Следующим вечером за мной заезжает Андрей. Он в костюме, и мне непривычно его таким видеть. Вдобавок он на «мерседесе» и с водителем, и это ещё больше меня смущает, но я молчу до самого ресторана. Интересно узнать, какой он настоящий: такой, как сейчас, или такой, как тогда, в моей машине?
Сегодня он довольно сдержан, и я вновь теряюсь. Он приветлив, улыбается, но все эти жесты отличаются от тех, какие были в моей машине. Улыбка его сейчас слегка ленивая, глаза поблёскивают, и от всего этого набора я чувствую себя его жертвой. Он хитёр, и от этого я осознаю всю свою наивность и простоту.
С неохотой признаю, что он галантен. Открывает мне дверь, отодвигает для меня стул. Я чувствую себя скованно и неуверенно. Андрей заказывает вино и спрашивает меня о том, в какой области я работаю, а после просит меня не углубляться в свою работу.
— А что с твоей работой? Я до конца так и не поняла, чем ты занимаешься, — тихо говорю я.
Я принимаю на себя ответственность за то, что первая спросила его о работе, и уже готовлюсь к привычной заумной тираде, которая меня мало чем заинтересует.
— Я могу тебе ответить, но разве это лучший выбор темы — говорить о работе? Довольно неинтересно и утомительно.
Я молча смотрю на него и не верю своим ушам.
— Маш? — Зовёт меня он. — Всё нормально? Ты побледнела, — говорит Андрей задумчиво, а глаза по-прежнему сверкают.
— Всё хорошо, — говорю я. — Ты прав, это утомительно.
Он расплывается в ленивой улыбке.
— Расскажи, чем ты занимаешься? — Спрашивает он.
— Ничем особенным.
— Совсем? Не может такого быть. Подумай. Может, ты веришь в гороскопы, читаешь женские журналы, следишь за модой, вечерами воешь на луну. Что-то же должно быть.
Нам приносят бутылку вина и наполняют два бокала. Я беру в руки свой, задумчиво перебирая пальцами стеклянную ножку.
— Я не верю в гороскопы. Женским журналам предпочту хорошую книгу или фильм. Я люблю "Beatles", их песни меня успокаивают. Я не собираюсь замуж и не собираюсь заводить детей ещё в ближайшие пару лет. Я не уповаю на Господа и не вою на луну. Хотя, знаешь, иногда очень даже хочется. — Андрей слушает меня с улыбкой и на этом моменте усмехается. — Разделяю точку зрения Канта насчёт нравственных законов. Люблю сравнивать культуру другой страны с нашей, но, к сожалению, мой личный опыт в познании других культур довольно-таки ограничен, так что приходится находить информацию в Интернете, перенимать от друзей и знакомых. Я люблю детей, они меня многому учат и многое мне дают. Не люблю их неженатых отцов, потому что тогда общение переходит в пятничный ужин, который обычно с треском проваливается. Из-за этого в последнее время я не люблю свидания. Меня трудно чем-нибудь увлечь, хотя признаю, что многое зависит от другого человека. — Я наконец замолкаю.
Андрей поджимает губы и кивает:
— Впечатляюще. — Он ненадолго замолкает, улыбается. — Ты меня удивила.
— Чем?
— Своим «ничем особенным».
Я не удерживаюсь от улыбки.
— Разве я сказала что-то особенное?
— Для меня — да. Я наконец-то получил разнообразие в общении с женщиной.
— Ну а ты? — Спрашиваю я.
— А что я?
— Например, почему по тебе нельзя сказать, что на тебе держится какое-то серьёзное дело?
— По-твоему, я должен кичиться своими достижениями? — На его губах та же ленивая улыбка.
— Нет, я так не думаю.
— Я вырос в простоте, приехал сюда из деревни. Если я могу обойтись без машины, водителя и костюма, то я обойдусь. Таким образом меня повсюду воспринимают по-разному, а мне это нравится.
— А мне нравится твоя точка зрения. — Признаюсь я.
Андрей увлекает меня в разнообразные темы для разговора, мы ужинаем, и я совершенно теряю счёт времени. Когда мы встаём из-за стола, уже давно идёт одиннадцатый час времени. Матвей, его водитель, паркуется в моём дворе, рядом с домом, и мы выходим с Андреем на улицу. На мне серебристое короткое платье с белыми пайетками, туфли на высокой и тонкой шпильке и белое пальто, не застёгнутое на данный момент ни на одну пуговицу.
Андрей наконец перестаёт убеждать меня по поводу Канта и поворачивается ко мне лицом.
— Хочешь кое-что попробовать?
— Нет, — машинально выдаю я и смущаюсь.
Андрей тихо смеётся.
— Я ведь даже не сказал что.
— И что это? — Спрашиваю я.
Он кивает на крышу «мерседеса», а я хмурюсь.
— Что ты хочешь? — Переспрашиваю я.
— На машину. — Почти шёпотом отвечает он.
— Ты совсем рехнулся? Я не пойду.
— Когда ты в последний раз была на крыше дорогой машины? — Улыбается он.
— Никогда. Уверена, ты это делаешь каждый день. — Язвлю я.
— Ни разу, — мотает головой он. — Идём, откроем новое для себя, разнообразишь свои серые будни.
Андрей стучит по стеклу, тем самым, похоже, просит Матвея выйти из машины.
Я бросаю на него взгляд, когда он оказывается рядом с нами, и думаю, как ему удаётся терпеть этого сумасброда.
Андрей стучит ладонью по капоту.
— А если она не выдержит и помнётся?
— Крыша? Наплевать, — улыбается он.
Чёрт, у меня иссякают предлоги.
— Я на каблуках. — Говорю я.
— Пожалуйста, сядь на капот, — просит он.
— Что? Зачем?
— Маша, сядь на капот, я ничего тебе не сделаю. Просто сядь.
Я поворачиваюсь задом к капоту и, подтягиваясь, сажусь на него. Мои щёки тут же вспыхивают краской. Я усердно держу ноги вместе, на мне сегодня слишком короткое платье. До чего неловко.
Андрей садится на корточки, касается рукой моей ноги, и я моментально вздрагиваю.
Он усмехается:
— Спокойно.
Стягивает с моей левой ноги туфлю, потом с правой, кладёт туфли в машину на заднее сиденье и возвращается.
— Проблема решена. — Заявляет он.
— Между прочим, сейчас весна. Я похожу голыми ногами по холодному металлу и завтра же заболею, — я сдерживаюсь от желания скрестить руки на своей груди и обиженно надуть губы.
Андрей прищуривается, а потом поворачивается к своему водителю:
— Матвей, — уверенно начинает он, и я тут же одёргиваю Андрея за рукав.
— Не надо!
— Что не надо? — Улыбается он.
— Того, что ты задумал. Отправишь Матвея куда-нибудь, чтобы решить и эту проблему?
Он внимательно смотрит на меня и кивает.
— Не надо. — Повторяю я.
— Так ты пойдёшь? — Кивает он на крышу машины.
Я вздыхаю.
— А ты не отстанешь?
— Я достаточно настырный.
— Я это уже поняла. Ладно. Ты первый. — Говорю я, и от моего согласия мой желудок завязывается в узел.
Он довольно шустро встаёт на капот, после чего протягивает мне руку. Я берусь за неё своей трясущейся рукой. К счастью, «мерседес» низкий, но меня всю пронизывает жуткий страх. Наверное, потому, что непривычная и неустойчивая для меня поверхность, на которой я чувствую себя жутко неуверенно.
— Не бойся, — говорит Андрей, подхватывая меня за талию. — Если что, Матвей тебя подберёт, — смеётся он.
— Это не смешно.
Он смотрит на меня якобы виноватым взглядом, но я-то чувствую, как его это забавляет!
Он отпускает мою руку, оставляя меня стоять на собственных дрожащих ногах, а сам аккуратно забирается на крышу, предусмотрительно минуя лобовое стекло. После чего подзывает меня руками и нагло улыбается.
— Я сейчас спущусь обратно, если ты будешь себя так вести, — упрямо выдаю я.
— Как вести? — Забавляется он.
Я смотрю на него обиженно и злобно, и он замолкает, протягивая мне свою руку.
— Я упаду, — говорю я, пытаясь дотянуться до его руки.
— Никуда ты не упадёшь. Давай руку, — твёрдо говорит он.
— Я пытаюсь, — пищу я.
На мне короткое платье, я не смею слишком наклоняться вперёд, тем более где-то сзади стоит Матвей. Чувствую себя неуверенно и отвратительно. Наконец Андрей садится на колени на крыше машины и тогда уже достаёт до меня. Я всё-таки оказалась на этой злосчастной крыше, на которую забралась слишком не грациозно.
Андрей смотрит на меня довольным взглядом и повторно просит меня подняться. Я сижу на корточках, сам он стоит, выпрямившись в полный рост. В конечном итоге я хватаюсь за его локоть и медленно встаю. Будто по мановению волшебной палочки начинает дуть ветер. К счастью, дует в лицо, а не в спину, так что меня посещает немного головокружительное ощущение. Словно я стою на краю какой-нибудь скалы.
Весь вечер я игнорировала мелькающие в голове мысли, но теперь я уже чувствую, что не могу больше сдерживаться. Я признаюсь себе, что сегодня был потрясающий вечер за очень долгое время. От осознания этого меня наполняет глубокое, поглощающее чувство радости, и я начинаю смеяться. Андрей обнимает меня за талию, целует меня в волосы, и я раскрепощаюсь.