Давно это происходило, когда зарплаты были надёжны, премии, как награды, а доллар стоил 63 копейки. Работал я в одном интересном объединении. В подобных организациях в то время работало полстраны. Зажатый в тисках истиной демократии, Советский Союз наращивал железные мускулы, чтобы им, тискам этим, противостоять. Наш завод обеспечивал крылья Родины, мы испытывали новые авиационные двигатели.
Однажды к нам явился Генеральный Конструктор, нечастый гость на испытательной станции. Собрал всех заинтересованных лиц в кабинете начальника и с места в карьер заявил:
- Дорогие товарищи! Я только что с заседания Политбюро ЦК КПСС. Один из важных вопросов, обсуждаемых там, был вопрос разработки нового самолёта. Подлец Беленко угнал в Японию наш самый современный самолёт. А это значит, что американцы уже в нём покопались. Наша задача – в кратчайшие сроки разработать новый двигатель, всем остальным занимаются в Москве, Перми, Уфе, на Украине…. Прошу отнестись к просьбе с величайшим вниманием и с полной отдачей! Деньги будут выделены, никто не будет обижен! –
Примерно такую речугу толкнул наш Главный. Это означало, что работы будет очень много, но и оплата будет соответствующая. С тем и разошлись.
Работа закипела! Сначала было много откровенно «сырых» двигателей, которые гоняй-не гоняй на стенде, регулируй хоть сто раз – конфетку не получишь. Но постепенно конструкторы доводили до ума узлы и агрегаты двигателя, учитывая данные, полученные в процессе испытаний. Испытания велись в режиме нон-стоп, как сейчас говорят. Это значит, круглые сутки испытывали моторы на разных режимах, порой умышленно вгоняя технику в невыносимые условия.
Весь процесс испытания каждого двигателя фиксировался тогда приборами-самописцами и контролёрами. Контролёры - как правило, военные пенсионеры из бывших лётчиков, технарей и военных инженеров. Бывали, правда, и гражданские, опытные работники завода. Компьютеры тогда только зарождались, и вся информация фиксировалась вручную . У нас была отведена огромная комната, там стояли большие шкафы, набитые до отказа проводами и какими-то блоками. Кажется , это были украинские машины на базе английских М-6000 (читай, цельнотянутые, как у нас говорили об украденных технологиях) Настройка этой техники велась очень долго, поэтому в контролёрах и девочках, обрабатывающих информацию на итальянских «Оливетти», дефицита не было.
Один из контролёров отличался от прочих какой-то чудинкой. Работу он выполнял исправно, но было в нём что-то настораживающее: иногда неадекватно среагирует в какой-то ситуации, или скажет что-то, совсем не соответствующее моменту. Мужик он был высокий, крепкий, здоровый на вид. Однажды ночью он рассказал мне свою нерядовую историю.
- Я в школе и институте учился легко, попал на интересную работу. Как и многим, приходилось подрабатывать ещё со студенческой скамьи. То на «холодильнике» мясные туши разгружать, то в порту мешки с кофе или рисом. Летом – обязательно в студстройотряд. Там можно было неплохо заработать, чтоб потом не стеснять себя при встрече с девушкой и жить, не клянча у родителей минимум несколько месяцев.
Когда же попал по распределению в НИИ, то понял, что студенческие годы были золотыми. 120 рэ в месяц – это, конечно, значительно больше стипендии, но на эти деньги нужно жить. Месяц. С молодой женой! Которой много чего хочется! Студентом мог позволить пригласить её в ресторан, в театр. Ездили в Крым, на Кавказ. На 120 рублей не наездишься. И отпуск теперь не 2-3 месяца, а три недели. За три недели в стройотряд е много не заработаешь, да и стройотряды в основном для студентов.
Пришлось по старым связям искать халтуру. (Халтура – почти обязательная подработка помимо основной работы для инициативных граждан). Работа нашлась быстро – сокурсник помог устроиться на прядильную фабрику в стройцех. Зарплата не ахти - рубль в час, но поначалу и это было хорошим подспорьем. Правда, недолго продержался на этой работе. Прядильная фабрика – это сотни молодых девчонок в одних халатиках на голое тело, в цехах жара, как в Африке. А когда они вместе, то нахальству их нет предела… Ушёл. – нотка сожаления проскользнула в голосе рассказчика.
- Правда, ушёл, когда подготовил себе запасной аэродром, такую же строительную халтурку на рыбзаводе. Платили там чуть побольше – рубль двадцать в час, но и у меня ситуация изменилась, появился ребёнок, пелёнки-распашонки, коляски-игрушки. А денег всё равно не хватает, хоть и на работе десятку прибавили. Некоторые сокурсники уже машины покупают! Мне тоже отставать не хочется.
Устроился ещё на одну подработку. Получалось, как в семь утра ухожу, так к девяти возвращаюсь. А ещё в выходные с приятелем помогали гаражи строить. Постепенно стали появляться деньги, купили подержанный Москвич, квартиру поменяли на большую, могли позволить себе джинсы фирменные купить, колготки, недельки и прочие женские штучки. При встречах с однокурсниками белой вороной не выглядел.
И так крутился, пока однажды сердце не прихватило. Потащился к врачу, а до 36 лет не знал, где наша поликлиника находится. Как из детской выбыл, так ни разу и не болел. Бывало, насморк, кашель одолеет, грипп везде свирепствует; ничего, переживу, думаю, некогда, халтура зовёт. Жена горсть таблеток даст, заглочу и на работу!
Врач прослушал, проверил приборами всякими и вынес вердикт: прединфарктное состояние. никаких волнений, тихая растительная жизнь, жёсткий распорядок дня и никаких подработок. Две недели больничного дал! Это столько времени свободного! Я пару дней выдержал, а потом всё-таки на самую денежную халтуру пошёл – я к тому времени помимо своей инженерной деятельности стал отличным плиточником, деньги мне за это платили хорошие, зарабатывал за неделю столько, сколько в своём институте зарплата была.
Жена пилила: куда, мол, тащишься, отдыхай, лежи дома. А я от дома так отвык, что за два дня готов был взвыть. Поехал плитку класть. Думал, легонечко, без напряжения, не так, как всегда, а в облегчённом варианте.
Дали мне помощника, он всю тяжёлую работу делал, а я только на укладке. Отработал 4 часа, поехал домой, всё хорошо, никаких болей нет. На следующий день опять поехал. Помощник уже всё подготовил, толковый парнишка попался. Взялся за плитку, десяток положил, а потом так сердце защемило – упал на спину, думал, всё, отработался, отжил. Парнишка бегает, суетится, а помочь ничем не может!
Полежал, вспомнил прожитую жизнь и увидел, что ничего хорошего по большому счёту у меня в ней не было. Пришёл в себя, тихонечко встал и побрёл к проходной. Сказал только помощнику, чтоб сам заканчивал. Парень толковый, справится.
Приехал домой, залёг на диване, книжки взялся читать, до которых всё руки не доходили и времени не хватало. И в журнале «Наука и Жизнь» наткнулся на статью о лечебном голодании. Дескать, голодом можно вылечить всё! Вплоть до болезней сердца и рака. И так это меня воодушевило, что решил проверить: поможет, или нет? Не будут же в серьёзных журналах ерунду писать!
Тактику себе разработал. Сначала сутки проголодал; хм, надо же. Не так и страшно! Потом трое суток не ел. Жена с тревогой посматривает, видит, хуже не становится. Но написано было, что лечебное голодание начинается через две недели, а до того организм только очищается от шлаков.
Не успел я провести эксперимент до конца, выписали с больничного. Пошёл в институт, работаю, а в уме думу держу, как отголодать без ущерба для работы. Помог мне случай. Хоть курить я бросил, как прихватило, но в курилку приходил по привычке, да и запах табака был приятен, не то, что теперь. В курилке от анекдотов до самых последних новостей институтских, официальных и не очень, можно было услышать. Вот там один наш сотрудник обмолвился, что сердечникам дают больничный, стоит им только пожаловаться на здоровье.
-Это мой счастливый случай - подумал я.
Дальше всё пошло, как я просчитал. Три дня поголодал, на четвёртый стал чувствовать себя хуже. Тут же обратился к своему врачу. Он, едва взглянув на моё побледневшее лицо (что естественно при голодании), мигом выписал мне больничный на неделю. Поголодал неделю, потом захотелось чего-нибудь съесть, прервал голодание, выписался с больничного, причём доктор с большим сомнением щупал, мерял давление и прослушивал.
Отработав немного, решился взять отпуск. Время было неотпускное, начальство без слов подмахнуло заявление на две недели. Вечером поел – и стал отсчитывать время. Сам догадался, что нужно пить больше воды, это как раз меня поддерживало. Не было особых ломок, не было желания есть. Но, проходя мимо кухни, ноздри помимо воли ловили тончайшие нюансы пищевых запахов. Запах нравился, а есть не хотелось!
На 11-12 день пошёл такой прилив энергии, что ночью жена не знала, куда от меня деваться. А через день наступило безразличие ко всему, прогулки давались тяжело, читать не хотелось, лежать надоело… На семнадцатый день голодания из горла вышел грязный ком, появились неприятные ощущения во рту. Хватит, решил я.
Жена, чтоб избавить меня от привкуса, принесла свежего молочка. Выпил – и жизнь заиграла всеми красками. Осторожно по всему телу потекла энергия, добираясь до кончиков пальцев, до корней волос. Через полчаса появился дикий голод. Салатики, быстро приготовленные супругой, исчезли без следа, а Голод разрастался. К вечеру наелся свежих нежных котлет; не успел насладиться сытостью, как всё началось… Сам я плохо помню всех тонкостей происходивших со мною. Жена потом сказала, что белая горячка – это детская игра по сравнению с моим поведением.
Вызвала она скорую, и отвезли меня в «Скворешник», психбольницу №3 им. Скворцова-Степанова. После уколов, когда пришёл в себя, начал осматриваться. Публика была вполне адекватная. Я попал в палату алкоголиков. Ребята все были спокойные, некоторые даже очень. Когда я, вслед за другими, рассказал свою историю, иные недоверчиво посмеялись, мол, не бывал ты в объятиях серьёзной белочки. Я согласился, что являюсь наивным любителем среди профессионалов. У некоторых это было не первое и даже не второе посещение богоугодного заведения.
В карте моей было записано о прединфарктном состоянии, поэтому кардиолог внимательно проверил меня, сделал кардиограмму – и не нашёл АБСОЛЮТНО никаких отклонений! По сердцу, как он заявил, хоть в отряд космонавтов.
Лечащий врач в больнице, который назначал буйным и тихим уколы и таблетки, услышав мой рассказ, валялся под столом вместе со своим помощником.
- Брат, сердце ты вылечил, а голову потревожил – отсмеявшись, сказал он.
- Теперь по гроб жизни будешь ко мне на приём ходить. Старайся больше не шалить – ласково сказал доктор (они все там тихие и ласковые, похожие на своих пациентов).
С той поры стал я искать книжки, чтоб выяснить, отчего со мной после голодания такой конфуз приключился. Покопался, нашёл. Оказывается, самостоятельно голодать нельзя. Можно сутки, пару, а больше опасно. Мясо и тяжёлая пища исключаются перед и после голодания на длительный срок. Есть специальные таблицы с перечнем продуктов, когда, сколько можно. Тонкостей много.
В поликлинику к своему врачу я сходил, объяснил ситуацию. Наблюдал он меня полгода, но никаких сердечных болезней не выявил. А с психиатром, к которому приходилось являться на приём, мы теперь просто друзья. Он ведь тоже чуть-чуть псих, как и я – закончил свой рассказ контролёр.
Рассказ этот я услышал в перерыве горячих ведомственных испытаний. Высоколобые конструкторы и многозвёздное начальство отправились расшифровывать данные, а на испытательной станции повисла тишина, как затишье перед боем. Расслабляемся, травим байки, кто-то дремлет, кто-то читает. Но напряжение полностью не покидает, ведомственные испытания – серьёзный и ответственный этап работы. Ждём команду «Запуск»!
Самолёт наш в то время испытывали на знаменитом московском закрытом аэродроме. До запуска в серию был ещё год. Эти машины,ныне модернизированные, по сей день являются гордостью нашей военной авиации.