История повторяется, или Рассказ о том, как подрал

Юрий Кавказцев
 
История повторяется, или Рассказ о том, как подрался Степан Петрович с Василием Алексеевичем.

Вчера посмотрел передачу «Особое мнение» на канале  Артивиай и в полной мере ощутил тошнотворное действие этой, с позволения сказать,  демагогии псевдоискателей истины.

 В начале, выступил главный редактор, знаменитый своей шевелюрой, уже изрядно потрёпанной временем.  Эрудиция упомянутого, как оказалось, застряла на одной звуковой дорожке затасканной пластинки 90 ых. Оттараторив положенные десять минут в присущей ему манере, бес исчез так же неожиданно, как и появился. НЕ СВЯТО место пусто не бывает - появился другой бес, участие которого в начале программы было анонсировано как некое необычное, долгожданное событие, как рождение новой Мессии.

Нужно отдать должное ведущей программы, которая,  в предвкушении очередной дозы ОПИУМА ДЛЯ НАРОДА, попыталась намекнуть, что «товар» сегодня какой-то сыроватый, на что «наркодиллер» как всегда уклонился от ответа. Не буду в очередной раз утруждать читателя переводом  зловонной галиматьи, обильно  орошаемой бесами  тут и там (да не дождутся они  богатых всходов!), скажу только, что миру явлена новая истина: «Путин-то помешался! Да, не иначе как шизофрения…».

 Не могу судить, сколько найдётся новых приверженцев  «аюрведы», помниться, что в славные 90 ые  на канале НТВ уже был Великий Психиатр, раздающий налево и направо диагнозы правителям и служакам. Позволю себе небольшую ремарку  на этот счёт из своего врачебного опыта, что многие психиатры сами иногда нуждаются в той помощи, которую оказывают другим. Как говорят: с кем поведёшься… .  «Свят! Свят! Свят!».

Когда-то на страницах  Прозы какой-то празднослов, каких  здесь немало, вбросил очередную тему для разговора: «Кто после Сирии?». Вероятно, для него сирийский вопрос был предрешённый, осталось только потрепаться, кто следующий. Помню, что «дискутируя» на заданную тему, я воспользовался гениальной аллегорией Киплинга,  назвав политику США «шер-ханской».  Через некоторое время появились и «бандерлоги». Сейчас эта аллегория популярна.   России, как и Маугли,  как никогда, нужна мудрость Ка, гибкость мышления Багиры и сила Балу. Абстрагируясь от литературы, можно сказать, что всё это у России есть. Потенциал России ещё не исчерпан. Скрыт он не в подземных ископаемых, а в духовности народа. В духовности, которую хотят изувечить иноземные изуверы и их приспешники в России.

 История повторяется. Почему?

 Потому что люди не меняются – они все те же, только в новых кафтанах. Снова скрестили копья западники и славянофилы. Но давайте потрудимся опять её, историю, перечесть, не вверх тормашками, как говорил Гоголь,  и мы увидим аналогию с нашим временем, как будто и не было истеричного 19 века, грозного 20-го,  всё изменило форму, но не содержание.

Приготавливая материалы к своему очерку о Гоголе, я набрёл на любопытную статью кандидата исторических наук Александра Афанасьева. Я не использовал материал в своей работе, но решил приберечь его до поры. Сейчас я перепечатываю его слово в слово на злобу дня.

«Я защищал только честь Русского имени»
(Рассказ профессора С. П. Шевырева о драке с графом В. А. Бобринским)


   
     Нас уже трудно удивить мордобоями и непарламентскими выражениями в Государственной думе. Мы привыкли к неприличностям и на более высоком уровне. Иное дело русское общество середины XIX века, когда идейные споры славянофилов и западников выходили за рамки дозволенного крайне редко.
     Происшествие, случившееся в начале 1857 года в Москве, привело российскую интеллигенцию в состояние шока. Один из современников, живший в Петербурге, записал в своем дневнике: «В ту минуту, когда общество наше готово совсем утонуть в обычной апатии и пустоте, когда толки о погоде, о придворных новостях, о том, что в таком-то журнале обруган такой-то, и т. д., — когда все это начинает безмерно надоедать, благосклонная судьба обыкновенно посылает нашей публике на выручку какой-нибудь громкий особенный случай, преимущественно скандал... Вот теперь такой случай прилетел к нам из Москвы: граф Б<обринский> подрался с профессором Ш<евыревым>, или, лучше сказать, поколотил Ш<евырева>, так что тот лежит в постели больной. Сегодня в Академии, в университете только об этом и толкуют. Кто стоит за одного из бойцов, кто за другого, но обстоятельства этого факта так перепутаны разными добавлениями, толкованиями, изменениями, вольными и невольными, что решительно нельзя составить себе точного о нем понятия. Знаешь только, что была драка, что подрались московский граф и московский профессор и что подрались они по-русски, то есть оплеухами, кулаками, пинками и прочими способами патриархального допетровского быта».
     Надо заметить, что нападающей стороной был внук Екатерины II и Г. Г. Орлова граф Василий Алексеевич Бобринский (1804—1874), один из крупнейших помещиков и промышленников, меценат; в юности он состоял в Южном обществе декабристов, но избежал наказания. Потерпевшим являлся Степан Петрович Шевырев (1806—1864), известный ученый, академик, историк литературы, критик и поэт. Современный исследователь характеризует его следующим образом: «Человек эмоциональный, страстный в своих убеждениях и нетерпимый к другим, Шевырев испытал на себе отрицательное отношение со стороны прозападнически настроенных коллег и университетской молодежи, и негативная оценка современников в дальнейшем перешла и в историческую литературу. Это не позволило по достоинству оценить вклад в университетское образование ученого высокой европейской культуры (долгие годы Шевырев провел в Италии и во Франции), близкого знакомого А. С. Пушкина и друга Н. В. Гоголя, первого историографа Московского университета, с именем которого было связано становление кафедры российской словесности в Московском университете и создание новой университетской дисциплины истории русской литературы». С. П. Шевырев вместе со своим другом историком М. П. Погодиным и министром просвещения С. С. Уваровым был автором национальной идеи Николаевской эпохи, сформулированной в трех словах: «Православие. Самодержавие. Народность» и названной позднее оппонентами «теорией официальной народности», или «Уваровской триадой».
     Важным был и предмет спора: отношение к России и ко всему русскому. Сейчас почти никого не коробит, когда иные политики публично называют нашу Родину «этой страной», будто речь идет о каком-то Занзибаре. В то время унижать честь своей страны было не принято даже в узком кругу. Разумеется, острота спора зависит и от темперамента и эмоционального состояния сторон, однако перерастание его в драку людей столь известных и уважаемых в обществе — это уже слишком. Учитывая общественный резонанс происшедшего, высшая власть примерно наказала обоих драчунов. Шевырев был уволен из университета, выслан из Москвы и вскоре уехал из России; несколько лет профессорствовал в Италии и Франции, умер в Париже. Бобринский был сослан в свое имение с запрещением появляться в столицах; некоторое время спустя он был избран Тульским губернским предводителем дворянства.
     В журнале публикуется рассказ об этом происшествии, изложенный С. П. Шевыревым в письме своему приятелю Н. А. Рамазанову, которое сохранилось в личном архиве последнего.