Поп Павел за три месяца непрерывных боёв и обстрелов стал совершенно другим человеком.Он попадал под обстрелы из тяжёлой артиллерии и миномётов и Национальной гвардии,и ополченцев, и армии России,и вооружённых сил Украины.
От всех ему досталось.На храме уже давно не было креста.Сбило снарядом.Чьим-неизвестно!В самом здании зияли дыры и гуляли сквозняки.Дыры кое-как затыкали тряпьём.Иконы все были сняты и снесены в угол.
На стенах у святых появились новые детали в виде трещин,выщербин,выбоин.Да и вид у святых изменился.Они точно все были в недоумении и ужасе.И сквозь их обычное писаное спокойствие проступала неземная тревога.А некоторые святые плакали.Но теперь это никого не удивляло.Было самым обычным делом.Когда и все вокруг плакали и ходили с непросыхающими от слёз глазами.
Служить было теперь по-старому совершенно невозможно -так,как поп Павел привык,-не спеша,"с чувством,с толком,с расстановкой".Ему приходилось частить,часто сбиваться,глотать слова молитв,пригибаться,невольно ругать матом и проклинать про себя всех этих варваров,от кого он получал ежедневно все эти шипящие жужжащие стальные горячие подарки,осколки, и кто не стеснялся отпускать ,при случае, шутки в его адрес.
В подвале церкви был сначала какой-никакой лазарет.Там даже оперировали.Но потом всех врачей поубивало.А теперь был морг.Куда тела убитых ополченцы уже заталкивали ногами,не скупясь на слова горького презрения к мёртвым.
Среди ополченцев,которых уже узнавал в лицо, поп Павел наблюдал форменный маскарад.То ходили они в форме солдат украинской армии,то переодевались в казаков российских,то вдруг были в форме батальонов нацгвардии,а то вдруг приходили в гражданском и приносили или привозили ,как обычно,очередную порцию трупов.
И начиналось упорное заталкивание всех трупов в тесный уже подвал,откуда так смердело,что уж точно святых выноси!Сам поп при этом никогда не присутствовал.Лишь молча давал ключи и потом забирал.Служить в храме он уже никак не мог.И приспособил для службы комнату своего дома,тоже изрядно пострадавшего от осколков.
Два кожаных не распакованных чемодана,тревожных,так и стояли ,старой памятью, в углу.Так поп никуда и не уехал.А чемоданы остались стоять,напоминая о мирном времени.Поп Павел старался не глядеть в их сторону.Тяжело было вспоминать недавнее прошлое.Которое,как он понимал теперь,ушло безвозвратно!
Сам поп Павел сильно похудел и осунулся.Взгляд его стал затравленным и недоверчивым.Но ночам он почти не спал.Уснуть было невозможно.Разве что после стакана спирта приходило забытье.
Свой автомат и гранаты,их таки принёс ему верный на слово Петя Горемыкин,поп закопал глубоко в земле.И боялся в том месте,у забора,даже ходить.Украдкой лишь посматривал по утрам:не вырыл ли кто?
Оно было бы не удивительно,если бы и вырыли!Вся земля вокруг была вскопана и изрыта от новых могил и ям.А церковной ограды давно не было и в помине.Неизвестно куда и кто унёс.А может и снарядом,как смерчем.И всё вокруг было теперь одним большим человеческим кладбищем,вся земля.И потому у попа в доме был проходной двор.
Заходили кому не лень.Все с оружием.Требовали или просили.А то и угрожали.В доме было выпито всё спиртное.И вся мука съедена.Поп питался подаянием.Кто что даст из ополченцев.(Консервы,чёрствый хлеб,сахар в пачках.Или сухпай подбросят от щедрот).Кто что принесёт из прихожан,из тех,кто не уехал.А кое-что приносил по ночам Петя Горемыкин.Он всё партизанил.Без устали.И даже торговал теперь оружием.Чем не приработок для такого парня?!Петя Горемыкин тоже сильно изменился.На попа он теперь смотрел без всякого почтения.Как на ровню.И даже понукал.Петя будто знал или предугадывал,что на главный свой вопрос,от которого его в обмороки кидало,у попа нету верного ответа.А одни только общие слова.А вот общим словам Петя Горемыкин теперь совсем не верил.Надоели ему общие слова.Он и сам мог бы их наговорить тоннами!
Поп тоже видел эту перемену к себе.Но ничего не говорил.Стыдно было как-то увещевать кого-либо ,когда вокруг каждый день умирали сотнями.Он лишь благословлял Петра коротким движением и прикасался к его горячему лбу.Лоб у того всегда теперь был горячим.Точно он весь был в невиданной лихорадке.В неизлечимой болезни духа.
-Воды попей!Горишь весь!-только и говорил поп,нервно подёргивая плечами.Такой у него приключился теперь военный тик.Мышечный тик.И поделать ничего нельзя.Ходил и подёргивал плечами.Точно подкидывал на спине невидимый груз.Было это утомительно и странно.Он и молился про это,но оно не проходило.Лишь лёжа отпускало.А с утра снова всего встряхивало.Порой тяжело было и есть.Кусок хлеба дёргался.Ложка застревала во рту.Вокруг посмеивались,кто видел и знал.Незлобно посмеивались.Тоже понимали.Там тоже были охотники,кто ни поссать,ни посрать не мог.Всё боялись прямого попадания,если остановишься и присядешь по нужде.Ходить и двигаться надо было на этой глупой войне.Непрерывно двигаться,если на открытом месте.Всё время быть в движении.
-Я воды и так много пью!Жара такая!И ссышь много!Вся уходит.А потом,через пот сколько?Так её не натаскаешься с собой!Тяжелит всего!Экономишь!Потому и горишь!И голова чугунком!Да и кости с мышцами непослушные часто!Я-то пью,когда могу!Когда получается!Я-то пью!-Петя Горемыкин давал понять,что сам не дурак,сам знает.
Теперь он с попом больше молчали.Говорить было неохота.И так всё было ясно.Петя ,как мог, партизанил.Поп ,как мог, выживал.И помочь друг другу в чем-то самом главном они уже не могли бы.Разве что в самом конце.
Петя за это время узнал уже такое,что поп никогда за всю жизнь не узнает,не поймёт.
А поп ,со своей стороны, видел в Пете такое,о чём тот даже не подозревал!Но делиться этим они друг с другом не хотели.Всё и так было ясно.Той жизни был конец.А другой жизни не было.А то,чем они жили,была не жизнь.А скорее даже смерть.Смертью они теперь и жили.
Одёргивая на себе пыльный великоватый уже подрясник,поп Павел с трудом припоминал то своё тело,довоенное,-жирное,сладкое,любящее поспать и поесть,беззаботное и ленивое,ходившее по комнатам в полосатых трусах.
Нынешнее его тело было грязное,измождённое,голодное и болезненное.Постоянно встряхивающее острыми теперь плечами.Борода поседела совсем,выросла вся,да и волосы поседели яркой военной сединой.И весь его вид говорил о многом ежедневном страдании и утеснении.Ничего лишнего уже нигде не выпирало.Нигде не выступало.Да и сама похоть улеглась навеки.А ведь было,что взбрыкивала.
-Может,я тебе уже в обузу?Может,лень тебе приходить?Можешь уже не приходить.Я не обижусь!Вот только на похороны приди!Приди обязательно!-говаривал поп Павел Петру,когда тот собирался бывало уходить.
-И ты ко мне приди,батя!И ты приди!Если будет куда придти!А то ,может, в чистом поле,разорвёт ненароком снарядом на куски!И не соберёшь!И некуда и не к кому приходить!И так бывает!-Пётр мрачно улыбался.
-Не разорвёт!Довоюем!Мирно заживём!По-новому!Береги только себя!Нам вон новый храм ладить надо!Крест!Не разорвёт!Что ты?!-поп Павел,как мог, сопротивлялся мраку жизни ,да и новой жизненной интонации Петра сопротивлялся.Страшная это была интонация.
-И ты себя береги,батя!После войны поговорим!Долго говорить будем.А пока лучше молчать получается!Благослови уж на брань!-и поп Павел благословлял в какой-то несвойственной ему спешке и суете.Что это с ним?!Страх?Немощь?Не знал.А может,всё дело в интонации?
29.09.2014 г.