Вовчику С-пьяну посвящаю...
Продолжение. Начало во "Василий, или прерванный полёт..."
Аборигены не сделали из Вовки священную жертву, но и домой не отпускали. Поэтому Вовка грустил и пребывал в тоске и печали. Местные жители не могли простить ему массовой гибели крокодилов и требовали контрибуцию. Мы, переодев Вовку в набедренную повязку, сняли с него летный комбез, повыдергивали у него золотые зубы – и все отдали местным вымогателям, но они требовали бОльшего.
Проклятые аллигаторы практически перестали плодиться и размножаться. То ли из-за испуга от Вовкиного падения, то ли из-за того, что у них практически из зубов вырвали законную добычу, но самцы-крокодилы от этого стали массово переходить в импотенты, а у самок начался преждевременный климакс.
Аборигены негодовали, а Вовка ходил и угрюмо скалился беззубым ртом. Назревал кризис. Зрелище праздно шатающегося по африканской деревне Вовки раздражало не только аборигенов, но и нас. Мы стали требовать, чтобы он угомонился, и Вовка нашел себе новую забаву – начал пялиться по ночам в телевизор, а днём спать. Единственный аппарат был подключен к спутниковой антенне и подрастающая молодежь с упоением смотрела голливудские боевики. Глубокой же ночью, когда местных зевак охватывал сон, наступало Вовкино время. Он переключал тюнер на российские каналы и, уставившись с остервенением в экран, молча лупился в голубой прямоугольник. Русский язык он к тому времени уже подзабыл, а передавать новости на африкаанс Эрнст еще не догадался. Мы уже свыклись к еженощным Вовкиным бдениям у мерцающего экрана, как однажды нас разбудил его торжествующе-ликующий вопль. По телевизору показывали инкубатор. Множество кур-несушек сбрасывали свои плоды на конвейер, и резиновая лента несла яйца для созревания в специально оборудованные устройства, откуда с другой стороны выскакивали вполне живые цыплята. Мы знали и видели, что берег озера, куда плюхнулся Вовка, усеян яйцами аллигаторов – молодые оплодотворенные крокодилицы, глядя на обленившихся климактеричных подруг, не торопились зарывать плоды своей сексуальной невоздержанности в песок, а просто сбрасывали в окружающую среду.
Мы с тоской смотрели на скорлупу, разбросанную по берегу и обсуждали, что пока это будет продолжаться, нас не отпустят, а Вовку вообще принесут в жертву. Но Вовкин пытливый ум не дал сбыться зловещим предположениям, и уже ранним утром Вован принес десяток самых крупных крокодильих яиц.
Все бы хорошо, но приспособлений для инкубации у нас не было. Однако Вовка не был бы Вовкой, если бы не нашел выход и из этой ситуации. Он придумал! Он придумал, как высиживать крокодильи яйца! Причем сразу три! Он присыпал одно яйцо песком и садился вокруг него по-индусски, прикрывая яйцо сверху своими мощными гениталиями, а два других брал под груди, обхватывая их руками и покрывая их плотным слоем шерсти, росшей у него вокруг татуированных сосков.
Высиживать крокодильчиков было нелегко. Вовку бросало в сон, он хотел кушать, какать и писать. Но аборигены, вдохновленные восстановлением крокодильего поголовья, помогали ему, чем только могли. Они отгоняли от него пауков, скорпионов, змей и мух цеце, они соорудили из бамбука и лиан спинку, чтобы Вовка мог спать сидя, они привязали ему руки, чтобы они не разжимались во время сна. Аборигены кормили Вовку с копья и исправно носили ему «утку», когда он хотел опорожниться.
Вовка стал гордостью и достопримечательностью племени, и вождь стал показывать Вовку своим друзьям за деньги. Вначале мы этому обрадовались, потому что аборигены напрочь оставили свои попытки свести с Вовкой счеты, однако потом мы слегка огорчились – негры и слышать не хотели, чтобы отпустить Вовку домой. Но и это была не самая большая беда. Вовка дико страдал от воздержания. Связанные руки не позволяли Вовке снимать напряженку с помощью онанизма, а впоследствии аборигены вообще запретили Вовке двигаться, чтобы не нарушить процесс высиживания. Поэтому в кратковременный между инкубациями период Вовка как сумасшедший носился по джунглям, не пропуская ни вдовствующих негритянок, ни человекообразных обезьян. Однако об окончании инкубации мы узнавали по другому. Маленькие крокодильчики, едва только пробившие скорлупу, никак не хотели признавать в Вовке отца, и видя болтающиеся перед носом волосатые округлой формы непонятные предметы, стремились испробовать на них крепость своих молочных зубов. Истошный Вовкин вопль оповещал нас о появлении на свет нового поколения аллигаторов. Вождь племени снимал Вовкину боль пальмовым пивом, и захмелевший Вован начинал охоту за одинокими негритянками и привлекательными обезьянами.
Но однажды Вовка… Это была замечательная во всех отношениях негритянка. Больше Вовки ростом, она превосходила его по массе как немецкая пушка «Дора» превосходит советскую сорокапятку. Матрона блистала иссиня-черной кожей, её тело было покрыто татуировками еще гуще, чем у Вовчика, локоны, вьющиеся мелкими кудряшками, были заплетены в многочисленные косички, а в нижнюю губу было вмонтировано расписное африканское блюдце величиной с советскую обеденную тарелку. Вовка был сражен. Он не мог обхватить ее ни спереди, ни сзади, поэтому только ползал по ней, пришептывая: «Неужели это всё моё? Неужели это все моё?...» По ходу выявился конфуз: Вовкин омерзительный отросток болтался в чреве негритянки, как чертежный карандаш фирмы «Кохинор» в пивном бокале, но ни «черную пантеру», ни самого Вовчика это не заботило. Их счастье длилось неделю. А потом… Всему хорошему приходит конец. Когда в деревне появилась процессия и направилась к нашей хижине, мы сразу поняли, что идут за Вовкиной красавицей. Но Вовка не был бы Вовкой, если бы и тут ни нашел выход из создавшейся ситуации. И он сделал это. Его пламенная речь была настолько зажигательной, что пришедшие негры, слушая его, стояли не шелохнувшись и раскрыв рты, как статуи на острове Пасхи. И Вовка их убедил! Вождь назначил смачную аборигенку главной наседкой крокодильих яиц под Вовкиным руководством. Мало того, в придачу к ней племя выделило для высиживания яиц всех ее сестер! Вовкины глаза стали наливаться сатанинским огнем, а негритянки радостно затрепетали. И процесс пошел!
Вовка торжествовал! Освобожденный от участи высиживания яиц, он организовал процесс инкубации таким образом, что, кроме него, всегда была свободна и одна из красавиц. Вовка перестал включать телевизор, но его задыхающийся в экстазе хрип и сладострастные стоны очередной партнерши превосходили всех дикторов российского ТВ, вместе взятых. Вовка торжествовал! Не торжествовали только «наседки». Несмотря на все привилегии и блага, полученные ими для инкубации яиц, негритянки, слыша хрипы и стоны, приходили в неистовство, и несколько раз пытались устроить вокруг Вовкиного шалаша ритуальные пляски. Зная, чем это может закончиться, Вовка прерывал акт и прятался в джунглях, но при этом прерывался и процесс инкубации. Погубленные яйца огорчали вождя и он пригрозил Вовке наказанием. Каким оно могло быть, Вовка догадывался, становиться импотентом ему вовсе не хотелось. И Вовка снова отличился умом и сообразительностью. Он оживил покрывшийся слоем пыли телевизор, сменил ресивер на плейер и включил негритянкам сериал о рабыне Изауре. Африканки были сражены. Они забыли о Вовке, они не слышали ни стонов, ни хрипов – все их внимание было поглощено перипетиями фильма. Домогательства подлого Леонсио к несчастной невольнице вызывали у них бурное негодование. И Вовка воспользовался этим. Он решил поменять любовь на свободу и вступил со своими подружками в сговор. Обольщенные им негритянки стали требовать от вождя отпустить пленного. Но вождь тоже был не простак. Видя, что опыт высиживания яиц стал известен за рубежом, вождь пригласил к себе эскимосов Аляски и показал им ферму. Восторженные гости были восхищены и засыпали Вовку и вождя массой вопросов. Ошалевший от славы Вовка потерял бдительность и пил со всеми на брудершафт, а когда упал без чувств, коварный вождь связал его лианами и продал эскимосам для высиживания яиц пингвинов.
Утром мы зря искали Вовку… И только грустные человекообразные обезьяны, сидя на пальмах, вглядывались в безоблачное небо, надеясь на возвращение своего кумира…
Сентябрь 2014г
Воронеж