«Надо меньше пить.Надо меньше пить!», - как повторял герой Андрея Мягкова, прыгая в ботиночках на тонкой подошве и дрожа от холода, в неувядаемой комедии Эльдара Александровича. Я, признаюсь, пришёл к подобному выводу много раньше и, тем не менее, достаточно часто попадал в ситуации, когда лишь усилием воли заставлял себя «отмалчиваться».
Пить, точнее, выпивать начал очень рано. Виной сему не семья, где лишь по праздникам отцу разрешалось «раздавить четвертинку», и не друзья, коим – такие уж были времена – и в голову не приходило «пивом» иль чем-то подобным отмечать общение.
Шахматы. Это они! Точнее, обусловленные ими обстоятельства. Я аж с 15-16 годков был членом сборной команды области (Рязанской), и вместе с ней – с командой – выезжал лля шахматных битв к соседям. В частности, традиционными были встречи с Пензой, Липецком, Владимиром. Возраст наших участников колебался в пределах 25-35, и я с трудом вписывался в их времяпровождение. Оно разнообразием не отличалось. Как только оказывались в вагоне, на столике появлялась бутылка водки (и не одна), расчерчивался лист бумаги, на который водружалась колода карт и… «7 трефей, - Пас, - Вист,» - поехали. Посему к окончанию школы, а это всего-то 17 лет, я весьма прилично играл в преферанс и легко выпивал стакан водки без видимых последствий. И никаких «глупых» мыслей, типа «Надо меньше пить!».
Увы, в студенческие годы дело не раз заканчивалось самопроизвольной отдачей всего выпитого и… съеденного, после чего упомянутые «глупые мысли» таки возникали. Но жизнь была развесёлая, насыщенная «хохмами», шахматами, учёбой, спортом, «наукой» (соответствующие «кружки»), худсамодеятельностью – где уж, там, «бросать пить».
В 1958 году пришлось мне получить полный курс «антирабических» уколов (профилактика возможного заражения бешенством после укуса потенциальным носителем такового – собаки, в моём случае кошка). В течение всего периода процедур и полгода спустя запрещается алкоголь в любых видах. Вот такой, значит, имел место «светлый промежуток». Кстати, на толерантности к спиртосодержащему он никак не сказался. Я по-прежнему мог «выкушать ведро», ничем, практически, не выдавая себя.
Так оно и продолжается до сих пор. Хотя, конечно, о «ведре» можно лишь «мечтать», водку постепенно заменили сухие вина, выявилась пагубность «ершей», обусловливающих чуть ли не «ломку» с сильной головной болью. Ну а в памяти остались многочисленные эпизоды, заставляющие и сейчас улыбаться, а то и хохотать. Я, собственно, затеял сей мемуар, дабы увековечить на бумаге («не вырубить топором»), хрянящееся в закоулках мозга, прочности которого с каждым годом всё меньше доверяешь.
Касаемо «стакана водки», хвастаюсь не только в этом опусе. Я и в своей студенческой компании не раз упоминал, что для меня оный «стакан – прям, не отрываясь, и - ни в одном глазу».
На втором курсе мои приятели повадились на ж-д станцию разгружать вагоны. Деньги выдавались тут же, что немаловажно и безусловно притягивало. Не могу сказать, будто я так уж нуждался финансово, что-то подбрасывали родители, что-то давали преферанс (я таки почти всегда оставался в выигрыше) и судейство шахматных соревнований. Но… Ничего себе – ребята «зарабатывают», а я в стороне... Да быть такого не должно! Понятно, напросился в очередной поход.
Всё, как говорили: потрудились, получили деньги и в… «Чайную», пропивать заработанное. Водки там не было, пришлось ограничиться ликёром. Отчётливо помню цвет – ядовито зелёный, название – «Мятный», и крепость – 43 градуса. Женя Кутовой, а именно он организовывал «походы за пропиваемыми заработками», вдруг сказал: « Юр, ты ж говорил, что тебе «стакан водки – раз плюнуть». Давай ликёрчику! А?». Налили полный до краев стакан, вручили мне и участливо замерли. Где-то на третьем глотке полились из меня слёзы. И так и лились, пока я, давясь и пёрхая, заканчивал сию процедуру. Закуси, увы, не предусматривалось, меня развезло, и народ вынужден был помогать двигаться в нужном направлении. Замечу, никто не смеялся, хотя поприкалываться над хвастунами – первое дало. Наверное, втд у меня был настолько жалкий, что и «веселиться» расхотелось. Ну а я на всю жизнь сохранил жутковатое отношение к ликёрам. Хотя вывод – «Надо меньше пить» - сформулировал не тогда.
Как-то летом 58 года я, мой близкий друг и ещё один друг (не очень близкий) всю ночь пьянствовали в большой компании где-то в окрестностях Москвы. Пошли электрички, и мы решили, что время «попрощаться и откланяться». Собственно, прощаться было не с кем, ибо трезво оценивающих окружающее не было. Мы с близким другом не спали и, сделав попытку разбудить «не очень близкого», потащили последнего к выходу. На улице он – звали его Володя - окончательно сломался и не то, что идти, стоять не мог. Дальнейшее перед глазами до сих пор и, хотя мне стыдно, что, повалившись на траву, я зашёлся от хохота, смеюсь и ныне. Изо всех сил прислоняя Вовку к забору - тот немедленно складывался пополам, сползая на землю – друг, испепеляя меня злобными взглядами (почему, мол не помгаешь), оглашал всю округу воплями (иначе не скажешь): «Вовка! Возьми себя в руки!!! У тебя есть воля? Есть воля?!!» Ну, а тот даже не мычал, стараясь поудобнее устроиться на земле. Его опять пытались поднять, продолжая напирать на «волю» и необходимость «взять себя в руки». Спьяну мне это казалось гомерически смешным, и я буквально катался по траве под продолжающиеся крики срывающего голос друга с пьяной настойчивостью призывающего «Вовку» «взять себя в руки» и ответить на вопрос, «есть ли у него воля».
Чем, там, кончилось, не помню. Нгаверное мы таки дотащили «безвольного Вовку» до станции и благополучно оказались дома. Впоследствии этот эпизод во многом способствовал пониманию, что «пить надо меньше!»
Май, 1960 г Свадьба моего близкого друга. Я с большими приключениями добираюсь из Рязани в Москву и, конечно, опаздываю. Все гости и даже жених уже в сильном подпитии. Мне наливают «штрафную». Я, понятно, не протестую и быстро вливаюсь в сильно разогретый коллектив. И вот танцы. Мы с невестой чуть ли не в первых рядах. У нас задушевный разговор:
- Как здорово, что ты приехал, Юрка тебя так ждал…,
- Да разве я мог не приехать. Мой самый близкий друг… Такое событие! Я за вас смертельно рад…
- Юрка себе места не находил. Он же так тебя любит!
- Я знаю, - последовала глубокомысленная пауза, а затем:
- Вот за это, наверное, и я его люблю, - поймал недоумённый взгляд, смысл которого дошёл лишь на следующее утро, когда невеста со смехом повторила весь диалог. Ныне с той поры 54 года прошло, а вот стыдно за пьяную «глубокомысленность» и сейчас. «Нало меньше пить?»
1967 год. К нам в Рязань пожаловал известный эпидемиолог, капитан первого ранга, профессор Борис Лукич Шура-Бура. Шеф, он же ректор института, поручил мне его опекать, то бишь показать город, институт, кафедру, кою ему предлагалось возглавить, и, вообще, сделать первый день пребывания в городе будущей работы максимально приятным.
Сейчас уже не помню в деталях, как мы этот «первый день» провели. Наверно, действительно «приятно», поскольку все последующие годы Борис Лукич неизменно встречал меня радостно, полуобнимая и поощрительно похлопывая по плечам. Я таки, действительно, «показал» и город, и институт, и кафедру, и, главное, пару ресторанов, где мы вкусили не столько от блюд, сколь от бутылок.
Уже в его гостиничном номере, заканчивая, не знаю, какую по счёту, порцию алкоголя и укладывая не желавшего расставаться профессора на диван, я понял, что почти смертельно пьян. А мне ведь ещё и домой надо добраться. Добрался в «стоячем нокауте». Открыл дверь своим ключом, ввалился в прихожую и сел на пол. Жена, знакомая с моей высокой устойчивостью к спиртному и непривычная к мужниному сидению на полу в прихожей строго спросила:
- Ты где был;
- Я был у шуры-буры, - с трудом отартикулировал я,
- А я тебя серьёзно спрашиваю,
- А я тебе отвечаю, что у шуры-буры… Не, серьёзно»
Но в серьёзность ответа супруга поверила только на следующее утро.
С октября 70 года я работаю в Москве. Жена, коя устроилась «по лимиту» участковым терапевтом, получила две маленькие комнаты в коммунальной квартире, куда прописала и меня. Жизнь в Москве с позиций потребления вино-водочных изделий не отличалась от рязанской. «Потреблять» приходилось чуть ли не ежедневно и «запах» приносить с собой. Однажды, не помню, кто, подарил мне эдакую «пшикалку»: спрыснешь рот, и на 15-20 мин никакого запаха. В тот вечер выпито было не мало, и буквально перед домом меня, как говорится, «развезло». Вот я и использовал сей нехитрый баллончик. Жена, открыв дверь и не зажигая света в прихожей, говорит:
- Ой, смотри-ка, от тебя сегодня даже не пахнет,
- А чо! Каждый день что ль пить, - сказал я, сделал шаг вперёл и… упал.
На следующий день я неосторожно поведал о «приключении» в присутствии ректора. Тот немедленно «пшикалку» конфисковал со словами: «Молодой ещО! У меня и жена строже, и пить мне боле по чину». Добавлю, о том, что «пить надо меньше», сказано не было.
А вот эпизод, датированный 72 годом. У частвовал в нём Борис Иванович Любимов, в то время замдиректора по Науке Института фармакологии АМН ССС, и его жена. Оному (эпизоду) предшествовала пьянка (обеспечившая место сему событию в данном очерке) в компании, состоявшей из К. М. Лакина (проректора по учебной работе Московского медицинского стоматологического инстита), меня (зам декана там же), Н.К Баркова и того же Бориса Ивановича (про двух последних много написано в "В.В.Закусов").
Гуляние сильно затянулось, и все мы появились перед разгневанными жёнами далеко-далеко за полночь (правильнее сказать, под утро). Как, там, сложилось у меня, Лакина и Баркова, не знаю - видимо, ничего необычного, раз память не зафиксировала. Зато в семье Любимовых - папа-профессор, мама-домохозяйка и пятилетний сын - развернулось действо, достойное увековечивания. Маму удивило не явление пьяного мужа (бывало), а почти атрофировавшаяся способность держаться на ногах. Из её рассказа следует, что, изумившись глубиной поражения органов равновесия ("это сколько же ему надо было в себя влить?!"), спросила (Борис Иванович говорил: "Заорала"): "Боря! Где ж ты был?", - на что падающий гигант успел вразумительно прошептать, -"тс-с...Ваньку в Институт устраивал". И на самом деле, преследовала его эта идея. Я многократно видел (и слышал), как в разгаре очередного загула Борис Иванович ни с того, ни с сего, перебивая всех, умоляюще кричал: "Вы мне Ваньку не забудьте! Вы мне в Институт его устройте! Нет, Капитон, ты скажи - Ваньку возмёшь?.. Нет, ты слово дай!.. А не то я вас всех об коленку переломаю!" А "Ванька" был мальчонкой 5-12 лет (последовательно), а Капитон – проректором и ректором того самого Института.
Я бы мог ещё долго и долго на своём и опыте своих друзей доказывать, что «Надо меньше пить!» Но… хватит – «умеренность во всём», как говаривал покойный «пан Залевский», который, несмотря на свой девиз, однажды так напился, что умер (Э.М.Ремарк «Три товарища»).