С новым файлом! Полтора дня большей частью поливал дождь, иногда пропуская в зону видимости мокрый снег. После пропарки, плавно перешедшей в день полного отдыха, но с вечерней гостьей Ж. Б-вой, долго ещё смотрел фильмы и играл в шахматы на доске с трёхмерным изображением, время от времени посматривая на сайт «Одноклассники», где почти ничего не менялось. Правда, Валера Рубинштейн выслал фото своей семьи и с нетерпением ждал моей реакции, о чём, не выдержав моего молчания, написал сегодня днём. Ответил только тогда, когда отработал по полной программе во всех подручных тетрадях после возвращения из бассейна. Во время заплыва чувствовал себя сносно, если не уверенно, ибо наконец-то почувствовал ноги, чему очень обрадовался как перспективе прогресса. И также получил послание-ответ от Ларисы М. спустя пару часов после запроса и напоминания о себе. Информация о Нелле Рипс, Фаине Беззуб, упоминание об Иосифе Вайсбанде и его жене Лене. Скайп она уже установила, так что вскоре можно будет общаться напрямую, возможно, на другом уровне. В субботу вообще решил плыть по течению и делать только то, что хочется. Немало времени потратил на фильм «Железный человек» по мотивам «Волшебника из страны Оз», никак не меньше, чем на шахматы в трёхмерном изображении на фоне каких-то монстрически-демонических ужастиков, дежурных детективов и триллеров. Ответил и Валере, расстроившись немного после неудачной игры «МЮ» против «Тоттенхема», напротив, сыгравшего выше всяких похвал. В результате «Арсенал», с блеском обыгравший «Ман. Сити» на его поле, уже в качестве единоличного лидера, оторвался от двух ближайших преследователей «МЮ» и «Челси», соответственно, на 2 и 6 очков!
Валера, привет! Прочитал твои подробные письма, хочу сделать комплимент насчёт чёткости выражения и ясности изложения. Можно предположить, что в этом плане не последнюю роль сыграл твой любимый вид спорта. Так или иначе, тебя можно похвалить не только за скромность, как уже традиционно семейное качество, но и за упорство при достижении определённой цели. И плохо помню тебя, вероятно, по простой причине. Мы были сугубо уличными мальчишками, стопроцентно свободными, бесшабашными, независимо от происхождения и домашних обстоятельств. Большую часть времени проводили в играх и забавах, опеку старших воспринимали не всегда адекватно. Кроме того, как ты знаешь, мой отец вернулся из "мест, не столь отдалённых" тогда, когда мне было уже почти 9 лет. Мать вынуждена была работать в две смены, старший брат также работал как взрослый с 13 лет, старшая сестра после 7 класса поступила в педучилище, так что я развивался на вольной природе, дружил со старшими ребятами, а сверстниками и теми, кто помладше, руководил, исходя из идеальных представлений. Если ты помнишь, 12 школа стала 8 только тогда, когда ваш год пошёл в первый класс. Мы же отходили первый класс в 8 школу, которая через год и до закрытия стала школой-интернатом. Никто никогда и туда на значительно большее расстояние не сопровождал нас. А уж туда и обратно по пути в школу, какие были игры, баталии, стычки. На меня, в частности, всегда нападало несколько человек, начиная с двух-трёх, в основном, «пищепромовских», с которыми, как правило, лихо справлялся. В третьем классе я уже был безусловным неформальным лидером, и потом с тех и до сих пор завоёвываю аудиторию исключительно по ходу действия без предварительных условий в виде определённой известности и славы, не говоря уже о богатстве, власти и влиянии, тем более нашего советского и постсоветского образца. Иначе говоря, о будущем в смысле карьеры, не направляемый жёстко устрашёнными взрослыми, не испытав ещё ошеломляющего удара обывательского страха, никогда не задумывался. Полагался на детские суеверия, опеку неба, сразу признаюсь, что если и выглядел когда-нибудь скромником, то точно притворялся, поскольку всегда стремился к овладеванию если не территориями, то душами; к власти, желательно, разума, не гнушаясь в период напора и натиска марксисткой диктатурой добра. Слава Богу, что это продолжалось недолго, а по мере постижения жизни в непрекращающемся творческом процессе мне доводилось делать удивительные открытия и, главное, иногда исчерпывающе говорить за всех, имея в виду не толпу, но каждого, живущего по-отдельности и вместе. Главным для меня всегда было внутреннее бессмертное содержание при, конечно, имеющейся воле выражения, а всё остальное, проходило или приходило как бы автоматом, как само собой разумеющееся. Тут и работы, и учёба, и заработки, и содержание себя и всей семьи. Короче говоря, при ясных отношениях с собой и миром я имел тучу таких неописуемых сложностей, о которых и малейшего понятия не имеют все хорошие добрые способные честные и добропорядочные люди. Но всё это преамбула к продолжению общих детских воспоминаний. Именно Витьке Шальнову двухколёсный велосипед купили в шестилетнем возрасте, когда он научился читать и писать, причём в этом смысле опередив меня. Но первым на этом велосипедике-мечте поехал я, так как быстрее освоился, а он со слезами учился ещё какое-то время. До сих пор помню этот летний день ближе к вечеру, солнце опускающееся над Бирой уже на западе и бьющее в глаза, ощущения равновесия во время езды вверх, поворот у дороги и т. д. Продолжение следует.
В полдень впервые в феврале проглянуло солнце, нападавший за ночь снег тает, как весной, да и тепло и капель создают весеннее настроение, но если не открывать окна и не выходить из дома.
понедельник, 4 февраля 2008
Вчера, отмотав после трёхдневного перерыва 60 км за 92 мин., со второй попытки, правда, упрятал-таки велотренажёр в освободившееся пространство за компьютерным столом и окном, вернув комнате первоначальный простор и свободу. В поликлинике дела закончил до 10 часов утра. Помимо крови на гормоны, сдал ещё на какой-то анализ по возрасту, кажется, на наличие онкологии в области простаты. Решил возобновить приём верошпирона и фуросемида из-за отёка ног после трёхмесячного перерыва. Плавал неплохо, ноги немного работали, тело слушалось. А меня ещё ждёт нелёгкий тест в виде текста ответа на письмо Валеры Рубинштейна. Но сначала я пообедаю, выпью «водочки для обводочки без пивка для рывка», верну долг Морфею.
«Валера, привет! Письмо твоё получил утром после похода в поликлинику перед походом в бассейн, где плаваю два раза в неделю и постепенно восстанавливаюсь, если не возрождаюсь. Все твои аргументы приняты, они понятны. Особенно благодарен за приведение в чувство реальности по поводу перехода из одной школы в другую! Действительно, мы перешли туда в третьем классе или в середине 55-56 учебного года. Дело в том ещё, что тогда же меня перевели из класса Зинаиды Ефимовны в класс Тамары Михайловны. И я до сих пор помню, как пришёл, как меня встретили мальчики и девочки. Как лихо доказал свою состоятельность у тех и других. Но не об этом сейчас. Вернёмся к преамбуле, как люди устанавливают определённые правила общения между собой, возможно, правила игры-войны, возможно, положения, придающие конкретные формы сущностному содержанию. Вот, например, ты сразу не понял меня, когда понял в буквальном смысле понятие обо мне как о неформальном лидере. Как раз я и отличался тем с раннего детства, что всегда выбирал средства при достижении цели и никогда не переступал ни одной традиционной человеческой черты. «Исходя из идеальных, потом романтических понятий, я мог дозволять себе то, что не всегда дозволено другим». И всё. Далее на прямые вопросы существуют только уклончивые ответы, что немедленно подтвердили бы боксёры, если бы были поэтами! Всегда надо человеку давать пространство для маневра, тем более человеку становящемуся, делающему себя по мере возрастающих способностей или в меру испорченности. На все вопросы отвечают, конечно же, не словами, но образом жизни и способом существования. Ведь наши физические возможности организма понятливее и выше наших хотений, а духовно осмысленные вещи разумнее и выше наших желаний. На мой взгляд, стремление к власти в любом её виде – это всего лишь стремление к самоуправлению при всё ещё достижимой самодостаточности, неважно, чем и как она была бы достигнута. См. первый постулат выше о непреступимой черте, отделяющей человека живого от человека условно существующего. Смотри, как я могу распорядиться словами благодарности в начале твоего письма. «Итак, простые комплименты тебя не совсем устраивают, тебе хочется быть признанным «стопудово», как сейчас говорят, а ещё точнее, всё-таки быть узнанным тогда, полвека тому, поскольку имеются на это все права подлинного свидетеля реальных событий, которых много не бывает». И это правильное, точнее, справедливое утверждение отнюдь не является правдой самого контекста. Правда контекста заключается в моменте выражения, воле его. И я, когда писал о скромности, на фоне своего нескромного несовершенства, вкладывал в слова буквальный хороший смысл, что ты и уловил, как человек, ощущающий нюансы, то есть человек мыслящий и отчасти пишущий. Но «хочется, как лучше, а получается, как всегда». По всему поэтому я по-дружески предлагаю не искать уколов и подвохов, если даже они и мерещатся на каждом шагу. Продолжим теперь в таком ключе. Мы с женой прожили вместе 36 лет. Кстати, московская школа на моей страничке, это её. И почти всегда при наблюдении и оценке какого-то общего явления или события она видела и запоминала одно, а я совершенно другое. Мало того, на самом элементарном уровне люди, идущие рядом и беседующие о чём-нибудь общем, могут находиться друг от друга на расстоянии световых лет. И это замечательно, что так происходит, когда жизнь, воссоздание, творение – это свойства и качества самых разных людей, живущих, видящих, слышащих, думающих по-отдельности и вместе. Вернёмся к реальности изложения. Месяца три тому мне удалось выйти из состояния очень тяжёлого, как оказалось, заболевания – аритмии: трепетания предсердий. Вкратце, в конце апреля 2006 меня отравили, и впервые в жизни я выпал из сознания на несколько часов, не помню, откуда добрался домой. Были сильно помяты и ушиблены рёбра без внешних следов. Через неделю после приёма болеутоляющих средств пришлось лечь в больницу с букетом сердечных заболеваний и главным диагнозом: мерцательная аритмия. Через полгода получил инвалидность второй группы. Когда едва ли не чудом вернулся недавно синусный ритм, снова испытал «эхо страха». Вообще же, по жизни имел две «микросмерти», и первая, случившаяся во время службы в госпитальной палате под капельницей накануне моего 20-летия, стала судьбоносной. После потери двух третей своих природных и благоприобретённых физических и энергетических возможностей я начал сознательную жизнь сначала, припоминая о себе всё, не без стыда и страха. Вскоре начал вспоминать и мыслить словами, и через некоторое время осенью 68 родился как поэт и мыслитель, причём сам у себя принял роды, то есть подробно описал это событие. Отец признал меня уже в 20-летнем возрасте, как позже признавали меня очень авторитетные люди в московских домах и так называемых салонах. Но у меня был свой путь развития, совершенно не связанный со сложившимся к тому времени стереотипом соцреализма. И на этом надо ставить точку. Не всё сразу. Но продолжение следует.
Да, Валера, наш дом был самой первой биробиджанской «хрущобой» из силикатного кирпича и потолками чуть повыше, чем у следующих домов подобного типа, таких как, скажем, в соседнем доме по Пушкина, 13, где жила и семья Мацаков. В 1972 году я со своей будущей женой приезжал в Б-н, тогда же перевёз родителей на Торговую улицу (с конца 80-ых гг. улица Миллера), встречался со многими сверстниками, знакомыми. Говорил и с отцом Славы и Шурика. А ещё были друзья Славы по двору, жившие в нашем подъезде. Лучшим другом Славы считался Толик Шпак, на бывшей девушке которого он и женился, после чего они уже не дружили. Далее Балкашин, именуемый исключительно по фамилии. Все эти мальчишки по представлениям интеллигентных родителей были неучами, немного маргиналами и, кажется, очень рано, едва ли не после 8 класса ушли в строители. В отрочестве вместе с друзьями из своего подъезда и я часто прогуливал уроки, а по весне мы специально ходили смотреть, как взрывали лёд на материке Биры, чтобы во время ледохода или, не дай Бог, паводка, оставались целыми стратегические мосты! И находились в опасной близости, затаившись в прибрежных кустах. И тот суд, где братьев осудили, помню достаточно хорошо, потому что больше не был ни на одном суде.»