История рассказана Валентиной Матюшко.
«Вечереет. Почему же так медленно солнце скатывается в горы сегодня, не дождёшься? Или кажется, что медленно? Голову напекло никак? Слава Богу, сейчас прохладнее становиться будет. Днём светило неимоверно что вытворяет с окружающей природой. Всё выжигает. Никак не могу привыкнуть к этой удушающей жаре. Как только её малыши переносят? Целыми днями на воле бегают, домой не затащишь, неугомонных!» – Валентина стояла возле настежь распахнутого окна, смотрела, чувствовалось, на прохладные горные вершины ближайшего Многогорья и ловила себя на мысли, что отвлекай не отвлекай беспокойное сознание, чем бы ни было, но разум всё равно возвращает голову в суровые реалии, назойливо постукивая в висках: «Что же Коля не идёт?»
Совсем недавно поселились Валя и Коля Матюшко в уютной двухкомнатной квартирке, почти в самом центре столицы одной из пока ещё союзных республик. Николая Павловича по службе сюда перевели. Пока имели троих почти погодков пацанов около школьного возраста и хоть и не задумывались, но бастовать не стали бы и перед четвёртым. Чем Бог не шутит? Муж умный и добрый, а главное весёлый человек. Поэтому сослуживцы с удовольствием принимали его в любую компанию. Да и подчинённые солдаты его уважали за честность и неимение показного высокомерия.
Женщины-секретари воспринимали Николая, как дети Винни-Пуха. В общем, свой парень, имевший к тому же миниатюрную обаятельную жену и очаровательных детей. В их семье или царил мир с шутками-прибаутками или война, где оружием выступали со стороны мужа нечастые и недолгие запои, со стороны жены встречаемые сарказмом, философскими беседами, нравоучениями, колкой характеристикой и другими нестандартными ситуациями, но обязательно с юмором.
Отсутствием харизмы не страдали оба.
«Опять ароматом свежеиспечённого хлебушка пахнуло. Как вечер, так обязательно воздух насыщается запахом свежих лепёшек. Наверное, пекарня где-то рядом? Или может печка круглая у кого во дворе каждый вечер хлеб печёт? Как они тут зовутся, тамдыр? Точно, и не лепёшка, а чурек. Вкуснотища-а! Так: тамдыр печёт чурек! Сколько месяцев живём, а слова запомнить никак не могу. Надо ребятишек укладывать. Да что же Коля долго не идёт?» Валентина собрала ребятишек в ванной, по очереди немного сполоснула из душа и велела укладываться. Как обычно взяла книжку со сказками, зачем-то укрыла мальчишек простынками и устроилась возле кроваток на стуле. Ребятишки простыни тут же сбросили.
«И правда, чего это я? Тут и в трусиках жарко, а под простынями и вовсе невыносимо! По привычке прикрыла, видимо. Как сказку читать буду, мысли с речью не вяжутся?»
Не сразу, но сказка своё дело сделала. Детишки уснули. Валя отложила книжку, потянулась, прогоняя наваливающийся сон, и снова подошла к окну. Двор был пуст. И по дороге Коли не видно. И машины редкость, не везёт Николая Павловича прокурорская «Волга». Часики мирно отстукивают мгновения, маленькая шустрая стрелка показывает их наличие, две другие каракатицы никак не догонят мелкую. Но следить за ними томительнее, чем просто в окно смотреть. «Может, случилось что? Может в отдалённую войсковую часть гарнизона куда выехал? Никогда так надолго он на работе не задерживался! Да и предупреждал заранее, коли выезд предстоял! Голова начинает болеть от неизвестности».
Неизвестно сколько Валентина простояла у окна в ожидании Николая, но очнувшись от тревожных раздумий, решила быстро пройти и лечь спать, не разглядывая ненавистный циферблат. Чтобы не пугал ещё больше. Да и темно уже было давно. Сколько можно ждать? Вроде быстро уснула, но сон всё же оказался тревожным. И дрёма в силе, и уши каждый шорох с улицы выхватывают, своего ждут.
Свой шорох появился ещё затемно, самым ранним утром. Неловко пошуршал замком, затем осторожно заскрипел дверью, и громкими шагами ввалился в прихожую. От громких шагов Валя подскочила. Стихло. Спрыгнув с кровати она тут же ринулась в прихожую, попутно скользнув взглядом по циферблату будильника. Стрелки крепко спали, распластавшись от десятки до четвёрки. «Это без десяти четыре, что ли?» – успело мелькнуть в голове. Посреди прихожей, покачиваясь, стоял Коля, своим внешним видом воочию показывая все неожиданно навалившиеся тяготы и лишения воинской службы: фуражка на затылке, рубаха расстёгнута и распахнута сверху и снизу, лишь посередине застёгнута на одну пуговку, скрывшуюся за шпилькой галстука. Галстук висел на голой шее и спускался вниз под рубахой. Один погон на ключице, второй на лопатке. Хорошо хоть ширинка правильно застёгнута. Сам вояка весёлый, довольный и, конечно же, пьяный в стельку.
«Неужели и здесь продолжатся эти пьянки?» - прокатилось испариной по всему телу. Мгновенно оценив ситуацию, Валентина со всей силой с размаха поздоровалась с мужем увесистой затрещиной. От такого неожиданно сладкого приёма Николай слился с диванчиком, развалившись на нём чуть не поперёк. Оторопев от действий жены и обалдевая от быстро приблизившегося отрезвления, он попытался хоть как-то оправдаться и честно рассказать, где и с кем он был. Всех собутыльников сдал с потрохами. В такой ситуации Николай Павлович оказался впервые, не сумел перед женой сдержать тайну заместитель председателя трибунала гарнизона. Все имена назвал, пока хмель отпустил, пробурчал ещё что-то, когда головокружение вернулось, и так и не раздевшись, завалился спать.
Возмущению Валентины, и моментально возникшему негодованию и презрению не было предела. Сразу разыгралась жажда мести всем, кто неосознанно издевался над ней прошедшие вечер и ночь. Ох, как захотелось ей отомстить, жёстко наказать и поставить на место зарвавшихся сослуживцев выпивох. Желание мщения так просто не уляжется. Кое-как дождавшись начала рабочего дня, Валентина привела себя в порядок, оставила деток на подругу и отправилась прямиком в трибунал. Трибунал будто бы спал, так снаружи казалось. В здании тишина, но кабинет председателя открыт и из него слабо доносятся голоса. Видимо не ложились ещё!
Валентина перед кабинетом одёрнула платье, выпрямилась, резко распахнула дверь, чуть ли не ногой, и вошла. Точнее, пулей влетела и предстала перед длинным столом председателя трибунала. Во главе стола сидел взъерошенный Виктор Иванович, по бокам Горяинов и Мещеряков. Троица от неожиданности подпрыгнула аж вместе со стульями. В этот кабинет никто не смел так беспардонно вламываться.
– Ты смотри, на работе уже! – подбоченясь, съехидничала Валентина. Поздоровалась она так, значит.
– А, Валюша, здравствуй! А ты чего тут? – вроде-как в ответ поздоровался председатель, когда стул приземлился. Остальные, казалось, так и зависли в воздухе. Напряжённым взглядом Валентина охватила присутствующих, которые от сурового вида женщины прижали уши к погонам: «Надо же, как и не пили всю ночь! А мой-то рохля вдрызг!» – мелькнуло в голове Валентины. Закончив осматривать компанию вчерашних собутыльников, Валентина продолжила разговор издевательски надменным вопросом:
– Где тут у вас восседает ваш незаменимый партийный босс-собутыльник? Я ему заявление принесла!
В головах собутыльников зашевелился было алкоголь, но здравый смысл попытался удержать его в рамках порядочности. Не вставая с кресла, председатель крикнул дежурившему в приёмной солдату, чтобы тот нашёл парторга. Боец сразу доложил, что зампред на работе ещё не появлялся. А Валентина не сказала, что их парторг, зампред трибунала, но главное – её муж, спит дома в полном изнеможении. Офицеры всполошились. Как так, рабочий день начался, а зампреда нет на рабочем месте? Чтобы снять напряжение, председатель предложил женщине оставить заявление ему, а как только парторг появится, то заявление будет ему передано лично в руки. Валентина только того и ждала. Не растягивая время, она быстро взяла со стола лист бумаги, ручку, тут же села на свободный стул, при этом слегка отпихнув комдива, и начала писать заявление, нарочито громко проговаривая текст:
Секретарю партийной организации майору Матюшко НП.
Заявление.
Прошу разобраться с поведением моего мужа, отца троих детей, и строго наказать старших офицеров:
Председателя трибунала Лысака ВИ, военного прокурора Горяинова ВИ, комдива Мещерякова ЕИ, которые вместе с моим мужем распивают алкоголь, тем самым спаивая и развращая своего товарища!
Закончив писать, Валентина снова резко встала, подошла к председателю и звонким шлепком просто вклеила писанину в стол перед его носом. Горяинов и Мещеряков к тому моменту уже вытянулись стрункой вдоль прохода, боясь навлечь на себя ещё больший гнев.
Но этим женщина не успокоилась. Чуть отойдя к двери, она снова повернулась к собутыльникам мужа, на всю комнату блеснула уже ехидным взглядом, выкинула вперёд одну ногу, ещё более устрашающе подбоченилась, упёршись в бёдра кулаками, и добила всю верхушку гарнизона упрёком, достойным только самого смелого человека:
– А Ваш друг-алкаш, товарищи военачальники, пришёл домой в четыре утра и до сих пор спит, как убитый!
Горяинов наклонил голову, совестно пряча эмоции, а у Мещерякова лицо стало злым и к тому же багровым. Наврное от беспомощности.
– Больше такого не будет! – другого командир дивизии выговорить не смог. Лысак же, преклоняясь перед смелостью женщины, через ухмыляющегося солдатика отдал приказ водителю ехать за парторгом и привезти того на работу в любом состоянии. Валентина ещё раз взглядом метнула в присутствующих молнию и вышла из кабинета. А дальше вся верхушка гарнизона совместно опохмелялась и искала ответы на внезапно возникшие вопросы: «Ну как с такой можно жить? Где ты её нашёл, Николай? Почему мы ей толком ничего не ответили и не поставили на место?»
Но где-то в глубине душы, наверное, каждый из них подумал: «Ну, хороша-а-а! Бой-баба!»