Сюзан ничего не делала специально, чтобы подвести отца. Она ненавидела его расстраивать. Она раз за разом давала себе обещание, что бросит свои психосоматические штуки и займется делом, чтобы отец мог гордиться ею.
И она, честное слово, каждый раз собиралась сдержать это обещание.
В свое оправдание Сюзан могла бы сказать вам, вздумай вы упрекать ее во лжи, что она давно уже не предпринимала ничего, чтобы снова вляпаться в неприятности или отыскать кого-то из волшебного народа. Теперь они искали ее.
Отцу от этого легче не становилось, сами понимаете. Но, как бы то ни было, нельзя было сказать, что она его ослушалась.
Сегодня, например, Сюзан просто вышла пройтись перед своими занятиями по алгебре и, как это обычно и случалось, прогулка ее окончилась под ветвями старого раскидистого дерева у холма. Сюз нравилось там бывать: кругом не было ни людского жилья, ни других деревьев, а трава под ногами пряталась под ковром темно-зеленых и пестрых листьев. И там можно было встретить Дэйна. Она понятия не имела, откуда это знает, и с какой такой радости Дэйн должен был там оказаться. Она просто знала, что однажды может встретить его на этом месте.
Дэйн был великий охотник. Сюз всегда им восхищалась.
Вчера она допоздна читала (пробки опять выбило, но света все же было достаточно – в это время года луна здесь просто огромная), и теперь глаза сами собой закрывались, до дерева Сюз еле дотащилась. Сейчас она сидит, привалившись спиной к его стволу, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Папины часы на ее запястье скоро покажут семь, утро потихоньку разгорается, и через несколько минут ей нужно будет подняться и продолжить свой путь – вниз, на Хайден-Роуд, к святому отцу. Но пока она просто сидит с закрытыми глазами и не знает, что ровно через пару секунд ее мир перевернется.
– Хей, Джуд, – окликает ее чей-то голос.
Сюз открывает глаза и оборачивается. Она что, случайно задремала, или на нее правда уставился некто с бледно-синеватой кожей, небольшими рожками, широкополой шляпой на голове и травинкой во рту? Незнакомец был облачен в потертую хламиду, а на ногах носил ковбойские сапоги.
День явно не задался. Прости, папа.
– Ты тролль, да? – спросила Сюз. Собственно, их никто друг другу не представлял, но она подумала, что и без того знает, кто перед ней.
– А ты – охотница? – полюбопытствовал в ответ он, выплевывая травинку. В его желтых в крапинку глазах промелькнула настороженность.
– В прошлом, – нехотя отозвалась Сюз, снова закрывая глаза.
Все ясно, еще один беглец боится наскочить на охотника. Вообще говоря, Сюз никогда не была охотницей или кем-то в этом роде, но сообщать об этом троллю она не собиралась. После такого признания к ней, как правило, теряли всякий интерес.
– Вот как, – протянул собеседник. – Что ж, надеюсь, что если ты и врешь, то сейчас ты, по крайней мере, в отпуске.
– Я в отпуске, – заверила его Сюз. Она открыла глаза, но тролля нигде не было.
Посвистывали птицы.
– Ушел, – вздохнула Сюз, и голос ее прозвучал слегка хрипловато. Она взглянула на часы (ей отчего-то с трудом удалось повернуть руку).
Было восемь часов.
–Черт!
Что?
Сюз поднялась, переступила с ноги на ногу, оглянулась назад, вдохнула, выдохнула и подхватила рюкзак за ремень. В общем-то, можно было уже не спешить. Как говорил отец Кристоф, ты или приходишь вовремя, или опаздываешь, и уж если опаздываешь, то какая разница, насколько? Сам же он опаздывал постоянно.
Она уже было совсем собралась идти, как услыхала за плечом вежливое покашливание. Сюз развернулась – тролль стоял в двух шагах от нее, но теперь она поразилась тому, как могла не узнать его.
– Морнон? – рюкзак шлепнулся на траву. – Это ты?
– Ну слава тебе… – усмехнулся тот, по понятным причинам проглотив концовку фразы. – Сколько зим.
– Иди нахрен! – весело крикнула Сюз и бросилась ему на шею. Морнон сердито зашипел и отскочил:
– Эй, детка. Крест.
– О, прости, пожалуйста, – Сюз сняла шнурок через голову и уронила его на рюкзак. – Все время забываю, – прибавила она виновато.
– Ну-ну.
Шепот дерева словно бы затих. Морнон жевал травинку.
– Так что? – спросил он наконец. – Как жизнь?
Сюз не знала, что ответить. Морнон был давно потерянный друг, и много часов было отнято у важных дел раздумьями о том, что бы ему такого сказать при следующей встрече, если она когда-нибудь состоится.
Но сейчас все странным образом вылетело из головы.
– Все плохо? – проницательно отозвался Морнон.
– Что, так заметно? – спросила Сюз. Она попыталась улыбнуться, и ей вроде бы даже удалось.
– Да нет, не очень, – Морнон прислонился к Дереву. – Просто, знаешь, к воображаемым друзьям не приходят, когда все тип-топ.
– Я приходила раз сто. Двести. Но будь все проклято, если ты хоть раз был здесь.
– Здесь и был. А вот ты была черт знает где.
– Неправда.
– Правда. Сюда ты приходила, когда тебя пинали в школе и выбросили из хорового кружка. Или когда оказалось, что лыжи едут параллельно у всех, кроме тебя, например. Но что-то я тебя не видел в те дни, когда тебя пригласили сесть за столик болельщиц за ленчем, когда Сондерс читал классу вслух твое сочинение.… Или когда этот хлыщ позвал тебя на свидание, – ворчливо добавил он.
– Его зовут Стив, – сказала Сюз просто чтобы что-нибудь сказать. – И у него ладони жутко потные.
* * *
Солнце, лучезарная планета Петрарки, спешило к знаку Тельца в своем вечном поиске жизненного центра, а стрелы этих небесных часов, пронзая океан пустоты, разбивались золотом и зеленью о спинку майского жука… Короче, перевалило за полдень, и отец Кристоф наверняка уже позвонил ее папе. Сюз было страшно, но не очень. Она чувствовала себя виноградной лозой, чувствовала полуденное солнце, запах жимолости и головокружение.
Она сидела, привалившись спиной к своему Дереву, жевала травинку и качала ногой. Рядом с ней сидел Морнон и держал в руке бутылку из-под Колы, к которой то и дело прикладывался. Еще одну такую бутылку он дал Сюз, и они пили из них родниковую воду, предварительно побросав в каждую по маленькой серебряной монетке. Напиток этот придумал сам Морнон, и, клянусь дремучими лесами Броселианда, это было не худшее из того, что он за всю свою жизнь напридумывал. Собственно, для Сюз это была вода как вода. Морнона же от нее все время передергивало.
– … наверное, в том, что я так и не повзрослела, – сказала она, встряхивая головой. – Вот и все.
Морнон с интересом посмотрел на нее. Прерываясь время от времени глотками «святого бухла», он как раз рассказывал об очередном переполохе в землях Приграничья и только что еле-еле продрался, словно сквозь чащобу, через множество слухов, домыслов и пересудов о том, как тролли, гоблины, фэйри, лесовики и прочая нечисть в панике бежит из Подземной страны, спасаясь от очередного злодейского злодея, а охотники, как обычно, на все плюют и валят всех без разбора, будь ты хоть двухметровый огр, хоть даже цветочный эльф с маленькими крылышками или, скажем, симпатяга брауни, по ночам вылизывающий до блеска ваш дом, а в награду просящий какое-то жалкое ведро сливок, всего-навсего. О том, что, не получив награды, сердобольный брауни вполне способен весь дом разнести по кирпичу, Морнон упоминать не стал, так как живописал тяготы и невзгоды волшебного народа и ожидал чего-то, вроде сочувствия. Слова Сюз явно к делу не шли.
– О, что ты, – успокоил ее Морнон, салютуя бутылкой. – Слышать только себя – как раз очень по-взрослому.
– Эй, я же серьезно, – сказала Сюз грустно. Жучок перебрался с ее руки на упавшую веточку. Почему бы тебе просто не полететь, приятель?
– Ладно, давай о тебе, – продолжила она. – Что еще за наряд? Тебя прямо не узнать.
– Кто бы говорил, – отвечал тролль, с достоинством одернув хламиду. – Думаешь, я так сразу тебя узнал? Я дружил с девчонкой, которая плела веревочную лестницу из лоз, чтобы когда-нибудь достать с ночного неба парочку светляков, носила черное, любила книги, ждала Гэндальфа, мечтала о приключениях и всегда говорила то, что думает.
– И которую все называли чудилкой.
– И которой плевать на это было с высокой башни. А сейчас со мной сидит та, чья самая большая головная боль – пригласят ее или нет на выпускной бал.
Сюз закатила глаза:
– Вот откуда я знала, что ты так это воспримешь? – сказала она, отхлебывая из бутылки. – Но Морнон, это ведь всего лишь танцы, что в них плохого?
– Не опошляй. Танцы – это ллановерский рил, например.
– А выпускной – это продажа души, так, что ли?
– Ладно тебе, не заводись, – сказал тролль, примирительно толкая ее в бок. – Кстати, насчет бала: у Морганы, кажется, где-то завалялось неплохое платье, ну, то, из зимнего лунного сияния, желтое такое, помнишь?
– Э-э… нет, вообще-то.
– Боже, Сюз, – брякнул Морнон и весь перекосился. – Ирландия. Тара. Вечеринка в холмах. Давай, выныривай.
– И что, она мне вот так запросто его одолжит?
– О, она все равно с шестого века траур носит, зафига ей платья? – сказал Морнон, пожав плечами.
– Знаешь, – осторожно начала Сюз, – я думала, скорее, о таком платье, в котором я бы походила на вырядившуюся старшеклассницу, а не на королеву эльфов.
– O tempora, o mores, – возвел очи горе тролль. – Прежняя ты выделяться не боялась.
– При чем здесь это?
– Ни при чем, наверное.
– Я делаю, что хочу, вот и все, и…
– … и не было бы в этом ничего преступного, не заставь ты себя хотеть того же, что и все остальные.
– Что-то ты слишком критично настроен для воображаемого друга, – она запрокинула голову и стукнулась о ствол. – Ой!
– Полегче, старику лет триста, не меньше.
– Слушай, Морнон, – она прижала ладонь к затылку. Ствол уходил ввысь, прочь от корней, навстречу непостижимой кроне. – Что, если это-то и ненормально? Ну, в смысле, что все хотят того, чего не хочу я?
– … и?
– Просто раньше я думала, что это они все странные. – Где-то далеко вверху кто-то вроде дрозда насвистывал что-то вроде «Зеленых рукавов». Мотивчик был простой, но привязчивый. – Что, если наоборот?
– Эй, что плохого в том, чтобы быть странным?
– … сказал тролль в ковбойской шляпе, – фыркнула Сюз.
– Я такой, какой есть, – ответил Морнон не в меру серьезно. – А ты – такая, какой тебя хотят видеть. Ну и кто из нас более странный?
– Соцопрос, – сказала Сюз, решив, что тему разговора пора менять. – Если бы ты мог получить одну любую суперспособность, то какую ты бы выбрал?
– Чтобы развлекаться или чтобы спасать мир? – уточнил Морнон, оживляясь. – Превращать скучных девчонок в странных, наверное.
– Иди ты, – отмахнулась Сюз. – Я бы выбрала полет, а Энн Уоттс – проходить сквозь стены, а Майкл – останавливать время, а…
– О, ну как же, – вставил Морнон. – Незаменимо во время тестов.
– … а Джекки – менять внешность, – закончила Сюз. – Хотя она и без того выглядит как топ-модель, – добавила она задумчиво.
– Все ясно. Значит, хотела бы летать? – спросил тролль, отшвыривая подальше опустевшую бутылку. Сюз вдруг вспомнила ту вечеринку в Таре. Они с королем сидов тогда еще прыгали в Печальное озеро на пари. Ощущения – словно ныряешь в небо.
– Могу дать пару уроков как-нибудь, – вывел ее из задумчивости голос Морнона.
– Ты что, это умеешь? – удивилась она.
– До того, как тебя встретить, я много чего умел, знаешь ли, – обронил он. – Пока мечты и мысли летают сами по себе, они могут быть какими угодно. Они не знают правил и границ. – Морнон помотал головой и вытянул из небытия еще одну бутылку. – А потом приходит человек с сачком, вылавливает кого-нибудь из них, придает форму – и voila! – перед вами синекожее нечто с рогами, – он икнул. – Как обычно, все претензии к творцу.
– А здесь это означает – ко мне? – растерялась Сюз. – Это я – человек с сачком? Я тебя придумала?
– И продолжаешь придумывать каждую новую секунду, – ответил Морнон. – Не то чтобы мне это нравилось больше изначальной свободы, но жаловаться не на что, – он усмехнулся. – Меня ты, по крайней мере, не забросила. На остальных ты больше времени не тратишь, вот они все и поисчезали.
– Поэтому я больше никого из них не вижу? – спросила Сюз, переплетая пальцы.
– Это не воображаемые друзья больше не приходят к тебе, – в голосе тролля прозвучала нота грусти. – Это ты больше не приходишь к ним.
– Скажи мне вот что, – она повернулась к нему так резко, что снова стукнулась головой. – Ох ты ж.… скажи, это все – по-настоящему, или только в моей голове?
– Не вижу, чем одно другому мешает, если честно, – пожал плечами Морнон. – Это тебе важно, что ли?
– Черт, да! – она смотрела прямо на него. – Черт, Морнон, черт! Ты только что сказал, что я прекратила о них думать, и они все исчезли! А охотники? А ваши беженцы? Это все происходит на самом деле или нет? Да Морнон же!
– И что мой ответ изменит?
– Многое! Если уж я превращаюсь в социопатку, то мне нужно знать, что есть, ради чего!
– Знать? – Он запустил вторую бутылку вслед за первой. Сюз и не заметила, когда он успел ее допить. – Ты не знаешь. В этом-то и веселье.
– Ну ясно. Просто кто-то слишком противный.
– Нет, просто кому-то бабуины из школьной футбольной команды интереснее волшебного мира, вот и все.
– Так не честно, Морнон, – отчего-то перед глазами все расплывалось. – Что, обязательно нужно выбирать? Ты или спятившая со странностями и воображаемыми друзьями, над которой все ржут, или попсовая кукла? Что, середины нет?
– Ну, мы ведь всегда выбираем, сама знаешь. Но пока никто не поймал тебя сачком, ты можешь быть какой угодно, – сказал Морнон и начал растворяться в воздухе.
– Нет! Нет, не уходи! – заорала Сюз, вцепляясь в его тающий рукав. – Морнон!
– Уж и пошутить нельзя, – хмыкнул тролль, вновь обретая четкость очертаний. – Но вообще-то я серьезно говорил.
– Не надо думать, что это так уж просто, – сказала Сюз недовольно. – Я о том, что про меня и вас никто не знает. Ну, или знает, но считает бредом.
– А ты кому-нибудь о нас рассказывала, что ли? – заинтересовался он.
– Э-э… отцу Кристофу, пару недель назад, – призналась Сюз.
– И что, поверил? – спросил тролль, скептически прищуриваясь.
– Не уверена, – ответила Сюз. – Когда я к нему пришла на следующий день, он мне стакан святой воды на голову вылил.
– Ауч, – скривился Морнон. – Сюз. Меня не было каких-то два года, а ты за это время ударилась в религию?
– Пошел ты. Он меня подтягивает по алгебре.
– Блеск, – присвистнул ее друг. – Священник-математик. Куда вы катитесь?
– Э-э… к прогрессу и цивилизации, возможно? – предположила Сюз не без яда.
– Вот-вот. Вся ваша религия – одна сплошная цивилизация, – произнес Морнон наставительно. – Вы сроите стены и вырубаете деревья в священных рощах. Вы порицаете веселье и хорошую выпивку. А верность роду и воинскую доблесть называете варварством…
– Ага, и больше не считаем, что высшая честь для человека – переломать ребра в военных набегах, все там спалить и повыпускать всем кишки, – прервала его Сюз. – Извини, но я – за цивилизацию.
– Хм. Я погляжу, ты многого не знаешь, – пробурчал тролль. – И проблема не в том, что ты так и не повзрослела. Все как раз наоборот.
– Мне этого совсем не хочется, – сказала она. – Но мне нужно жить в реальном мире, а не у себя в голове, правда? Скажи мне!
– Знаешь, – сказал Морнон, – давай сломаем эту дурацкую систему, вот что, – он схватил ее за руку. – Живи в своем реальном мире, решай тригонометрию, туси с болельщицами, но возвращайся иногда, идет? Приходи к этому дереву, а я буду тебя ждать, идет?
– Но в следующем году я уезжаю в колледж!– глаза страшно защипало, и Сюз со злостью впилась ногтями в ладони. – Куда мне возвращаться? Где я тебе возьму это дерево в Нью-Йорке?
– Ты что, правда думаешь, что все дело в дереве? – хохотнул Морнон. – Сюзи, черт!
– Наверное, нет, – щеку обожгло. Да плевать. – В смысле, нет, не думаю. Будь это так, я бы каждый день на тебя здесь натыкалась, потому что я каждый день сюда прихожу.
– Ты нас забыла, Сюз, – сказал он. – Ты и меня начала забывать. И приходила ты к дереву, а не ко мне, в этом все и дело, – он поднялся на ноги. Сюз тоже встала, и он взял ее ладони в свои. – Но ведь сегодня ты пришла, куда нужно.
– Я просто гуляла, Морнон, – у нее опустились плечи. – Я ни о чем таком не думала, ни о тебе, ни о чем. Прости.
– Правда?
– Пожалуйста! У меня только все начало налаживаться в школе, и я обещала папе, что…
– Вот так всегда, – он сжал ее пальцы. – И о чем же ты думала, когда шла сюда, королева выпускников?
– О квадратных уравнениях, если честно, – ответила Сюз. Ей вдруг стало все равно. – И о Кимберли. И о том, что Джен Эйр – дура. И о Дэйне, кажется, – прибавила она, смаргивая слезу. – Глупо, да?
– Ну, – на его лице расползлась кривоватая улыбка, – значит, не все еще потеряно, – с этими словами Морнон подхватил ее на руки.
– Эй, черт! – засмеялась она. – Ты пьяный!
– А ты – спишь.
Зеленый листок бросился ей в лицо, и Сюз открыла глаза, хотя могла бы поклясться, что и не закрывала их. Она заморгала, заслоняясь рукой от солнечного света.
Черт!
На часах было восемь пятнадцать.
– М-морнон?
Ветер шевелил листья на дереве и ее волосы.
Ну и что все это должно означать?
Ты не знаешь. В этом-то и веселье.
Сюз провела ладонью по лицу и поднялась. Ей давно пора было идти.