Васька

Автоматные выстрелы и разрывы снарядов раздавались со стороны леса. Бой то затихал на некоторое время, то вновь начиналась автоматная трескотня, приглушённые хлопки пулемётов и уханье миномётов.
Накануне расквартированные в деревне немецкие солдаты были приведены в боевую готовность. Немцы что-то кричали друг другу, бегали из хаты в хату, забирали у деревенских жителей последние продукты, а вечером в деревню вошли дополнительные немецкие части. Впереди огромных пятнистых с чёрными крестами машин и мотоциклов ехала чёрная легковушка, в которой сидел толстый, в очках на крючковатом носу, немецкий  полковник Фриц Шерер. Всю дорогу он смотрел в окно и молчал. Последние несколько дней у него не было настроения. Он получил взбучку от генерала барона фон Мегеля за то, что в зоне его ответственности уже около недели безнаказанно действует заброшенное в их тыл подразделение русских разведчиков. Они взорвали стратегически важный железнодорожный мост через реку, сожгли несколько цистерн с топливом для немецких танков и самолётов, уничтожили целое подразделение комендатуры вместе с комендантом.
Несколько дней усиленного поиска разведчиков никаких результатов не дали, и вот, наконец, как сообщила немецкая разведка, русских диверсантов видели на краю леса у деревни Бобрышовка, жители которой и наблюдали с испугом из своих домов, как из больших крытых брезентом машин, побрякивая оружием, на землю выпрыгивают немецкие солдаты. За день до этого по деревне прошёл слух, что должны прийти немецкие карательные части, и всех жителей расстреляют, а саму Бобрышовку сожгут.
Ночью, когда в очередной раз перестрелка в лесу усилилась, в крайний от леса дом, где жила семья Ивановых, вошли немцы. Один, маленького роста, с болезненным видом и красными от постоянного недосыпания глазами, солдат посмотрел на хозяйку дома Анну и прижавшегося к ней испуганного одиннадцатилетнего Ваську.
- Матка, пистро! – проговорил он и неопределённо махнул рукой.
Не поняв, чего от неё хотят немецкие солдаты и, опасаясь самого худшего, Анна ещё сильнее прижала к себе Ваську.
- Пистро, пистро! Шнель! Зольдатен паф, паф! Хаус пф-ф-ф-ф! – немец показал рукой на потолок дома и развёл руки в разные стороны, как бы изображая взрыв. – Пистро, матка, шнель, шнель! – выставил он палец в сторону находящегося во дворе дома погреба.
Решив, что немцы собираются сжечь дом, Анна заголосила и, обхватив Ваську, побежала с ним в погреб. В погребе было сыро и холодно, но ни Анна, ни Васька холода не замечали, они всё ожидали, что скоро заполыхает их дом, но, кроме раздававшихся в лесу выстрелов, никаких изменений не происходило. Бой в лесу продолжался очень долго.
- Мам, наверное, это наши солдаты наступают, - тихо проговорил Васька. - Скорее бы они выгнали этих проклятых фрицев из нашей деревни.
          - Да разве их выгонишь?! Вон их, сколько на машинах понаехало! – как взрослому ответила Анна.
В это время сквозь выстрелы и разрывы стало доноситься мычание коровы. Анна прислушалась.
- Так это же наша Бурёнка мычит! – с тревогой проговорила Анна и бросилась к выходу, но Васька вцепился в мать обеими руками.
- Мамочка, миленькая, не открывай дверь, а то вдруг какая-нибудь пуля в подвал залетит и тебя или меня убьёт, что же мы тогда друг без друга делать будем?! – быстро запричитал Васька и Анна, опомнившись, остановилась.
- Ты никуда не пойдёшь? – с испугом в голосе спросил Васька.
- Никуда, - ответила Анна. Но Васька не поверил матери, и ещё долго держал её в своих не по-детски крепких объятиях.
Стрельба в лесу прекратилась неожиданно. Только что была слышна яростная перестрелка, и вдруг всё стихло. Анна с сыном из подвала не вы-ходили до тех пор, пока дверь не отворилась и в проёме показалась фигура того самого солдата с красными глазами.
- Матка, битте! – проговорил он.
Был уже полдень, немцы стояли небольшими группами и о чём-то оживлённо разговаривали, размахивая при этом руками и смеясь.
- Матка, руссишь партизанен капут! – проговорил красноглазый и заулыбался. – Капут! Паф! Паф! - поднял он вверх палец руки.
Анна с Васькой прошли в дом.
- Мам, они что, наших солдат убили? – спросил Васька.
Анна промолчала.
- А папы там не было? – не унимался Васька.
- Не говори глупостей! – строго глядя на сына, проговорила Анна. - Твой папа воюет и обязательно победит.
Не смотря на то, что дом Ивановых находился недалеко от леса, их хозяйству никакой ущерб причинён не был, если не считать того, что, испугавшись выстрелов, выскочила из хлева и куда-то убежала корова. Поняв, что без этой единственной кормилицы не выжить, Анна отправила Ваську на поиски коровы, сама же она лишний раз немцам на глаза старалась не показываться.
Походив в поисках коровы по деревне, Васька уже ближе к вечеру спустился в лощину. Ему очень хотелось сходить в лес и посмотреть на то место, где ночью шёл бой, но мать строго настрого запретила ходить ему в сторону леса.
В лощине на бревне сидели немцы и жгли костёр. После уничтожения разведывательной группы русских они были в хорошем настроении. Увидев Ваську, один из них крикнул ему. Васька подошёл, а немецкий солдат достал губную гармошку и стал на ней играть и что-то объяснять, но Васька ничего не понимал. Тогда немец усадил Ваську рядом с собой и, достав из костра печёную картофелину, протянул её мальчику. Васька был голоден и картошку взял. Она пылала с жару и обжигала ему руки. Васька стал быстро разламывать картошку на маленькие кусочки и, не очищая кожуры и золы, стал запихивать к себе в рот, и, почти не прожёвывая, глотать. Немцы захохотали и стали доставать из костра ещё картофелины и протягивать их Ваське, а один из них подарил ему свою губную гармошку.
Вскоре со стороны деревни к немцам прибежал посыльный солдат, что-то им сказал, и все находившиеся у костра солдаты поднялись и пошли в сторону деревни, кое-как объяснив Ваське, что ему нужно продолжать подкладывать в костёр поленья дров, которые лежали здесь же. По всей видимости, немцы собирались вскоре вернуться обратно. Васька так и делал. Он подкладывал дрова в костёр и смотрел на пламя, представляя себе, как в таком же пламени горели в лесу от немецких огнемётов наши разведчики. Ваське вдруг стало жалко разведчиков, жалко своего отца, который так же, как и разведчики может где-нибудь погибнуть. Жалко мать, которую немцы заставили всю ночь просидеть в холодном и тёмном подвале, жалко свою Бурёнку, которую теперь в лесу наверняка задерут волки.
От обиды и своего бессилия чего-либо изменить и как-то отомстить фашистам за те беды, которые они принесли жителям его деревни, Васька в ярости бросил в костёр подаренную ему губную гармошку. Она вспыхнула,   её металлические бока с нарисованной на них фашистской свастикой стали плавиться, и, наконец, издав последний, похожий на шипение змеи  звук, гармошка превратилась в чёрную горящую головешку.
Дровяные поленья вскоре закончились, и, испугавшись, что костёр потухнет, Васька стал ходить вокруг костра и собирать для него валявшиеся деревяшки. Вдруг он увидел в стороне от костра аккуратно сложенные немецкие снаряды и, остановившись, стал с интересом их рассматривать. Ему в голову пришла  идея: бросить снаряды в костёр. Васька прекрасно понимал, что за такую выходку немцы обязательно его накажут, могут даже и расстрелять, но отказаться от своей затеи он  уже не мог. Посмотрев по сторонам и убедившись, что его никто не видит, Васька стал носить снаряды к костру и аккуратно складывать их в огонь. «Десять»,- подсчитал он, когда последний снаряд исчез в раскалённой докрасна золе. Васька хотел уже идти домой, но в это время он услышал немецкую речь, и увидел, что к костру возвращаются немецкие солдаты. Среди них был толстый немец, что приехал в деревню на чёрной легковушке. Его Васька узнал сразу. Только на этот раз он был без очков и с перевязанной головой. Немцы что-то стали говорить толстому и показывать на Ваську и горящее пламя костра, а толстый немец в ответ кивал головой и улыбался.
- Дяденьки, мне домой пора, мамка ругаться будет, - жалобно заговорил Васька и стал медленно отходить от костра. – Поздно уже, дяденьки, меня мамка ждёт, -  но немцы уже не обращали на него никакого внимания, они о чём-то разговаривали и показывали руками на стоявший стеной тёмный лес.
Отступив от костра в темноту, Васька, что было силы, побежал домой. Когда он подбегал к своему дому, в лощине, в том месте, где горел костёр, рванули снаряды, да так, что содрогнулась земля, а над деревней что-то со свистом и шипением пролетело. Васька пулей влетел в дом, а потерявшая всякую надежду увидеть сына в живых Анна влепила ему сгоряча подзатыльник, а затем прижала к себе и со слезами на глазах, обессилевшая от пережитого, опустилась на пол.
А в том месте, где горел костёр, ещё долго со свистом и шипением, словно победный салют, взрывались и взлетали вверх уложенные Васькой снаряды. Они, оставляя в тёмном небе огненные шлейфы,  догорающими головешками медленно оседали в образовавшуюся от взрыва огромную воронку, в которой нашли своё последнее пристанище так и не победившие Ваську вражеские солдаты.