Снова та же самая дорога. Те же желтые, хрустящие под ногами листья. И деревья, черные такие, даже немного страшные местами, к небу тянутся. Словно грешники какие-то, которых обрекли на вечные страдания, но темное, как обычно бывает, всегда тянется к свету. Вот и они тянутся, чтобы их Бог простил и принял к себе.
Запах сырой земли, здесь, кажется, неподалеку кладбище старое есть.
А еще здесь есть ветер. Он всегда срывает с моей шеи клетчатый шарф и играет им, как маленький, соскучившийся по веселью и невинным шалостям, ребенок. А я бегаю у него на поводу, тяну руки к украденной вещи. А ветер, словно смеется, унося ее все дальше, заигрывается. А я спотыкаюсь, как можно сильнее вытягивая тоненькие пальцы.
- Ну, хватит, отдай! - недовольно мычу и топаю ножкой, укрытой в плотном армейском сапоге.
Листики вокруг жалобно хрустят и рассыпаются, а мне совестно становится, что такую красоту разломала. Зато ветер мой шарфик оставил, только вот тот за веточку зацепился и застрял, так просто не дотянуться.
Вздыхаю, разглядывая, как предмет моей одежды колышет ветер, а еще размышляю, как вообще его теперь достать. И все к одному сводиться: на дерево лезть придется. Подавляю тяжелый, почти мученический вздох, кладу серый рюкзак на яркую, разноцветную от обилия осенних листочков, землю. А сама на руки плюю, как обычно в фильмах делают, не понятно для чего, и с прыжка обхватываю руками и ногами ствол.
Начинаю лезть. Тяжело, но шарфик тут жалко оставлять. Волосы путаются из-за ветра и мешают видеть, а убрать их - значит свалиться вниз.
Продолжаю лезть и вот, наконец, обхватываю руками ту самую черную ветку, сажусь на нее, обнимая пропахнувший древесиной шарф. Смотрю вниз...
- Черт, - невольно срывает с губ, когда я понимаю, что слезть сама точно не смогу.
А серые тучки все надвигаются, начиная давить на голову своей тяжестью, словно они не на небе, а на мне. Холодно. И как это я раньше не замечала, как в таком прекрасном месте может быть по-настоящему жутко? Сглатываю, начиная нервно перебирать карманы, и только потом вспоминаю, что телефон в рюкзаке остался.
- Ты чего там сидишь? - услышала я буквально спустя час отсиживания своей пятой точки на той хрупкой веточке.
Сидела тихонько, как синичка, которая боялась сорваться вниз, вместо того, чтобы полететь. Вздрагиваю от озорного, слегка насмешливого голоса и едва не срываюсь на землю. Адреналин разбавляет кровь.
- Слезть не могу, - проговорила я, решив не язвить парнишке, который стоял внизу. А то уйдет еще, и я тут всю ночь просижу.
- А лезла зачем? - смеется он, растирая замерзшие руки, а затем снова сует их в полы серого пальто.
- За шарфиком, - почти плачу я, смотря на этого русовласого сорванца, как на последнюю надежду. А парень все откровенно веселиться, разглядывая меня на ветке. Но вдруг, спустя всего мгновение, раскидывает руки в стороны:
- Прыгай, я поймаю, - и призывно трясет руками, щурясь от ярко-серого неба. Я вздыхаю, мысленно отношу его к умалишенному, и морально готовлю себя к ночи на дереве.
- Ты не поймаешь, - упрямо заявляю, вздернув и без того курносый носик с небольшими веснушками.
- Ну, рыжая, не упрямься! - качает недовольно головой, снова вытягивая руки. - Я сильный, раз говорю, что поймаю, значит, поймаю! - парень складывает губы в полосочку и ждет, смотрит на меня, щурится.
А я даже и не знаю, что с этим вообще делать. Прыгать или нет? А если не поймает?
- Не поймаешь - я тебя убью! - говорю я то, что первое попадает в голову.
А потом сама же и усмехаюсь от обилия логики в моем изречении. Но в следующий же миг, уже не сомневаясь, соскальзываю с веточки и лечу прямиком вниз. Зажмуриваюсь, готовясь к удару, но неожиданно чувствую резкий толчок, а потом и вовсе чужое тепло. Открываю глаза и замечаю, как золотистые листья кругом разметались, плавно кружатся и снова падают. А я верхом на том парне сижу, глупо хлопая глазками.
- Я же говорил, что поймаю, - улыбается он, не смотря на то, что я ему, похоже, грудь своим весом сдавила.
Быстро слетаю и сажусь рядом с ним, виновато глядя на своего спасителя. А русоволосый улыбается, приподнимается, и стирает с глаз выступившие от страха и избытка адреналина слезы. И эта его улыбка успокаивает, почти лечит непонятно от чего: то ли от всех бед, то ли от накатившего состояния шока.
- Спасибо тебе, - едва выговариваю, но он слышит, снова улыбается, оглядывая меня более внимательно своими шоколадными глазами. Такой милый, веселый с виду. И красивый.
- Пойдем? - он встает, протягивает мне руку и смотрит на небо. - Я тебя до дома провожу, а то скоро совсем темно станет, - парень сжимает мою руку и резко тянет на себя, привлекая меня поближе. - Замерзла. - Констатирует он факт, покрепче обхватив холодные пальцы моей правой руки. - Меня, кстати, Андрей зовут.
- Дрю, - говорю я, едва сдерживая улыбку. - Буду звать тебя Дрю!
- А мне тебя как звать? А, чукча древесная? - он смеется, наблюдая, как я хмурю брови и надуваю губки, выглядя при этом не как шестнадцатилетняя девушка, а как самый настоящий шестилетний ребенок.
- Я не чукча, Пелагеей зовут! - говорю насупившись, но потом смягчаюсь, когда он надевает на меня рюкзак и сует мою руку в карман, чтобы согреть. И мы медленно идем, выходя из придорожной лесной полосы.
Дрю снова смеется, заражая меня этим же самым смехом.
А ведь я бы никогда не подумала, что такой веселый и позитивный парень может неизлечимо болеть чем-то. И не думала, что потом буду плакать, когда он будет умирать у меня на руках...
Но это все жизнь, череда событий с ее заморочками, которая думает, что люди стальные и могут пережить абсолютно все и не сломаться.
Только вот я после этой потери сломалась легче сухой спички...