждую клетку моего тела. Сначала я терпел, но потом она стала какой-то панической, не контролируемой. Я позвал медсестру, и она поставила мне укол…
Всю свою жизнь я корил себя за то, что проспал. Да, я проснулся, когда было уже совсем светло. Я встал на костыли, которые стояли рядом с моей кроватью. Огляделся. Кровать Никандра Дмитриевича была пуста. Я вышел в коридор и направился к палате Игната. Кровать Игната тоже была пуста. Медсестра сказала, что под утро ему стало плохо и его куда-то увезли. Я не находил себе места. Наконец, вспомнил, что Игнат дал мне свой домашний номер телефона. Я позвонил. Трубку сняла женщина. Я представился.
- Да, да, Игнат говорил о вас, умирая…
"Сейчас я не просплю, сейчас я не просплю", - твердил я себе. Лекарство подействовало и боль отступила. Теперь мне надо было только не уснуть. Когда становилось совсем невмоготу, я брал костыли и выходил в коридор…
Когда зазвенел будильник, я был рядом с палатой Игната. Я растормошил его и повел в подвальный коридор, твердя ему, что так надо. "Так надо!". Мы дошли до конца коридора и упёрлись в стену.
- Куда теперь? – спросил Игнат.
Я посмотрел на часы. Было без несколько секунд пять. Вдруг, я увидел, как тело Игната обмякло и он начал падать. Я едва успел подхватить его, потеряв костыль…
МЫ ВОШЛИ В СТЕНУ!
- Доктор! Доктор! Он вышел из комы! – я услышал радостный голос Ани, доносившийся из коридора.
Меня сейчас интересовала только одна проблема – найти сотовый телефон. Я огляделся. Он лежал на тумбочке, рядом с кроватью.
"Прошло столько лет! – подумал я. – Моё любопытство может удовлетворить только чудо! Господи!".
Набрав домашний номер телефона Игната, я услышал гудки и через мгновение…
- Вас слушают, - это был тот же женский голос.
Я представился.
- Игнат! Игнат! Это он! Он! Я знала, что он когда-нибудь позвонит! Игнат, это он!