- Как он любил говаривать: «… у человека два полушария, и у тебя должно быть два. Ну, хотя бы, одно».
- Он такой умный, у него наверняка три.
- Вот щас, пацаны, и поглядим.
- И третий глаз.
- Где?
- На затылке. Все, гад, видит.
- Тогда, может, с глазика и начнем?
Темнота упала на заснеженный лес неожиданно для самой себя. От испуга она еще больше сгустилась (любой на ее месте поступил бы точно также). Верный, несмотря на кличку, дал стрекоча в сторону дома. Кобель вообще придерживался правила, что движение есть жизнь. Даже когда он лежал, его мысли перескакивали с еды на развлечения. Хозяин в список приоритетов был не вхож. По всему выходило, что единственным оправданием имени служила приверженность своим убеждениям. За долгие годы натаски пес усвоил только команды «Возьми!» и «Пошел вон!». Вот и сейчас ему показалось, будто Учитель произнес или обдумывал команду №2. Ускорение, помноженное на градус холодрыги, привело в замешательство болиды из конюшни «Феррари». Встроенный в желудок GPS указывал дорогу к телевизору. Мысль о спотыкающимся позади Хозяине совесть не тревожила. К чему? Ведь он такой образованный - в пальто. Ну, не придет сегодня, завтра либо в конце неделе, так и что? Мир перевернется? Куры перестанут нестись? Найдутся люди добрые – накормят. «Возьми!» - послышалось кабелю, и он прибавил.
«Жаль, я не преподаватель географии – сейчас было бы весьма кстати» - раздумывал Учитель в поисках муравьиной кучи. Он рассеяно шерудил даренным Паркером под гигантскими во мгле соснами. Раз или два вечное перо утыкалось в нечто похожее на основание будущего небоскреба суетных насекомых, но сделанное впопыхах и брошенное на стадии заливки фундамента. Уставший от напряжения брелок-фонарик отвоевал напоследок замершую фигурку бледной поганки. Учителю стало совестно за брошенную в далекой молодости начинающую балерину. Он лег на живот и попытался отогреть бедняжку дыханием. Разглядеть результат не представлялось возможным, да и сердце подсказывало, что извинения запоздали. Тогда Учитель аккуратно сорвал гриб и сунул за пазуху. Теперь они кружили по чаще вдвоем.
Правая нога окоченела первой. Немудрено: стильный мокасин прославленного бренда смотрелся явно не по сезону. Учитель хотел было поменять обувь местами, но, если валенок с левой ноги идеально подходил к любой конечности, то его европейский собрат – не очень. «Вот и в языке у них такая же хренотень. И как прикажете втолковать конопатому славянину, что порядок слов в чопорном английском можно изменять в тех редких случаях, когда эмоции перехлестывают? (Учитель три дня как вернулся с международного симпозиума переводчиков и не успел толком переодеться). Цивилизация катится к чертям собачьим, а мы спорим о сроках частичной ассимиляции иностранных заимствований. Не правда ли, барышня, глупо?» Поганка, пригревшись, заснула и в ответ лишь потерлась шляпкой о шершавый свитер аккурат под левым соском. «Все-таки хорошо, что мы свиделись, - подумал Учитель, - Право неловко: имя-то запамятовал. Впрочем, я и свое, вот так сходу, не назову. Родитель наградил меня трудным для произношения отчеством, судьба – ранним взрослением, и я давно ничего, кроме пан Учитель, не слышу. Ну и пусть их, спасибо за «пан».
Поскользнувшись, Учитель по-жабьи упал на спину. Вставать не хотелось. Ветер прогнал тучи и вызвездил небо. «Совсем как на Юге. Когда мы познакомились. Она с подругами отмечала…Постой, постой: они отмечали выпускной хореографического училища. Да, верно. Пили Крымское и танцевали на песке. И только она сидела особняком, уткнувшись носом в острые колени. Не помню ее лица. Помню вьющиеся каштановые волосы, трогательные пальцы на босых ногах, а лицо - не помню. А еще звучала музыка. Нечто легкое, откуда-то издалека. Верно из ресторана: там был один, у подножия горы. Мы потом частенько в нем обедали, вкусно и недорого. Она была так красива, что я боялся на нее смотреть. Вдруг это сон - проснусь, а ее нет… Зато теперь мы вместе… И, может статься, она меня простит…»
04.10.14