Два часа Алексей Муратов

Алексей Муратов 2
ДВА ЧАСА.
   
   Водитель нажал на тормоз так резко, что Владимир, не успев никак среагировать, едва не выбил головой лобовое стекло.
   -Ты что? - зашипел он, хватаясь за моментально выросшую на лбу шишку, в которой
   что- то билось и пульсировало. Дальше говорить что- либо не имело смысла, водитель
   ужом выскочил через едва приоткрытую дверь и сноровисто пополз через дорогу к кювету.
   -Что это с ним? - успел подумать Владимир.
   -Дзень, - раздался знакомый звук и на боковом, ближнем к Владимиру стекле, образовалась вторая аккуратная дырочка.
   -К машине! - именно таким, каким надо голосом скомандовал он и, мысленно матерясь,
   вывалился из машины и, огибая ее, пополз в сторону водителя. Разгрузка зацепилась за что
   то на дороге и пока Владимир осознал, в чем дело, двое солдат из милицейского батальона уже смотрели на него из кювета, огромными, в пол- лица, глазами.
   -Вас не ранило, товарищ подполковник? - спросил один из них, когда Владимир, наконец, оказался рядом с ними.
   -Да нет вроде, а что? - удивился Владимир.
   -Долго вы что- то, вот мы и подумали...
   -Пустое! - оборвал его Владимир, - Все целы? Водитель оторвал ото лба окровавленные руки и придвинулся ближе к подполковнику.
   На лбу красовалась огромных размеров царапина.
   -Жить будешь! - утешил его Владимир. - Вскользь, по касательной. Надо бы йодом залить...
   -В машине йод, - откровенно плача ответил водитель.
   -Что? Испугался? - спросил сочувственно Владимир.
   Водитель замотал из стороны в сторону, а затем часто закивал головой.
   -Вот блин! Не было печали! - загрустил Владимир, представив со стороны создавшуюся ситуацию. Трое солдат - мальчишек, УАЗ на дороге, снайпер в "зеленке" и он, как неотъемлемая часть пейзажа. В машине остались рация, автомат водителя и еще куча
   вещей, без которых могло прийтись тяжело. До УАЗа было рукой подать, метра четыре. Даже дверцы открыты. Однако на этих считанных метрах дежурила смерть.
   -Хватятся нас часа через два, - размышлял Владимир, - еще через полчасика вышлют
   группу. Та пойдет обычным маршрутом и сюда не заглянет. Выход один. Подождать пару часов и поднять стрельбу. Либо броситься к УАЗке, завести ее и попытаться смыться.
   -Эй! Кто заметил откуда он садит? - обратился он к бойцам. Двое из прикрытия пожали плечами. Лица их были покрыты потом. Южное солнышко здорово старалось над их синей милицейской формой. Посоветовать им снять бронежилеты Владимир не решился, черт знает
   что на уме у этого снайпера. Да и один ли он? Если не один, тогда почему их после остановки попросту не изрешетили? Хотят взять живыми? Тогда почему уже минут десять никаких действий? Да и время для нормальной засады нетипичное, десять утра. Да и место?... Стоп! Место? Федералы появляются здесь крайне редко. Он и сам, внезапно дав команду ехать по этой дороге, машинально отметил тогда: - и за каким ... меня сюда понесло? Опять судьба в камуфляже начала командовать им, забавляясь, глядя на то, как он решает подброшенные ею задачки. Слегка оправившись от шока, водитель, не отрывая ото лба левую руку, правой внезапно потыкал в сторону "зеленки". Стало понятно, что момента выстрелов не видел никто. Владимир осторожно выглянул из кювета и по следам УАЗика определил начало торможения, представив положение свое и водителя, прикинул.
   -Вот тот бугорок, метров сто-сто двадцать, чуть правее...
   -Дзинь! - посыпалось вдруг правое зеркальце УАЗа.
   -Точно один! Прижал скотина! Дает понять чтобы не дергались. Им, наверное, УАЗ нужен,
   а мы постольку - поскольку.
   Несмотря на жару по спине пробежал холодок. Владимир представил, как к ним сквозь "зеленку" приближаются боевики.
   -Окружат, перещелкают. Или еще того хуже. Подобьют. Подождут, пока истечешь и в плен...
   -Так! Войска! Ты слева, ты справа! Я попробую обойти его и шугануть. Стрелять только одиночными и только прицельно. А то знаю я вас, чертей. Если там или там поднимется стрельба... - Владимир показал рукой, - начинайте долбить около вот того дерева и плавненько вправо. На дорогу не лезть. В случае чего отходите по моим следам. Все ясно?
   Бойцы нехотя кивнули. В их глазах Владимир явственно прочитал:
   -Бросаешь, сука!
   Он вздохнул и закурил, не предложив сигарет солдатам, по привычке выдыхая дым медленно вниз, пряча сигарету в кулаке.
   -Все! Я пошел! - сказал он и аккуратно втер окурок в землю. Слово "пошел" к данному случаю подходило мало. Пришлось, по туманному определению строевого устава, ползти "на получетвереньках". Метров через пятьдесят Владимир чувствовал себя так, как будто только что в одиночку разгрузил вагон железобетонных конструкций. До желанного поворота оставалось еще метров двести. Пот стекал сквозь хэбэ, в горле саднило. На открытые участки кожи то и дело шлепались какие-то насекомые. Сосредотачиваться на ощущениях было опасно. Можно было начать жалеть себя, и в противовес происходящему Владимир начал мысленно напевать "Утреннюю гимнастику" Высоцкого. Помогало мало и, преодолев еще метров сто, уткнувшись обессилено в траву, с трудом переводя дыхание он тут же едва не закричал от резкой боли. Деловитая оса, только что изучавшая его бровь , от испуга разрядила прямо в веко свое жало. Глазу стало горячо. Мир сузился.
   -Ну что за день сегодня? - застонал Владимир. Однако надо было ползти, и он пополз.
   Бугорок с предполагаемым снайпером, в конце - концов, скрылся из глаз и Владимир, остро чувствуя свою неуклюжесть, рискнул перебежать на другую, нужную, сторону дороги. Там он отдыхал минут десять, позволив себе даже закурить, хотя курить вовсе не хотелось. Затем очередной раз заставил себя встать и, прижав к плечу приклад автомата, пошел, забирая влево и чутко прислушиваясь. Продвигаться в кустарнике было неудобно. Правый, полу ослепший глаз нестерпимо болел. Левым приходилось смотреть и вперед и под ноги. Сделав приличный, метров триста, крюк, Владимир практически подошел к предполагаемому месту лежки снайпера. Кусты впереди стали редеть, хотя, по его прикидкам, к дороге выходить было пока рано. Он вышел к границе кустарника с практически открытым местом и в нерешительности остановился. Адреналина в крови было с избытком. Пульс стучал в висках так оглушительно, что Владимир почти всерьез начал опасаться что его грохот услышит кто- то еще. Отступив несколько шагов назад, вкладывая в каждый шаг всю свою осторожность, Владимир пошел по границе кустов и поляны, вбирая в себя все; звуки, запахи, игру теней и особенно то- шестое, чувство. Услышав посторонний для этого мира звук, он замер, пытаясь определить его источник. Звук был знаком до боли, но никак с окружающим не вязался, более того, был ему чужд настолько, что мозг просто блокировал любые ассоциации. Привычно подавив в себе страх, Владимир аккуратно извлек из кармана разгрузочного жилета гранату и перехватил автомат в левую руку. Спустя минуту звук повторился. Владимир, наконец, осознал, что это был за звук - шелест бумаги.
   -Два - три метра! - мысль обожгла сознание, - граната не поможет, осколками зацепит.
   Он вложил гранату в разгрузку и вытащил нож. Нож выглядел грозно, видом своим успокаивал и это несмотря на то, что Владимир в своей жизни резал этим ножом только хлеб, даже огурцы резать не рисковал, боялся, что лезвие потемнеет.
   -На счет три бросаюсь вперед. Если лежит - падаю сверху, бью ножом в шею. Если стоит - бью в корпус, пониже ребер. Помоги господи! Раз! Два! Три!!!
   Владимир рванулся через кусты и через секунду оторопел. На небольшой лужайке перед ним лежала женщина. Кроме трусиков на ней не было ничего. Женщина лежала на животе и читала. В следующую секунду Владимир увидел рядом с ней СВД на сошках и обычный армейский ПМ, лежащий рядом. Запрограммированное на бой тело действовало без участия сознания. Горячее тело под ним затрепетало, но он держал его крепко, вталкивая и поворачивая нож в шее снайпера. Наконец женщина замерла. Владимир сполз в сторону. Его долго и мучительно рвало. Вокруг было тихо. Владимир, стараясь не смотреть на женщину, собрал все что было рядом с ней. Фотоаппарат с мощной оптикой, оружие, даже книгу стихов Гумилева. Не спеша обыскал карманы камуфлированных брюк, но как и ожидал не нашел в них ничего кроме грязного носового платка. Обыскивать курточку он побрезговал, та была залита кровью. Владимир сел, и ногой, за несколько раз, перевернул тело на спину. Первое, что бросилось в глаза - уродливый шрам кесарева сечения...
   
   В том небольшом военном городке под Саратовом, куда однажды забросила его военная судьба, была только одна школа. Его, Владимира, тогда еще только старшего лейтенанта, командир части назначил вести в этой школе стрелковый кружок, освободив, даже, притом от некоторых обязанностей по службе. Владимир крепко закладывал после Афганистана и по размышлению командира, работа с детьми должна была удержать молодого офицера от начинающегося алкоголизма. Командир оказался прав. Владимир стал пить меньше. Стыдно, когда дрожат руки и воин - интернационалист стреляет хуже своих воспитанников. Ее звали Марина, девятиклассница, дочь майора, начальника КЭС их полка. Яркая брюнетка, голубые, почти синие глаза, точеная фигурка. Про нее ходили разные слухи. Говорили, что в свои шестнадцать Марина уже стала причиной двух разводов. Говорили, что те двое, бросив своих жен, почти стрелялись из-за нее на дуэли и если бы не особый отдел, как всегда знавший все и обо всех, старлей - зенитчик или капитан - танкист лежал бы сейчас под крашеной звездочкой. Что про нее говорили еще, Владимиру было безразлично. В ее присутствии он просто терял дар речи или выражался настолько косноязычно, что та, чувствуя его смущение, то забавлялась, то злилась. Она регулярно посещала кружок, уверенно выполнила норму первого спортивного разряда, что для Владимира было в то время недосягаемо. Однажды она осталась после занятий и Владимир, наконец, понял тех офицеров, писавших "в моей смерти прошу никого не винить" и менявшихся пистолетами.
   -Выходи за меня замуж, - сказал он ей тогда. Она долго смотрела ему в глаза и, не ответив, ушла.
   
   Из проколотой шеи все еще сочилась кровь. Владимир натянул на послушные ноги трупа брюки, приподняв поочередно за плечи, надел и застегнул курточку. Долго, ножом и руками рыл небольшую могилу. Спихнув в нее труп, вырвал из фотоаппарата пленку, разбил с третьего удара объектив фотоаппарата. Вытащил из винтовки затвор. Разобрал пистолет и бросил его вместе с затвором в кусты. Положил в могилу фотоаппарат, кроссовки и винтовку, машинально сосчитав царапины - зарубки на прикладе. Немного поколебавшись, положил туда же томик Гумилева. Закопал могилу, долго не решаясь сыпать землю на мертвое лицо. Затем встал и просто пошел в сторону дороги.
   -Вжик! - одновременно с выстрелом услышал он пение пули.
   -Вжик! - еще раз и совсем рядом.
   -Стреляет кто - то, в меня вроде. Упасть надо! - тяжело, как груженый железнодорожный состав, проехало в голове. Он машинально поднял руку вверх и не опускал ее пока не подошел вплотную к УАЗке.
   -Товарищ подполковник! Ну что там? Вас два часа не было! - почти кричал ему один из бойцов.
   -Ничего! Гильзы стреляные только. Нет никого... Заводи, поехали! - как сквозь вату слыша самого себя, ответил он. В дороге он молчал, оживленные голоса солдат сливались в однообразный гул. Не получив очередной раз ответа на свой вопрос один из солдат, показывая на подполковника, покрутил у виска рукой.
   По возвращении в комендатуру Владимир доложил о прибытии, вышел в курилку, сел, дослал патрон в патронник и, положив подбородок на ствол автомата, нажал на спуск...
   При отправке личных вещей его родственникам кто - то выбросил в сторону грязный носовой платок, найденный в кармане разгрузочного жилета...
   
   октябрь 2001 г.