Как умирал наркоман

Алма Джуманбаева
Была суббота, я намеревалась выспаться, но настойчивый телефонный звонок заставил-таки встать.

— Сторож в редакции посоветовал обратиться к вам, помогите, человек на улице умирает, он бомж и никому не нужен, — умолял и всхлипывал женский голос в трубке.

— М-м, а-а, — промычала я сквозь сон.

— Если сейчас не поможете, то он до завтра не доживёт. Лежит прямо на земле с температурой под сорок. И, пожалуйста, пусть будет фотограф. Пусть, люди увидят, что творится в нашем городе. Алло! Вы слышите?

— Да-да, слышу... Насчёт фотографа не обещаю... всё-таки выходной... Говорите адрес.

Через полчаса мы с фотографом сидели у Лидии Андреевны.

— Дед Вадима, уезжая работать в Москву в министерство, подарил ему двухкомнатную квартиру, а мать хитростью переписала недвижимость на себя и выгнала его из дома, — возмущённо рассказывала женщина предысторию мытарств умирающего бомжа. — Мне уже семьдесят пятый год пошёл, у меня у самой сын в больнице лежит, а теперь я и за этим «мальчиком» ухаживаю. Когда кушать ему принесу, когда одежду постираю. Так жалко его. Сколько я со своим сыном мучилась и сейчас мучаюсь, но чтобы выгнать родного ребёнка из дома? Никогда!

— Вадим наркоман?

— Теперь нет.

— Наверняка вещи из дому таскал?

— Так свои же и таскал.

— А сколько ему лет?

— Тридцать шесть.

Вызываю участковых для подкрепления, и все вместе идём за гаражи — излюбленному месту бомжей.

Вадим лежал под кучей тряпья и... гнил. Когда Лидия Николаевна приподняла рваное одеяло, оттуда вылетел рой мух. Это привлекло внимание восьмилетнего мальчишки, который, присев на корточки рядом, разинул от любопытства рот. Полицейские прогнали его и вызвали по рации «скорую помощь».

— Твою мать! — удивлённо воскликнул прибывший врач «скорой», услышав фамилию бомжа. — Твой дед был вторым человеком в нашем городе, такой пост занимал! Лежишь тут, а ведь мог бы сейчас гулять по проспектам Москвы.

Обессиленного больного, облепленного мухами, на носилках внесли в салон санитарной машины. Следом усаживается его сердобольная опекунша. Нас же с фотографом от этой жуткой участи спасают полицейские, предложив поехать с ними.

Приезжаем в больницу. От нас не в восторге. Пока больного обрабатывают, я беседую с врачом «скорой».

— Людей без определённого места жительства в нашем городе немало. Какой выход я вижу из этой ситуации? Сделать для них какую-нибудь ночлежку, благотворительное заведение, куда при поступлении не надо будет предъявлять кучу бумажек. Чтобы у них была возможность принять душ, хотя бы раз в день поесть, получить медицинскую помощь, — делится он своими мыслями.

Наконец, нам сообщают, что нашего Вадима определят в одну из палат, и мы со спокойной душой едем домой.

С глаз долой, из сердца вон?

До нашей встречи я осуждала мать Вадима, представляя её холодной стервой, но когда передо мной предстала худощавая женщина с усталым настрадавшимся лицом, поняла, сколько ей довелось перенести.

— Семнадцать лет я мучилась со своим сыном. Четыре раза в ЛТП лечился. В пятый раз отказались от него. В психиатрической больнице лежал, по бабкам водила. Неоднократно вытаскивала из милиции. А сколько вещей из дома на свои наркотики перетаскал! Никогда нигде не работал, хорошо умеет притвориться несчастненьким, вызвать жалость к себе. А ведь был примерным мальчиком, отличником. С 9 класса начал курить, выпивать, вот, с того момента я и потеряла его. После школы поступил в Московский колледж, жил у деда, но приехал сюда на каникулы, ввязался в драку, попал в полицию, и остался здесь. Семнадцать лет мучилась, ночами спать спокойно не могла, сколько слёз пролила и, наконец, решила, что я тоже человек, мне тоже хочется жить, покоя хочется, вот и выгнала его.

Не хочу больше жить на улице

Я решила навестить Вадима в больнице. Но прежде чем встретиться с ним, потихоньку расспросила медперсонал, как ведёт себя пациент, не буянит ли?

— Он спокойный, даже тихий, — ответили мне. — Иногда только просит сигареты.

— Мне некуда идти. Вы не подскажете, куда мне податься после больницы? — спросил Вадим меня. — Не хочу больше жить на улице. Это я из-за матери стал бомжом. Да, был наркоманом, но поехал в степь и там завязал. Мне тяжело сейчас приходится, никто не помогает.

— А Лидия Андреевна? — мне стало обидно за женщину.

— Да, она помогает, — согласился он.

— И чего тебе не хватало в жизни, ты же жил в благополучной, обеспеченной семье? — я надеялась, что перед чужим человеком он признает свои ошибки, покается.

— Да, у меня раньше было всё хорошо, учился в Москве, но приехал сюда на каникулы,ввязался в драку, и пошло-поехало...,— ответил он, и я поняла, что в своей судьбе он будет винить окружающих и обстоятельства, только не себя.

В это время к своему подопечному пришла Лидия Андреевна.

— Я лекарства необходимые купила, мать Вадима деньги дала.

А потом она начала его кормить.

Дай Бог такого сердобольного человека всем в несчастьях, подумала я, глядя, с каким умилением она кормит Вадима.

Мы дадим ему шанс

После больницы я сходила в городской центр социальной адаптации для лиц, не имеющих определённого места жительства. Там согласились его взять.

— Мы восстановим ему документы, может быть, со временем и на работу устроим. Но есть одно условие, начнёт нарушать режим — выгоним, — предупредили меня.

Около двадцати человек приложили свои условия, чтобы помочь Вадиму, — думала я, возвращаясь домой. — Оправдает ли наши надежды?

Почему-то, я не верила в благополучный конец этой истории. И оказалась права. Через неделю Вадим умер в той самой больнице.

А мне в редакцию кто-то инкогнито передал через цветочницу букет алых роз. Я смотрела на цветы и думала, может, это в благодарность за то, что не дала человеку умереть на улице? А так и случилось бы, если бы не моё удостоверение корреспондента. Вот так, мы и живём, к сожалению.