Всем женщинам посвящается.
- Ещё раз подкатишь яйца к моей дочери – я тебе их на машине перееду, придурок, - сказал я соседу, на вид – моему ровеснику, и развернулся, чтобы уйти, но в ответ услышал:
- Э, ты за базаром следи, папаша!
Недолго думая, я резко развернулся, и всадил негодяю кулак в челюсть. Тот без сознания упал на асфальт. Я присел перед его распростёртым телом на корточки; вынул из пачки сигарету, закурил, и принялся ждать.
Прошло немного времени, сосед пришёл в себя, и попытался встать. Я схватил его за горло, и придавил к тротуару.
- Есть вопросы?
- Ты – самый лучший! – сказала она, обняла меня за шею, и поцеловала в шрам на щеке.
- Ну, всё – забыли. Давай, хвастайся – что у нас сегодня на обед?
На следующее утро я заметил, что с дочерью что-то неладно: ходит хмурая, если взглянет на меня – краснеет и отворачивается. Я ясно чувствовал, что она мне что-то хочет сказать, но почему-то стесняется это сделать. Меня стало одолевать беспокойство; я прошёл в её комнату – поговорить, и выяснить причину её гнетущего настроения. Она стояла у окна, и куда-то смотрела вдаль. Заметив моё присутствие – она обернулась, и снова – покраснела, потупив взгляд.
- Доча, что с тобой? Тебя кто-то обидел? – потом я вспомнил вчерашний случай, и уже с тихой яростью в голосе спросил: - Или тот урод тебя снова домогался?
- Пап… - тихо сказала она.
Я понял, что дело не в соседе. Подошёл к дочери, взял её за плечи и, глядя в глаза, спокойно и настойчиво спросил снова:
- Ну, скажи – что у тебя стряслось?
- Это… вот… - неуверенно сказала она, и посмотрела вниз.
Я проследил за её взглядом, присел перед ней на корточки, и мне всё стало ясно: на белых шортах, между штанин было алое пятнышко. Во мне как-то неожиданно прошла волна нежности, радости и гордости: моя дочь – взрослеет! Я встал, и обнял её.
- Радость ты моя! Ничего страшного, что ты постеснялась мне про это сказать…
Понимая, что сейчас надо действовать – я сентиментальность приберёг на будущее, и стал соображать: как же всё правильно сделать? Но потом решил, что в таком деликатном вопросе разбирается только женщина.
- Настя, слушай… Я в таких делах не разбираюсь, только понаслышке; это же – женское… Ничего, если я тёте Юле позвоню, спрошу?
Другого выхода не было, и дочь согласилась. Тогда я позвонил своей давней и очень хорошей знакомой:
- Привет, Юля! Тут это, слушай…
- А, привет! Ну, чего тормозишь – говори!
- Настюха моя это – первую течь дала! Что делать?
- О, поздравляю! Блин, возрослеет дочь твоя! Ждите меня – я сейчас приду.
Юля жила рядом, и уже через полчаса со всем необходимым в небольшом пакетике стояла у нас в прихожей: маленькая, стройная и, как всегда – весёлая и чрезвычайно подвижная.
- Ну, мадемуазель – пошли, пошли, - сказала она, подталкивая Настю в сторону ванной.
Прошло немного времени, и мы уже сидели на кухне, пили чай. Юля – великая сладкоежка, и по случаю сегодняшнего события она прихватила разные сладости: конфеты, пирожные, и ещё что-то – чему только она знает названия.
Потом, когда мы допили чай, и наша подруга ушла – моя дочь мыла посуду, и сказала:
- Папа… Мама была бы счастлива…
Я подошёл к дочери, обнял её, поцеловал в темечко, и сказал:
- Да, это верно…
Астана, 28.09.14
Музыка: Darshan Ambient