Кожа повседневности/4
В мире грез может случиться все, что угодно
Эрте
Дно? Если есть дно. Если человек оказался на дне.
Можно предположить, есть дно и у самого человека. Скажем, дно души. Скатившись на самое дно, обычно, в таких случаях говорят о социальном дне, человек может продолжить свое падение. В душе, на самое дно. Социальное дно, как способ добраться до собственного дна. Но тогда социальная вершина, куда можно добраться с этой вершины? Как ни странно, все туда же, на дно. Как туда добраться. Вот некоторые способы. Задавать вопросы. Искать выгоду. Зажигать свечи. Сколько бы вопросов ни было задано, всегда можно задать хотя бы еще один вопрос. Как бы ни была велика полученная выгода, всегда можно получить еще большую выгоду. Как бы долго ни горела ваша свеча, всегда найдется свеча, которая будет гореть еще дольше. Понятно, данный перечень нельзя считать исчерпывающим. Что ж, оптимисты уверяют, точно так же, нельзя исчерпать и самого человека. Черпай и черпай, жизни не хватит, зачем нам этот избыток?
Человек может жить в келье. Или в бочке.
Или в дупле.
Все эти варианты были испробованы на практике. А если на столбе? Были и столпники. Найдется ли такой человек, который решит исчерпать самого себя, исчерпаться. Душа пуста, полна пустотой, ощущать пустоту как полноту, возможно ли вообще такое ощущение? и вот эта опустошенная душа идет на встречу с вечностью?
Две вечности, друг перед другом, какая-то уступит.
АГ кивает головой, жмет плечами, чертит рукой какие-то знаки. Исчерпав запас линий, соглашается, не странно ли? Сатин не сделал последнего шага. Обратился с пламенной речью, но речь лишена, чего? Я разрешаю вам быть гордыми! Ничтожные, падшие, нищие – я велю вам быть гордыми. Я освобождаю вас от психологии дна! Мог бы добавить, следующим шагом будет освобождение дна, неужели смог бы.
1.
А если речь идет о душе не отдельного человека, о душе целого народа.
Что там на дне?
Грезы, во всяком случае, присутствуют. Инженеры душ, раньше их называли критически мыслящие личности, предложили: русское дело и русская идея. Несколько иначе, человек действия и человек слова. Дистанция меж ними оказалась немалая, кто-то предпочитает резкие оценки, разрыв. Что можно сделать с этой дистанцией? Преодолеть, свести до нуля. Или увеличить, до полного разрыва. Что и делаем. Иногда успешно. Изредка блестяще. Но всякий раз временно. Потом возвращаемся, к "повторению пройденного"? К успеху. Наш единственный ориентир, оглушительный успех, = победа. Так ли уж плохо ходить в примерных учениках, хотя бы походить, хотя бы блеснуть. Ключевое слово?
ближе всех, к нам – преодолеть.
Что можно преодолеть?.. почву, скажем, почву грубой реальности или одинаково грубую бедность почвы. Последний раскол, скажем, разделение единой в основе церкви, на восточную и западную ветви. Историю, например, историю третьего Рима или ее продолжение в лице третьего Интернационала. Надо только решить, права на ошибку мы лишены изначально, или это право мы отстояли в нелегкой борьбе. Далее, решить, где история малая, а где история большая. После чего останется "самая малость", подчинить единичную судьбу – судьбе безличной. Как назвать эту общую судьбу, Россия, Рок или закономерность, уже детали. Теперь, если вернуться на уровень отдельного человека, как будут выглядеть условия преодоления?
Говорилось не раз.
Печаль и надежда, горечь и юмор.
Печаль всегда в сопровождении надежды, горечь всегда смотрится в зеркало юмора. Наша классика – "На дне". Понятно, Горький вовсе не был первым в этом деле соединения противоположностей. Задолго до него, этим занимались «Люди 40-х годов». Спорное? Чему отдавать первое место. Надежда и печаль, юмор и горечь, возможен и такой вариант. Переходить от юмора ; к горечи, это сделают за нас, за нашей спиной, потом ткнут, вдыхайте. А мы? мы будем стремиться от горечи –; к юмору, от печали –; к надежде. Далее, без остановок, успех. Почему успех вызывает чувство неловкости? Почему отдельный успех, частный успех, должен вызывать состояние неловкости. Почему на это обращается внимание, подчеркивается. Посмотрите, бросает политик оппоненту, "как вы неловки" (Ленин). За этим некий стереотип? На мой взгляд, еще Сатин показал нам, потомкам, пример обратного состояния. Именно неловкость, наряду с ловкостью и помимо нее, может способствовать успеху. Ловкость, чтобы показать неловкость оппонента. И неловкость, чтобы скрыть собственную ловкость. Примерно по сим правилам и пытались играть обитатели ночлежки. За исключением тех, кто, подчиняясь воле автора, лихо куролесил. Понятно, должна же она быть, эта высшая воля. Иначе мусор на наших улицах так и останется украшением улиц. А мы так и будем ходить мимо всех этих куч, спокойно, а чего возмущаться, руки-то у нас чистые. Хотите, покажу, и что вы так сморщились, вам это не идет. Разве чистые руки – не должный признак? За ними следует, впрочем, вы сами знаете, что последует. Ну вот, улыбка меняет вас, в лучшую сторону.
Не сомневайтесь!
Дно нас недостанет, не дотянется. Но признайтесь, тянется?
2.
Профессор, розовые очки, что дальше?
На то и профессор, чтобы дать волю воображению. Встречайте. Бывают и другие профессора. Этот не пользовался розовой сеткой. Сопровождал наследника, в его поездке в русский Манчестер (= Иваново). Все как положено, в рамках традиции. Кучера в красных рубахах. На торжественной встрече весь городок. Под занавес разудалые пляски и привольные песни. Белый революционер смотрел пристально. Видел реальную грубость, не скрывал. Вот она. Дороги, вкривь и вкось. Тут же косые подобия домов. Пятнадцать тысяч душ. Есть школа, с наклоном в религиозную историю. Разумеется, социальные контрасты. Особняки и хибарки вперемежку, достаточно чтобы взгляд стал косить, или косится, кому как удобнее.
Что говорить об обитателях ночлежки.
Начало их новой жизни – сменить привычные очки (= привычки) на черные.
И вдруг некто по имени Сатин достает розовые очки. Примеряйте, друзья, звучит. С каким восторгом ночлежники окунулись в розоватую дымку. Оказывается, у каждого были свои маленькие очки, доставали иногда, показывали, сами показывались, любуйтесь. Любовь, дворянская династия, избавление от семейной каторги, возвращение к нормальной жизни. А тут Сатин дает очки, такие большие, просто громадные, одни на всех, видно, не зря в шулерах задержался. Еще немного, и встанут, дружно бросятся за синей птицей. И тут Актер, не сдержался, сорвал миг торжества. О чем вы, какая гордость!.. не выдержать нам испытания этой гордостью. Неужели здесь какая-то особая, вселенская гордость, на весь мир. Верно, размах (или замах?) у нас всегда был мировой.
…
Наследник, взошел на трон, сошел, как простой смертный, отказали почки.
Победоносцев, белый революционер, превратился в побитого реакционера, выглядывал в окно, не идут ли?.. проклинал, было, кого. Полицейские, плюс городовые, дружно бросились громить полицейские участки. Пользуясь суматохой, стукачи жгли архивы, закрывали дела. Где это? давно позади, сколь лихо мы преодолели, и темное прошлое, и революционную молодость.
Летит тройка, и вот, в жизнь вошло телевидение, голубые экраны, чем не окно.
Самая жизнь стала иной, кто бы спорил. Смотрите, а что там показывают, все время, "кучи мусора". Прямо на улицах лежат кучи мусора. Люди ходят мимо этих куч. На экране лицо, известное всей стране. Ну, нельзя же так! Ведь привыкнут люди, станут воспринимать это очень спокойно. А ныне возмущаются? Ну, а если не показывать. Телевизионные кучи тут же исчезнут. А реальные мусорные кучи, с ними-то что будет? Как тут не вспомнить, старый быт старой ночлежки. Барон, твоя очередь убирать. У Барона уважительная причина, иду на базар, при деле. Актер вспылил, отправляйся куда угодно, хоть на каторгу, «я за других не стану работать» (Горький, с.11). Ну что ж, есть женщины, пусть займутся, не все же им в книжках торчать. Обычное моральное давление, тебя просят, не переломишься, почему так получается, всегда меня. В итоге, грязный пол остается грязным до прихода местной власти в лице Василисы, «Я сколько раз приказывала, чтобы чисто было» (Там же, с.21). Грязный пол, руки, были желтые, теперь «просто грязные», кучи мусора, просто грязные улицы, чистые руки на грязной улице.
Еще раз!.. если все время показывать мусор, на улицах.
Люди привыкнут, будут ходить спокойно, как и ходили, кто на работу, кто в гости. Тогда почему так тревожен голос известного лица, что его так беспокоит. Все начинается с простых вещей. Мы не сможем преодолевать, мы разучимся преодолевать, и тогда, прощай, наше высокое предназначение. А есть таковое? Послушайте, наши вечные споры, до хрипоты, вечный спор на вечную тему.
Снова в начало века, 20-го, снова на дно.
Приказы не исполняются, что тут нового. Давление страстей растет, распустились, не вспомнить ли о дисциплине. Стычка неизбежна, Душа мира, где ты, начинай свое творчество, скрылась. Проклятый старик, владелец столь же проклятой ночлежки, падает, сбитый ударом кулака, «видна только верхняя половина его тела» (Там же, с.51). Если все время показывать нижнюю половину, народ привыкнет, по счастью, человек состоит из двух половин. Как и в семье, лучшая половина. Как и в обществе, верх – низ. Владелец ночлежки, куда он полез, его натравили, вернее, подставили, зачем? Чтобы втянуть еще одно лицо, давай-ка Василий, разве ты не герой, не способен на подвиг, что ж, получи тварь. Расправились, руками героя, теперь с самим героем, дело полиции, ее руками. За руками – руки... А дело автора? Разумеется, вечный зов, прозрение. Кто-то ведь должен прозреть, сколько их, начиная с Ивана Иванова. Поэтому прозрение должно состояться, даже на дне, вот оно дело автора, обеспечить готовность к прозрению, просто кого-то выбрать.
Понятно, оно состоялось.
Наташа, младшая сестра хозяйки, по совместительству, источник раздора, вдруг разрешила один вечный русский вопрос, кто виноват? Отреклась. В итоге? Самая страшная фигура, зачем же избиения, драка, смерть, эту Наташу можно было сразу поместить в центр действия. А ее держат на втором плане, игрушкой чужих страстей. Чтобы показать ее страшную природу, и потребовалась страшная драма, а что страшнее смерти. Показать, или, напротив, скрыть? Не спровадить ли ее куда-нибудь подальше.
Обычная фигура наших сказок, младший сын, носитель необходимости.
Заодно и вершитель, персонифицирует собой назревшую историческую необходимость, или иначе, действует от имени необходимости. Здесь автор проявил толику новаторства, поручил дело младшей сестре. В конце концов, начало века, пора решать женский вопрос. Как всегда, две женщины, нужны две роли, старшей досталась незавидная, попасть под каток необходимости, благо, что младшая была готова встать в первые ряды страдающих ради необходимости.
…
Куда же полез владелец ночлежки?
На роль, высокую роль заступника. Я буду за вас ставить свечи, буду молиться за вас, нести вам ваше спасение. Ибо слабые вы, не сможете сделать этого сами, не сможете спастись. Отсюда и ваши полтинники, которые вы мне несете. Они послужат делу вашего спасения, несите! Несите и встречайте.
Но вот этого щедрого владельца нет, "верхняя половина" не в счет.
Понятно, кто виноват, начинается гонка, можно придать ей бесконечный характер. Но авторская воля дарует нам окончание, не зря шли за автором. Этот конец? Я уже говорил, неожиданное прозрение Наташи, открылись глаза, открылась суть людей, которые живут рядом с ней. На кого ей указать, как ни странно, она указывает на себя. Словно желает сбросить свою кожу, так хочется ей сбросить прежнюю жизнь, вырваться из той жизни. Сравнение? Найдется, из цепей, из ямы, из лап, желающий может продолжить. Она уйдет, она ушла, будет искать себя в новой жизни, лишь бы эта новая жизнь началась. Можно предположить, ее мечта сбылась. Достаточно вспомнить яркую игру Аллы Демидовой и Олега Янковского в фильме «Служили два товарища». Вот она, новая жизнь, началась действительная жизнь, новая героиня начинает действовать. Раз попался, чего тут юлить, а тон-то, беспощадно стальной. Безжалостные глаза, любой, даже неграмотный, прочитает приговор, мгновенно. Раз попался, умри достойно. А этот жалкий лепет, его надо преодолеть. Ты сам не сможешь, слаб, куда как слаб. Ничего, я тебе помогу. Только тот, кто добровольно взвалил на себя цепи прозрения, способен на такое убийственное презрение. К стенке его, дружка тоже, повели.
Как мы помним, герою Янковского однажды повезло, крупно.
3.
АГ снижает пафос, потом и вовсе роняет, все это известно, хорошо и давно известно.
Стоит ли спешить, возможна и другая трактовка. Я тоже снижаю планку, принцип минимума, кто не знает, любая ситуация допускает хотя бы две интерпретации. Не прошло и двенадцати лет, если за точку отсчета брать 1905-й, и гимназистки, рыдавшие над книжками, взяли наганы и стали хладнокровно очищать общественное здание. Понятно, начали с магазинов, амбаров и других складских помещений. Вы упустили! вера, наша извечная вера. Вернее, была, ведь мы в начале 20-го века. В мужика, доброго разбойника, в душе которого только и живет настоящий революционер, или хотя бы анархист Бакунина. Далее, народники, с их верой в конечное счастье народа. Далее, марксисты, с их верой в освободительную миссию рабочего класса. Не на этих ли ценностях, говоря современным языком, была воспитана Наташа. И вдруг последняя надежда рухнула. Нет никакого такого доброго разбойника, хотя бы честного вора, «Добрые люди! Они – заодно!» (Горький, с.53). Надо же, обращается к добрым людям, это значит? Рядом нет благородного героя, который избавит ее от проклятой жизни в рабстве. Почему бы тогда не избавить саму себя, так освободись! До чего приятно, сделать освобождение делом своих нежных рук. Даже дамские пистолеты появились, но это уже проклятые буржуи, на что-то надеются, дойдет черед и до них. А пока, надо сделать первый шаг.
Надо сделать шаг, через мужика, через рабочего, Наташа смогла перешагнуть.
Не забудьте, АГ напрягается, это только гипотеза.
Что ж, попробуем сжать.
Мы должны преодолевать, должны спасать себя, это наш путь.
Придет некто и скажет, вот кто вам не дает жить, спасите себя.
____________________________________________________
Наша жизнь невозможна без Высшей Инстанции .
В итоге?
Однажды пришел замечательный старик, одухотворенный необычайным знанием, каким-то высшим знанием. «Коли веришь – есть, не веришь – нет» (Горький, с.31). Вера дает реальное знание, не прост этот старичок из внешнего мира. Пришел, стал учить. Разве бывает в жизни по-другому, приходит интеллигент и говорит рабочему, «Мы, интеллигенты, научим тебя твоему классовому интересу» (Восленский, с.48). А еще мы будем драться за твой интерес, «денно и нощно», иди за мной. Так и старик, пришел и начал спасать, на интересы не разменивается, их всегда можно обменять, при случае списать. Душа, вот единственное, что надо спасать, что невозможно списать, в любых условиях и обстоятельствах.
Но в решающий момент, где твой решающий дух?
Понятно, решающий – для обитателей ночлежки, остальной мир глух.
Когда началась суматоха, когда народ быстренько определился, проще говоря, разделился, старик исчезает. Пропал, сбежал, погадайте. Но образ чудного старика не потух. Еще бы, путь-то указал, нашлись последователи, что здесь удивительного. Еще преемники, прямо здесь, в ночлежке, среди самих обитателей. АГ добродушно смеется, из среды самих обитателей, есть такое чудесное свойство человеческой среды. Старик преодолел главное, решил проблему спасителя и героя. Открыл глаза, и можешь идти. Далее мы сами, огромное спасибо, тебе дедушка, но далее мы сами. Вот наше спасение. И потянулись людишки к спасителю. Проклятый Актер!.. "испортил песню", не дал (не позволил?) состояться спасителю. Очередной претендент получил очередную отставку. На все авторская воля, а что автор? Роль учителя он оставил за собой. А нам? А вам я посылаю вождя.
Падшие! Освободимся от психологии дна.
Прозреют, камня на камне не оставят, а куда же тогда девать освободившихся хозяев. Кто-то ведь должен чистить улицы, рубить деревья, топить котлы. Допустим, босяки освободились от психологии дна, каким будет их следующий шаг, уничтожить само дно? О чем вы, перевернуть пирамиду. С этого и начали. «Главный директор скрылся, а надо же было кого-нибудь вывезти на тачке» (Алданов, с.383). Посадили бухгалтера, хорошо смотрится, и вывезли на свалку. Устами старого химика Алданов заключает, «впервые в истории», действительно, что же произошло впервые в истории?..
Литература:
1. Алданов М. Самоубийство. – М.: Правда, 1991.
2. Восленский М. Номенклатура. – М.: Советская Россия, 1991.
3. Горький М. На дне. – М.: Детская литература, 1981.
4. Андреев Д. Роза Мира // Вопросы философии, 1989, № 12.
5. Скрябина Т. Долгожитель // Story, 2012, № 9.