(Рецензия на книгу Л. Паниной «Зовущий цветок орхидеи»)
Оригинальность в оформлении не есть залог профессионализма. Если нет хорошей литературной базы, знания и элементарного умения грамотно строить фразы, получится непонятно что, которое можно показывать только очень близким родственникам. И если орхидея – это символ совершенства, то к этому совершенству и нужно начинать стремиться, а называть книгу подобным образом уважаемому автору слишком рано.
Хорошего о книге можно сказать одно: она очень добрая. Здесь есть и добрые беззаботные люди, высокие чувства, проверенные истины. Но нельзя забывать, что эта доброта может обернуться обратной стороной для тех непритязательных читателей, которые внимают подобной доброте и портят себе литературный вкус. А уж в наше-то время, когда планка качества литературы упала до невозможности, необходимо задумываться о том, что же мы несём в мир.
Книга лирического характера, пронизана сиюминутными впечатлениями, зарисовками, здесь есть поэзия и проза. Некоторые произведения датированы. Датированы разными годами: в промежутке между 1965 и 2014гг. В надежде уловить разницу между старыми и новыми творениями мы проанализировали их все и пришли к выводу, что творческий рост отсутствует.
Стихотворные произведения можно разделить на любовную лирику, философскую и бытовую. Среди любовной выделим романс «Не обнимай», где есть ритм и рифма, чувствуется, что произведение выстрадано автором, хотя оригинальных образов мы здесь не нашли.
Философской лирики не так много, и мы остановимся на произведении «Филин» по той причине, что выбирать не приходится. Стихотворение слабое и довольно сырое, присутствует ряд ошибок, вплоть до подобных: «Был мрачноватым очень», где суффикс «оват» предполагает оттенок ослабленного качества, а наречие «очень» имеет значение «в высокой степени». Таким образом, можно сделать вывод, что эти слова не могут стоять в одном ряду.
Нелепые образы вроде «И на прощанье ручку он мне поцеловал» применительно к филину создают комический эффект, в то время как ничего иного, что может указать на юмористический характер произведения, нет.
Слово «наверное» преследует автора повсеместно. Причём во всех случаях употребления его можно было и опустить, оно абсолютно лишнее: «Хотел, наверно, ночью / Мне что-то рассказать», «Наверно, догадаюсь / Об этом я сама», «А ты, наверно, мудрый, / Давай с тобой дружить». Вообще, много лишних слов: «Ведь лишь глаза горят», «Кажется всем бесом» и т.п. Финальное четверостишие несёт в себе противоречие между «таращатся глаза» и «что-то очень доброе», эти фразы никоим образом нельзя считать совместимыми. Союз «ведь» должен употребляться для мотивировки, а здесь для мотивирования абсолютно неудачно подобраны слова:
На край двери присядет,
Таращатся глаза.
Ведь что-то очень доброе
Он хочет мне сказать!
Что касается прозы, которой в книге много, стоит отметить интересные сюжеты, которые, к сожалению, неумело поданы. Например, рассказ «Сюрприз» (как наиболее, на наш взгляд, показательный) в основе своей имеет неплохой сюжет, который в руках Антона Павловича Чехова превратился бы в занимательнейшее произведение. Именно этот писатель был мастером рассказа подобного рода, где-то намекая, где-то замалчивая деталь, он давал читателю возможность самому додумать или достроить в воображении образ. Сюжет таков: в бухгалтерию пришла работать юная особа Ирина, к которой начал придираться по поводу и без главбух, в отместку девушка стащила его старые калоши и отправила их ему по почте как подарок на день рождения, а в Новый год на балу кто-то анонимно подарил ему уже новые галоши. Концовка рассказа непонятна: «Главбух поспешил к Ирине, и галантно кланяясь, пригласил её на вальс». Если главбух догадался, что это Ирина прислала ему галоши, то каким образом? Нет ни намёка на это. В этом рассказе мы можем увидеть лишь пересказ событий, вместо умелого ускользания и детализирования.
Итог неутешителен. Даже если опустить ошибки и нелепости книги, картина такова: у автора нет индивидуального стиля, который выделяет настоящего поэта или писателя среди графоманов.
Ну и в завершение процитируем слова самого автора, отражающие книгу, придумывать что-то бессмысленно, лучше и сказать невозможно:
Да! Дилетант – я! Дилетант!
Возьмём и прямо скажем.
Совсем испорченный мутант!
И не мутант ведь даже!