РОЗА: Какого черта? Нет, конечно, я могла предположить, что в музеях обычно есть охрана. Я не хотела его убивать. Честное слово, не хотела. Он не оставил мне выбора. Но другой… Какого черта?! Он все мне испортил!
Сейчас я иду по влажному тротуару, на мне накинут черный длинный плащ, а капюшон-маску, я, естественно, сняла. На голове воронье гнездо, уверена. Ну да ладно. Глупо было рассчитывать, что все получится с первого раза. Картину я не нашла, а идти вновь вот так вот, без информации – слишком глупо и опрометчиво, уж теперь-то я знаю.
Нет, тут нужен другой план…
Начинается дождь. Капли, сначала крошечные и легкие, увеличиваются, развивают скорость и нещадно бьют по прохожим. Все повизгивают от неожиданности начавшегося ливня, прикрывают голову сумками и портфелями, бегут под нависающие над асфальтом крыши домов, ища защиты.
И только я встречаю тяжелые капли, вздернув лицо вверх. Холодные струи бегут по щекам, по шее, затекают в воротник рубашки, и по телу растекается прохлада. Приоткрываю рот, ловя живительные капли.
Я одна, одна, на ночной дождливой улице, я иду вперед, и улыбаюсь про себя. Улыбаюсь, давя этой улыбкой заполняющий грудь гнев. Я злюсь, злюсь на себя. Я топлю этой пустой улыбкой крик жалости и сожаления, вопль отчаянной боли, которая мне так знакома. Она сопровождала меня с самого детства, с самого первого убийства.
Я чувствую грязь на моих руках, грязь от которой никогда не отмыться.
Я вновь подставляю лицо дождю, и боль отступает. Да, так и должно быть. Дождь нещадно хлещет кожу, но я это заслужила. Вода растворяет эту кровь, эту грязь… Нет, не растворяет. Просто эта гниль уходит дальше, вглубь, зарывается в сердце. Это жестокость? Нет.
Это безвыходность.