Иван Алексеевич Малышкин город не любил. Ему не нравились шумные городские улицы с их однотипными многоэтажками. Он терпеть не мог гудящие, ревущие и несущиеся мимо него автомобили. Он не любил ходить по городским тротуарам с вечно спешащими и толкающимися пешеходами, боялся спускаться в подземные переходы, где у него всегда попрошайничали неряшливые уличные музыканты и бродяги. Короче говоря, город Ивану Алексеевичу Малышкину был чужд. То ли дело его родная деревня Косолаповка с её яблоневыми садами, стылыми родниковыми водами, лиственным лесом и прохладными утренними туманами над тихой речкой Кукуевкой. В Косолаповке Иван Алексеевич родился, из Косолаповки он уходил служить в армию, здесь же, в Косолаповских яблоневых садах он вкусил сладость первого поцелуя, женился, воспитал детей, дождался внуков, а затем скромно, по-домашнему, отметил выход на заслуженный отдых. В общем Косолаповка для Ивана Алексеевича была и оставалась частью его жизни. Он и в этот раз не поехал бы в город, если бы его не заставили это сделать сложившиеся жизненные обстоятельства.
Отдав родному колхозу лучшие годы своей жизни свой опят, силы и здоровье, Иван Алексеевич являлся инвалидом второй группы, что было неплохим денежным подспорьем для его небольшой пенсии колхозника. Но недавно решением врачебной комиссии районной медико-социальной экспертизы вторая группа инвалидности ему была заменена третьей, что сразу же отразилось на его пенсии. Иван Алексеевич по этому поводу написал несколько жалоб, но ответа на них не было. Решив для себя, что его жалобы не дошли до адресата и завалялись где-нибудь на почте, он принял решение жалобу отвезти лично и передать её, как говорится, из рук в руки. Зайдя предварительно в местное отделение почтовой связи и, высказав работникам почты всё, что он о них думал, не придерживаясь при этом общепринятых норм поведения и не заботясь о культуре речи, Малышкин выехал в областной центр.
В приёмной, куда вошёл Иван Алексеевич, за столом сидела секретарь и пила чай.
- Извините за то, что отвлекаю, но я хотел бы главному врачу жалобу отдать, - немного смущаясь, проговорил Малышкин.
- Жалобы отправляйте почтой, - проговорила секретарь, даже не взглянув на протянутый ей лист бумаги.
- Я отправлял жалобу почтой, но мне никто ничего не ответил, - пояснил ей Иван Алексеевич.
- Если отправляли, значит, вам обязательно ответят, ждите, - равнодушно ответила та и, откусив кусок от бутерброда, запила его чаем.
- Мои жалобы остаются на нашей почте, их не отправляют, поэтому я сам привёз к вам жалобу, - произнёс Иван Алексеевич в тот самый момент, когда секретарь прожевала пищу и ещё раз хотела откусить от бутерброда.
- Мужчина, вы мне работать не даёте, - недовольно проговорила она, отводя в сторону руку с бутербродом. – Я же вам русским языком говорю о том, что жалобы, заявления и предложения нужно направлять почтой, - повысила она голос.
- Я вам тоже русским языком говорю, что мои жалобы остаются на почте, их не отправляют. А работать я вам даю, я же не отнимаю у вас булку с маслом, - тоже повысил голос Иван Алексеевич.
Секретарь перестала есть и злобно взглянула на Малышкина. Её глаза сузились и стали похожи на глаза кошки приготовившейся к прыжку. Иван Алексеевич тоже своим взглядом впился в её глаза, и в приёмной наступила напряжённая тишина, которую нарушил вышедший из кабинета с надписью «Руководитель главный эксперт» небольшого роста худощавый мужчина в очках.
- Товарищ начальник, - преградил ему дорогу Малышкин, - выслушайте меня, а то она меня слушать не хочет, - указал он рукой на секретаршу.
- В чём дело, вы кто такой? – спросил муж-чина у Малышкина, а затем перевёл взгляд на секретаршу.
- Он жалобу принёс. Я ему объясняю, что бы он её по почте прислал, а он… ненормальный какой-то, - сделав удивлённое лицо, ответила секретарша.
- Это я – ненормальный? – возмущённо переспросил Иван Алексеевич. – Да я почётный колхозник, пенсионер, ветеран труда, - начал перечислять Малышкин свои звания, - это ты – ненормальная!
- Успокойтесь, пожалуйста, и говорите, я вас слушаю, - дружелюбно проговорил мужчина.
- Вот я и говорю ей, что только с вами теперь буду разговаривать, а не с ней, - ещё не совсем успокоившись, заговорил Иван Алексеевич. - Я колхозник, пенсионер. Фамилия моя – Малышкин, а зовут Иваном Алексеевичем. Товарищ начальник, мне вторую группу инвалидности сняли, а дали третью. Это как же так получается? Я всю жизнь в колхозе отработал, меня бык колхозный, бугай, бодал, все рёбра мне переломал, насилу я от него вырвался, а теперь мне вместо благодарности - третью группу и живи, как хочешь? А пенсия? Разве это пенсия? Разве можно нормально прожить на три тысячи рублей? И эту кровную мою пенсию теперича дербанить начали. Да нас, бывших колхозников, во всей Косолаповке всего трое осталось. Я, бабка моя да Маруська - доярка…
- Хорошо, хорошо, я вас понял, - перебил его мужчина. – Надежда Александровна, примите у товарища жалобу, зарегистрируйте и передайте мне лично, - сказал он секретарю и направился к выходу из приёмной.
- А Маруська – доярка живёт побогаче, чем мы с бабкой моей, - идя следом за мужчиной продолжать говорить Малышкин. - Самогонкой потому что торгует. В последнее время совсем обнаглела, начала самогон водой разбавлять. Вот у кого надо пенсию раздербанить, а не у меня, - продолжал говорить Малышкин, хотя мужчина уже вышел из приёмной.
Секретарь, которую звали Надеждой Александровной, выражая недовольство, отложила в сторону недоеденный бутерброд, отставила чашку с чаем и взяла у Малышкина жалобу.
- Ходят все и ходят, только работать мешают. И что вам всем тут надо? – вполголоса говорила она, делая запись в регистрационный журнал.
Прежде чем отправиться в свою деревню Косолаповку Иван Алексеевич пошёл в универмаг, чтобы купить внуку Мишке наушники для аудиоплеера. Наушники Мишка просил не простые, а с колёсиком для регулятора громкости звука, точно такие же, как у его друга Витьки. Подойдя к зданию универмага, Иван Алексеевич остановился в нерешительности, увидев перед собой вместо при-вычного кирпичного двухэтажного строения, новое здание, отделанное белым пластиком с тёмными зеркальными окнами современного торгового центра. Походив несколько раз туда и обратно через автоматически открывающиеся двери, Малышкин вошёл в огромный мраморный вестибюль и нашёл нужный ему отдел. За прилавком стояла молоденькая продавщица, одетая в белую рубашку и синие джинсы. На её шее красовалась золотая цепочка с кулоном, на пальцах рук были надеты персти и кольца, в ушах переливались огнями золотые с изумрудными камнями серьги, а завершал драгоценные украшения маленький пирсинг, который красовался над её верхней губой. Безразлично смотря куда-то вдаль, продавщица жевала жевательную резинку. «Должно быть, дочка каких-нибудь богатых родителей, вот только, видать, неряшливая - семечки лузгает, а очистка к губе прилипла», - подумал Иван Алексеевич, приняв пирсинг за очистку от семени подсолнуха.
- Что вам? – спросила продавщица, не переставая жевать.
- Дочка, мне нужны наушники, но такие, на которых можно громкость колёсиком регулировать, - сказал Малышкин.
- Это как? – после недолгого молчания спросила продавщица и, перестав жевать, удивлённо по-смотрела на Ивана Алексеевича.
- Как же тебе объяснить-то получше? - задумчиво проговорил Малышкин. – Понимаешь, дочка, есть такие наушники, у которых имеется колёсико для регулятора громкости…
- Вы что? – засмеялась продавщица и вновь начала жевать жевательную резинку. – Таких наушников не бывает, вы меня, наверное, разыгрываете?
- Ну, как же так не бывает? Очень даже бывает, - удивился Малышкин неосведомлённости молоденькой продавщицы. – Вот у Витьки, друга моего внука Мишки, имеются такие наушники.
- Ну, я даже не знаю, - нерешительно произнесла продавщица, - сейчас посмотрю.
Она взяла табурет, пододвинула его к полке с товаром и влезла не него, при этом Иван Алексеевич обратил внимание, что джинсы у неё на коленях рваные и одеты очень низко из-за чего была видна верхняя часть её ягодиц. Смутившись, Иван Алексеевич отвёл взгляд в сторону. «Надо же, на пальцах кольца золотые носит, а портки себе новые купить не может. Одно слово – неряха!» - вновь подумал он.
- Может быть, такие наушники вам нужны? – спросила продавщица, протягивая Ивану Алексеевичу небольшую коробочку.
- А колёсико на них имеется? – спросил Иван Алексеевич.
- А я почём знаю? - вновь пожала плечами продавщица. – Нам товар распаковывать не разрешают.
- А как узнать-то? – спросил Иван Алексеевич.
- А я почём знаю? – пожала плечами продавщица и, глядя на Малышкина, начала надувать губами жевательную резинку. Вскоре она разрослась до размеров небольшого детского воздушного шарика и, издав хлопок, лопнула.
Иван Алексеевич не стал покупать, как он выразился «кота в мешке», и перед тем, как уйти, подозвал к себе продавщицу. Та протянула к нему через прилавок голову, и Иван Алексеевич наклонился к её уху.
- Дочка, ты штанишки-то себе новые купи, а то эти совсем разорвались на коленках, да к тому же они тебе малы стали. Попку-то всю почти видно было, когда ты на стул встала. И семечку с губки сними, а то сама-то вон какая красивая, а семечка засохшая всю твою красоту портит, - почти шёпотом проговорил Иван Алексеевич.
- Да вы что? – засмеялась продавщица. – Сейчас так модно брюки носить, а это не семечка, а пирсинг, его тоже носить модно.
«Это что же за мода такая пошла? В рваных штанах ходят, да к тому же перстни в губы как дикари вставляют! Неужели родители не видят, что их детки, словно мартышки в зоопарке, голые задницы людям показывают? Взять бы вожжи, да вожжами теми их голые задницы отстегать. Совсем стыд потеряли. И вправду в народе говорят: бес показал моду, а сам похихикал и нырнул в воду», - мысленно рассуждал Иван Алексеевич, отойдя от прилавка.
В вестибюле торгового центра он увидел парня, который был одет в яркую красную рубаху, голубые шорты и жёлтые в полоску гольфы. Обут он был в белые кроссовки, на его голове была надета светлая летняя кепка, из-под которой выбивалась длинная чёрная косичка. В мочках его ушей блестели серьги. Но не серьги привлекли внимание Малышкина и не заплетённая косичка. Парень был в наушниках, от которых шёл тонкий провод с колёсиком для регулятора громкости.
- Молодой человек, - обратился к нему Малышкин, - скажи, пожалуйста, где ты такие наушники с колёсиком купил?
Парень медленно повернулся к Ивану Алексеевичу. Его глаза были наполовину прикрыты веками, и Ивану Алексеевичу показалось, что парень стоя засыпает. Он немного приподнял веки и взглянул на Малышкина полусонным взглядом.
- Тебе, дед, чо, колёса нужны? – как-то неестественно, словно нараспев, спросил парень.
- Нет, мне нужны не колёса, а наушники с колёсиком, как у тебя, - проговорил Малышкин, указывая на наушники.
- Тебе чо, всего-навсего одно колесо нужно? – спросил парень и его глаза вновь начали слипаться.
- Ты меня не понял…, - начал было объяснять парню Малышкин, но его перебил подошедший к ним другой молодой человек.
- Чего тебе, старче? – также нараспев спросил он.
- Прикинь, Гарик, этому деду колёса нужны, - медленно проговорил парень с наушниками.
- Я у твоего друга хотел узнать, где он наушники с колёсиком купил, а он меня не понял, - начал объяснять Иван Алексеевич подошедшему Гарику.
- Ты что, старче, из ментуры? – оглядываясь по сторонам, спросил Гарик.
- Я из Косолаповки. Мой внук Мишка хочет такие же наушники, как у твоего друга.
- «Косолапый» – это погоняло такое или фамилия? Что-то я не знаю такого Мишки, - проговорил Гарик.
- Да нет, ты тоже меня не понял. Мишка – это мой внук, а Косолаповка – это моя деревня.
- Гарик, что-то я никак не доеду, что этому деду от нас нужно? – произнёс парень в наушниках.
- А тут и ехать никуда не надо, - проговорил Гарик, обращаясь к своему другу. - Старик нам тут про Мишку Косолапого пургу гонит, а у самого на уме свои порожняки - «яму» он хочет «засыпать». Я тебе сразу сказал, что этот старик из ментуры, - подытожил Гарик и, схватив своего друга за рукав, потащил его к выходу, - пошли отсюда.
«Какие-то парни странные», - подумал Иван Алексеевич и вышел из супермаркета. На улице стоял удушливый запах горячего асфальта, автомобильных выхлопных газов и чадящих заводских труб. Мимо него медленно, не обращая ни на кого внимания, обняв друг друга, прошли Гарик и парень в наушниках. «Тьфу!» - сплюнул Иван Алексеевич то ли от того, что вдохнул в себя едкий городской воздух, то ли от увиденного и, круто развернувшись, зашагал в сторону автовокзала.
Спустя три часа Иван Алексеевич Малышкин вышел из автобуса на своей остановке и, пройдя вдоль леса, остановился на опушке. В воздухе пахло свежестью, зелёной листвой деревьев, скошенным сеном, мёдом и спелыми наливными яблоками. Внизу под косогором шелестела своими лазурными водами тихая речка Кукуевка, на берегах которой раскинулась его родная деревня Косолаповка.