Вот и осень золотая. Люблю это чудное время, хоть оно и навевает меланхолию, и депрессия снова поднимает поникшую летом голову, и чаще посещает грустное настроение... Но в такие минуты работается лучше, видится дальше и не хочется выходить из дома, как летом, когда работоспособность стремится к нулю.
Осень золотая почти тридцать лет связывается у меня с началом года: учебного, трудового, студенческого, институтского… Да и сейчас, хоть отошла от прежней жизни, все равно день знаний – почти личный профессиональный день. Сентябрь – начало конца:
Еще не осень - так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
Еще упруга их мускулатура,
но день-другой -
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Хорошо, что трагический август в этом году не был отмечен ничем тяжелым, если не считать Украины, напоминающей, что все не так уж хорошо, но это "плохо" тонет в ура-патриотических комментариях и победных реляциях с боев на фоне гибнущих, бегущих и выходящих из кровавых «котлов» людей.
И с осенью на память приходит грустная поэзия Юрия Левитанского - не Пушкина, не Пастернака, не Тютчева и не Бунина.… А позднего Левитанского, который нашел себя, только войдя в возраст золотой осени.
Листья мокли под окном,
намокали…
— Дело к осени идет! —
намекали.
Протрубили журавли,
пролетели,
Прокричали про снега,
про метели.
Эти голые поля,
эти дали
тоже мненье журавлей
подтверждали.
Только зрелые плоды,
тяжелея,
наливались ни о чем
не жалея.
Да и мы с тобою, друг,
не тужили,
в камельке своем огонь
не тушили.
Хоть и видели, что день
убывает,
говорили: — Ничего!
Все бывает!
И к войне у него было отношение тоже особое. Пройдя Великую Отечественную с первых дней и до последних, закончил было ее в Одессе, как предполагалось, когда солдаты в начале лета 1945 грузились в эшелоны.
Но случилась маленькая победоносная война с Японией. С тех пор к любой войне у Левитанского выработалось стойкое неприятие. И когда в 1995 году ему вручали государственную премию, он сказал президенту:
«Наверно, я должен бы выразить благодарность также и власти, но с нею, с властью, тут дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова ее, дела и поступки я сегодня разделяю. Особенно все то, что связано с войной в Чечне,— мысль о том, что людей убивают как бы с моего молчаливого согласия,— мысль эта для меня воистину невыносима».
Думаю, что и сегодня он бы сказал то же самое и другому президенту, потому что хоть поэт и все забыл, но осталась эмоциональная и интонационная память войны, которая и сегодня все та же…
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я все забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лед —
я в нем, как мушка в янтаре.)
Но что с того, что я там был.
Я все избыл. Я все забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.
(Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня.
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня
и пламя гильзы в блиндаже.)
Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне —
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.
(Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от той зимы, от тех снегов.
И с той землей, и с той зимой
уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.)
Но что с того, что я там был!..
Золотая осень отражается в жизни не только природы – чудной, золотой, неповторимой, хоть и увядающей, но и каждого человека. Три четверти года, три четверти жизни позади и даже если год длинный, он все равно короткий. А осень года мудрее и точнее видит жизнь, ее безжалостность и милосердие, нежность к ушедшему и жалость к погибающему.
Горящими листьями пахнет в саду.
Прощайте,
я больше сюда не приду.
Дымится бумага,
чернеют листы.
Сжигаю мосты.
Чернеют листы,
тяжелеет рука.
Бикфордовым шнуром
дымится строка.
Последние листья,
деревья пусты.
Сжигаю мосты.
Прощайте,
прощальный свершаю обряд.
Осенние листья,
как порох,
горят.
И капли на стеклах,
как слезы,
чисты.
Сжигаю мосты.
Я больше уже не приду в этот сад.
Иду,
чтоб уже не вернуться назад.
До ранней,
зеленой,
последней звезды
сжигаю мосты.
Осенние листья Юрия Левитанского сродни маленьким морщинистым старушкам Бодлера, которые отсчитывают последние мгновения жизни. Его поэзия пропитана любовью, жалостью и болью за каждого человека, потому что их достоин каждый, даже если он сам выбирает свой путь: осень жизни всегда трагична и полна щемящей тоски.
Авторский блог
http://sotvori-sebia-sam.ru/osen-zolotaya/