2. Житейские обстоятельства с греческим отступлением.
Василий Николаевич был женат два раза. В 1913 году он в двадцать девять лет впервые женился на Вере Владимировне Панковой. И в 1914 году родился его первенец, названный также Василием. Будет к слову сказано, своего дядьку по деду я обнаружила в Киеве, куда заезжала после отдыха из Крыма с родственниками своей матери на бирюзовой знаменитой первой модели «Волги», украшенной «оленем» в миниатюре. Там впервые я увидела семидесятилетнюю мать дядьки. Сухонькая, в скромном темном платье и в белом платочке она была похожа на желтую свечечку. На вопросы о своем первом муже отвечала: «Не помню, давно это было». Но это было! Вот они на фото - такие счастливые после свадьбы.
На фотографии старинной
Сидишь и смотришь как живой:
Французский фрак и торс картинный
С великолепной головой.
Французский фрак деда гармонировал с великолепной фактурой платья дивной лебеди в расшитом бисером шитье. Трудно поверить, что эта когда-то первая на Подоле красавица перевоплотится через полсотни лет в желтую как свечка, высохшую старушку. А тогда она слыла мещанкой, любительницей застолий и видела «свет» в таких же довольных мещанах – гостеприимных и ограниченных. Она была по сути барынькой, чем и отличалась от трудоголика мужа. Со временем её прихоти стали его раздражать. И разрыв последовал через несколько лет, но в связи с совершенно другими обстоятельствами.
Как-то в году 1916, видимо, по дополнительному призыву дед был направлен на фронт. А когда вернулся, то узнал, что его жена встречается с очень красивым и богатым греком. Тот влюбился в красотку до сумасшествия и готов был кинуть к ее ногам свое состояние. Всё взвесив, та ушла к более щедрому и любвеобильному. Став его официальной женой, киевская «панна» родила в течении шести лет трех гречанок.
Одна из греческих граций была позже влюблена в моего отца. Я, будучи ещё в подростковом возрасте, как-то с дядей Василием оказалась у нее в гостях. Живущая с мужем и сыном в собственном домике недалеко от центра Киева, эта кареглазая и уже отяжелевшая немолодая красавица сердечно приняла своего сводного брата. И вначале все улыбалась да посмеивалась, обмениваясь с ним шутками. Но, затем узнав, что я дочь погибшего в 1957 году Владимира Носова – также неожиданно горько расплакалась. «Глаза, глаза…», вздыхая шептала она. – Как же я сразу не узнала… эти же глаза!» И она опять заливалась слезами. Можно сказать, что так мы втроем «помянули» жившего еще девять лет назад человека Володю Носова.
На обратном пути дядька Василий рассказал мне, что когда мой отец приезжал, кажется, в 1946 году из польской заграничной командировки в отпуск, то его внешность, оправленная в польский роскошный мундир, произвела настоящий фурор в Киеве. Как на диковинное чудо смотрели на него дамы, оборачиваясь при встрече на улицах. А безымянная гречанка (пусть читатель простит, но в биографической повести я не называю её по причине несовершенства «девической» памяти) в сквере, где росли бессмертные киевские каштаны, «сражала» молодца пылкостью не сестринских признаний, к которым уши счастливчика так привыкли в вольной Польше. По естественно-этическим причинам, роман ограничился с его стороны ни к чему ни обязывающим политесом блестящего офицера.
Но когда я сидела перед горюющей гречанкой, я невольно причащалась к воздуху искреннего чувства и запомнила нашу единственную встречу навсегда. И иногда мне кажется, что из-за семейной драмы моего деда, когда он так и не смог простить супружеской измены, - по закону воздаяния мне впоследствии был открыт путь в античность, которой я отдала годы творчества. Причем, любовь ко всему греческому с годами только возрастала и стала яркой составляющей моих поэм.
Греция! Божественным агоном
Ты предстаешь всем соплеменникам Земли.
Честь в соревнованьях красоты,
Танцев и музыки благовольной –
Отстояла, о, Эллада, ты!
Или
Но дух героики, бравады
Мне подарили греки, Вы!
Люблю в Вас высоту желаний
Триумфов или показух.
Всю жажду почестей и знаний,
Неотразимо гордый дух.
Гармонии живой дыханье
В музыке, танцах и стихах.
Всех снов пленительных звучанье,
Смысл мирозданья на устах.
Продолжая же баловать читателя семейными подробностями, скажу, что «греческое» счастье киевской красавицы Веры было недолгим. Где-то во второй половине 20-х годов её грека расстреляли чекисты. За что тогда расстреливали, знает один лишь Всевышний. Видимо, легче было сохраниться людям средним и маленьким. Все яркое резало глаз, а особенно – достаток.
Бедная вдова, привыкшая жить в довольстве и любви, решилась на невероятный поступок – вернуться к своему первому мужу, которого двенадцать лет назад выгнала в горячке. Она знала, что тот преуспевающий нэпман и, что главное – верила в нерушимую силу чувства и прощения. Одев их первенца в бархатный костюмчик, белые носочки и кожаные дорогие ботинки, она сказала твердо: «Васюта, собирайся в гости вместе со мной. Мы пойдем к папе. Ты должен помирить меня с ним».
По воспоминаниям дяди, при встрече его родители обнялись «в сердцах» и горько плакали. Но еще более горькие слова дед произнес след: «Я бы принял, Вера, тебя , если бы не новая семья. Маленькое дитя!.. Сын!!!» - обрушил он на её голову последние роковые слова. Беспомощно разведя руками, он сомкнул их на сюртуке и подавленно замолчал.
Все. Это был его ответ. И когда прошлое в лице столь когда-то дорогой его сердцу жены окончательно ушло с порога, - из другой двери вошло настоящее. Это была женщина, с которой он проживет счастливо до очередного водораздела, который смешает в кровавое месиво судьбы народов и семей. А пока маленькая белокурая немка бережно держала на руках как две капли воды походившего на нее карапуза. Слезы благодарности омывали ее чистую и простую душу. Был многозначительно грустен и её малыш.
________________________
Фото из семейного архива. Василий Николаевич Носов с женой Верой Панковой. Киев. 1913 год.
*
Далее: http://www.proza.ru/2014/10/02/7